Смерть всегда отвратительна. Даже без подробностей. Разум мечется, пытаясь осознать неизбежное, ища выход там, где его нет и больше не может быть. Последние минуты, когда тело уже конвульсивно дернулось и замерло, сознание еще теплится где-то в глубине мозга, сужая зрение до туннельного, а слух превращая в искаженную мешанину звуков вокруг. Разум Лаитан тоже метался. Ужас и страх, охватившие рассудок, сломали границы искаженного болью и болезнью мозга, на краткий миг вернув четкость восприятия и осознания. Но тут же вместо Морстена рядом встал Крес. Он опустился на колени, словно зверь, и положил косматую голову на грудь Лаитан, слушая, как из нее выходит жизнь.

Звуки аварийной системы разорвали замершее стеклянное пространство, расколов его на острые осколки звуков и цветов. Разлетевшиеся во все стороны, они градом осыпались под ноги выживших и собравшихся в зале управления, заставив пригнуться и даже закрыть уши руками. Лампы мигали всеми цветами, пол задрожал и заскрипел, а саркофаг с телом Лаитан разом захлопнулся, потемнев и ухнув в пол, провалившись куда-то вниз.

Оставшийся стоять Морстен глупо смотрел на окровавленное лезвие оружия в своих руках, словно не мог поверить в содеянное. По его лицу трудно было что-то прочесть, но руку он опустил не сразу. Системы взорвались оглушительным ревом, когда из динамиков послышался каркающий смех Посмертника. Он вещал что-то о своем величие, разуме и порядке, пока Гравейн медленно шел прочь, намереваясь покинуть это место. Искусственное сердце стукалось о ребра, едва не ломая их, но он упорно переставлял ноги по направлению к шахте лифта. Оставаться здесь было для него совершенно ненужно. Перед ним возник Кресс, и Морстен с такой ненавистью уставился на него, что искин даже отступил. Морстен сделал шаг к нему, сжимая бесполезный против искина меч. На третьем шаге он запнулся, осознавая, что сердце работает неровно. Пропустив удар, оно замерло, и Морстен потерял сознание, не добравшись до Креса всего один шаг.

— Я переиграл вас всех! — громоподобным голосом орал Посмертник. — Я переиграл даже великого Варгейна Креса!

Голограмма безопасника, подёргиваясь от черных всполохов огня, пробегающих по его изображению в реальном времени, пожала плечами и отошла в сторону.

Посмертник заткнулся на полуслове, когда энергия ковчега разом перестала поступать на все системы…

«Зафиксирована смерть капитана Литан, — сообщила система в пустоту саркофага. — Смерть капитана… смерть капитана… внимание! — возвысился голос системы. — Нарушение первичного протокола формирования! Смерть капитана не допустима! Система перезагружается в автоматическом режиме. Извлечь запасные копии информационных блоков, стирание имеющихся матриц в задействованных кристаллах, загрузка новых данных, загрузка новых данных, загрузка новых протоколов, загрузка новых протоколов… загрузка завершена. Система включается в тестовом режиме».

Истекающий гнилью Посмертника золотой колосс дёрнулся, распадаясь на миллиарды искр, и сформировался снова через минуту реального времени. Серебристый навигатор тоже последовал его примеру. Новое изображение Литана, уже без любых поражений, повернуло исполинскую голову к аватару навигатора. Тот согласно кивнул. Искины пропали из реального пространства, уходя в цифровые копии и начав процедуру новой загрузки из запасников системы. Кресс, запрокинув голову, смеялся. Его беззвучный смех продолжался даже тогда, когда он распался на составляющие цифровые обрывки, мигнувшие в свете включившихся панелей зеленоватым светом. Варгейн больше не появился. Валявшийся на полу Ветрис, дёрнувшись, обмяк. Его тело тут же подхватили манипуляторы судна, унося в медблок, где ему предстояло снова воскреснуть через некоторое время. Новая копия клона навигатора будет очищена от скверны Посмертника-Пеленгаса. Система учтет данные, собранные в процессе пути до ковчега.

Варгейн Крес, сумевший вытащить запасные данные и кристаллы, в которых они были, подготовил в ковчеге последний шанс избежать захвата, запрограммировал систему таким образом, чтобы та после физического прекращения жизнедеятельности Литан запустила общую перезагрузку систем в безопасном и тестовом режимах. Тогда не включались основные, готовые к работе, хранилища данных, а сами данные подгружались с новых носителей, любезно собранных и убережённых от Посмертника и его порчи Варгейном.

Лаитан умерла. И едва система пискнула прямой линией сердцебиения, как ковчегу не оставалось ничего иного, как перезагрузить систему. И тогда вся игра Пеленгаса перестала иметь значение. В новой системе судна больше не было порчи и изменённых кристаллов, а с таким трудом вырванные и спасённые данные встроились в кристаллы из других источников.

Крес смеялся в цифровом пространстве, когда тело Морстена укладывали на стол в автоматическом отделении медблока. Живое сердце самого Креса, до сих пор хранящего своё тело в глубокой заморозке после последней попытки оставить потомков, должно было оказаться в груди его сына через несколько часов. Сам Крес знал еще пять сотен лет назад — ему больше не надеть белковую оболочку, изношенную и потерявшую связь с реальностью окончательно.

Крес смеялся, наслаждаясь бешенством исчезающего из системы Посмертника, и утирал слезы, которых не могло быть в его виде, но которых ему так не хватало все эти годы.

Безопасник принял привычную для себя при жизни форму, облачившись в черные одежды, и молча наблюдал за подготовкой к операции своего потомка. Гравейн Морстен думал, что его лишили возможности чувствовать, избавив от настоящего сердца, заставив демонстрировать всем кусок железа в груди. Как будто бы отсутствие какой-то мышцы в теле могло помешать ему чувствовать привязанность или глубокое уважение!

Он не понимал этого. Так что пусть теперь он проживёт остаток дней с тем куском плоти, о котором так скучал. Это все равно не изменит его отношения к себе, Лаитан, миру и новой дороге. Впрочем, такое жестокое разочарование ему только предстоит. А пока… пока Крес сделает все возможное, чтобы его живое сердце послужило еще немного. Хотя бы затем, чтобы Морстен понял: для того, чтобы слышать — не нужны уши, а для того, чтобы жить, не нужно сердце. Поделиться душой Варгейн Крес не мог.

По его сигналу горцы ловко и стремительно подходили к собравшимся людям и с силой нажимали на точки на их телах. Люди начали падать вниз, оседая на пол и оставаясь на нем без сознания. Некоторые, включая и дварфа, попытались сопротивляться, но горцы знали свое дело. Пока одни выключали сознание людей, не разбираясь, у кого какая кровь, другие, повинуясь приказу Семь Стрел, шагнули к панелям в стенах, активируя скрытые резервные контуры энергии. Запасные батареи дали поток силы, и уже через несколько минут всех унесли в располагавшиеся ниже отделения медчасти. Там людям предстояло подождать, пока система сделает свое дело, подлечит их и погрузит в милосердный сон без сновидений. Очнувшись, они не вспомнят последних мгновений перед тем, как оказались в новом месте.

Объяснения воспоследуют, но позже. Сейчас не до них.

Семь Стрел сощурился, вглядываясь в прямую линию на небольшом мониторе капитанского пульта, отражавшем состояние Лаитан. Линия дернулась. Раз, другой… брови горца поползли вверх от удивления, на губах появилась легкая улыбка.

— Давай, сестренка, борись до конца, — шепнул он. Потом, отвернувшись, чтобы не видеть исхода дела, он решительно сдернул с себя длинную куртку и закатал рукав рубахи на правой руке. Сунув ее до самого плеча в углубление рядом с креслом для второго пилота, он четко произнес:

— Системе принять пробы. В ответ его кожу пронзили иглы, вгрызавшиеся в плоть с таким остервенением, будто желали сожрать горца до последней косточки.

— Капитан Литан, ваш код принят, — оповестила система. Ноа Литан улыбнулся шире, рывком вытаскивая руку из ложбинки, и обводя взглядом рубку. Его люди, посвященные в тайну его происхождения, молча смотрели на него, ожидая приказов. За спиной мигала красными и оранжевыми всполохами линия жизни Лаитан.