Спустя несколько часов Трастильское войско было разбито.

Плохое, тяжёлое время наступило. Беда обрушилась на Трастильскую землю, с каждым днём всё больше несчастья принося её народу. Пылали города, замки, деревни и поля, люди не хотели воевать, оставались в домах или прятались в лесах и пещерах, предпочитали сдаться на милость победителям, которые, видя в том свою выгоду, оставляли мирное население в покое, едва оттуда уходило королевское войско. Западным территориям Трастилии смена власти была не в новинку, и полки второго маршала оставались без поддержки, панически отступая, провожаемые насмешками. Сражений было мало, но войско редело — солдаты разбегались. Пала линия обороны Западных гор, Агунт, Коронг. Югоск оставили без боя, Бриана оказалась в кольце врага. Гисбулт стал лагерем у стен Трастилинобурга. Оставив мощные рыцарские конные отряды, всю прочую конницу и тяжёлую пехоту на равнине со стороны Южных Ворот, герцог с отрядами лучников и лёгкой пехотой углубился в леса, намереваясь осадить столицу. Королевский двор охватил ужас, его величество вместе с женой и небольшой свитой покинул уединённый замок в окрестностях столицы.

Под торжественный рёв труб и отнюдь не праздничные взгляды горожан он проследовал в Капитолий — гигантский дворец-крепость в центре столицы, где и был любезно встречен придворным обществом, и тут же, не теряя времени, принялся запивать вином, заедать изысканными кушаньями свою, впрочем, довольно-таки слабо выраженную тревогу за будущее государства. Капитолий сотрясали балы и обеды, высший свет развлекался, недоумевая… И за всем этим немногие придворные разглядели странную деталь, в другое время давшую бы повод для целого роя слухов и сплетен: епископ пропал. Он, всегда и всюду неизменно сопровождавший короля, ревностно примечая любые мелочи, вынюхивая тайны и сговоры, ухитряясь не оставлять без внимания любого мало-мальски сомнительного дворянчика. Он, который всюду нёс страх виселицы и костра, без каких либо скидок на титул и заслуги…

Впрочем, вместе с епископом исчез и маршал, человек, в такое тревожное время особенно значимый.

Но чего не слышали уши придворных, то знают стены Чёрной башни. Чёрная башня… Таинственное название. Однако, ничего в ней чёрного и таинственного, особенно, если смотреть снаружи, нет. Башня, как башня — серый каменный цилиндр метров двадцать пять в высоту, с площадкой на вершине, окружённой массивными зубцами. Она стояла чуть в стороне от основных построек королевского замка, и смотрелась как-то неуклюже в этой удалённости.

В лунные ночи башня и в самом деле выглядела жутковато, когда остальные здания будто приседали, уменьшались в размерах, она вырастала, далеко отбрасывая тень, казалась даже не башней, а исполинской статуей, застывшей фигурой сказочного великана, которого вот-вот пробудит колдовской лунный свет, оглушительно треснет камень, и тяжёлые шаги сотрясут равнину…

Днём наваждение исчезало, башня равнодушно смотрела на мир редкими, бессмысленными бойницами.

Мало кто ходил в Чёрную башню, посторонним казалось, она влачит бесполезное существование и зимой и летом, только хранились в ней кое-какие ценности казны (совсем незначительные), да архив покойного короля. Может, и нашёлся бы какой-нибудь любопытный или вор, много слухов о башне ходит, и охраны возле дверей не видно — да только известно, что следят за дверью денно и нощно шпионы епископа, боже упаси навлечь на себя беду, даже приблизиться к башне — и то боязно!

Был, говорят, в башню потайной ход, ну, да это совсем уж из области страшных легенд…

…Пасмурное небо провисало, по площади ветер носил пыль, какие-то тряпки, перья, играя миниатюрными смерчиками. Людей — никого, полдюжины грачей чего-то выискивали на ещё тёплой от солнца мостовой. Из парадного входа замка вышел человек, настороженно огляделся, запахнулся поплотнее в серый плащ, пересёк наискось площадь, направляясь прямо к Чёрной башне, торопливо вытащил из кармана ключ, отпер дверь. И прежде чем скрыться в тёмном проёме, оглянулся на замок, сделал кому-то невидимому знак рукой.

Сразу же за дверью вошедшему в башню открывалось два пути, один наверх — лестница с перилами, вся затканная густой паутиной с хлопьями едкой пыли. Другой вниз, в подземелье — узкий, крутой ход опасный неожиданными поворотами и провалами на месте некоторых ступеней. Там, над землей, хоть какой-то лучик света проглядывал в бойницы. Внизу — только мрак и сырость. Тесные коридоры с плесенью на стенах, ни звука, ни огонька, и кажется — камень слушает незваного гостя, всё помнит и ждёт, чтобы услужить потом хозяину.

Человек спустился на пару ярусов ниже уровня земли, освещая дорогу масляным фонарём. Переходы изгибались, ветвились всё чаще, и с некоторого момента, не доверяя себе, человек привязал к кольцу в стене шелковую нить. Возле каждой развилки он останавливался уже надолго, то ли вспоминая, то ли определяя верное направление по каким-то тайным приметам.

Наконец, он встал перед невысокой дверью из красной меди. Отперев замок, человек попал в маленькую комнату, со столиком посередине, мягким креслом и окованным сундуком. На краю столика стоял канделябр, свечи на котором были тут же зажжены, после чего человек закрыл дверь изнутри. Сняв тяжёлый плащ, человек уселся в кресло, вытянул ноги и расслабился на две-три минуты.

Потом он достал из кармана в плаще фомку, сосредоточенно осмотрел сундук и одним движением, как опытный взломщик, сорвал крышку, откинувшуюся под действием спрятанного внутри механизма.

Из сундука извлеклась стопка бумаг. Прочитав надпись на первом листе, человек стукнул кулаком по столу, коротко и неразборчиво воскликнул. Потом он замер, прочитав ещё несколько строчек, снова прошептал что-то, вроде: «Я говорил, лучшего места для наших бумаг, чем его же собственная берлога, не найти! Он наверняка ходит мимо них каждый день… Но вот, ты, Рид, в кандалах, а бумажки — они здесь, в целости, и никто их не трогал, никто, вся пыль тут как тут, всё целёхонькое, ни одна не пропала… Бедный Рид, ты обречён, а я стал единственным хозяином бумаг „Чёрного ворона“. Жизни сотни дворян королевства — у меня в руках, они мои, да уж…»

Шепот человека время от времени прерывался хриплым смехом вперемешку с кашлем, пока наконец, успокоившись он не достал откуда-то из тайника в углу большую бутыль. Приложившись к ней, человек умолк. Стало тихо. До жути. Чёрная башня вдруг начала проявлять то свойство воздействовать на людей, о котором ходили легенды — и очередная жертва зачарованного подземелья поддалась ему. Да и кто из незваных гостей мог избежать уготованного? Однако, этот человек оказался из крепких. Лоб его покрылся испариной, но человек тут же взял себя в руки, погрозил пальцем тьме, и снова углубился в чтение бумаг. Прошло около пяти минут, как вдруг…

В гробовой тишине послышался слабый, но отчётливо различимый, тонкий крик, полный боли и отчаяния. Крик повторился раза четыре и смолк. Охваченный дрожью, человек вскочил, нечаянно погасив свечу.

— Тысяча шакалов! — выругался он, пытаясь голосом взбодрить себя. Но помогло это мало. Страх уже леденил руки, а человек знал — после таких симптомов начинается быстрое развитие сумасшествия — сила башни ломала любого. Скорее вон отсюда!

Епископ неистовствовал. После крупной удачи — отъезда короля со свитой и отлично начатой кампании (если всё случится, как задумано, власть над всей планетой ему обеспечена) — такая мелкая неприятность другого лишь на минуту бы огорчила. Но Бульони привык уделять внимание мелочам — его шпион, следивший за Чёрной башней, оказался мёртвым на своём посту. Личный врач его преосвященства установил, что несчастного отравили. Кто-то посмел пойти против епископа и успел опасно развить преступные планы.

Уже спустя час принесли второе известие — в Чёрной башне был неизвестный в плаще. Епископ побелел. Из его личной псарни доставили собаку-следопыта, гордость королевского егеря, содержавшуюся в отдельных, секретных помещениях. Собака взяла след. С дрожью во всём теле епископ следил за поведением пса и, увидев, что тот уверенно направляется к одному из флигелей замка, засмеялся в яростном предвкушении расправы. Следопыт остановился у чёрного входа помещений, занимаемых маршалом Кронгом…