Уиллоу глянула в ближайший иллюминатор. Пустое, странно бесцветное пространство. Опять перевела взгляд на мужчин — и вдруг ее затопила дикая дисгармония цвета и звука, бесчисленные омерзительно реальные ощущения — первобытные, непристойные, устрашающие — захлестнули сознание, расстроили его, не давая разобраться в пяти своих чувствах...

В эти мгновения она уже совершенно не понимала, обоняет или слышит цвет, голову переполнило некое единое ощущение, в котором слились восприятия запаха, вида, фактуры, звука и вкуса; все сохранялось в нем, но общим ощущением этого сочетания было — мир стал кроваво-красным.

Я умерла, подумала Уиллоу.

Роффрей крикнул — еще мгновение звук оставался только звуком, а затем, и Роффрей это увидел, влился в кроваво-красный хаос. Он почувствовал: безумие наваливается и откатывает, наваливается и откатывает страшными волнами, набегающими с каждым разом чуть ближе. Тело дрожало от напряжения, рассыпало по кабине сонмы кроваво-красных образов, и он видел — нет, слышал их, они были как звук трубы с сурдинкой. Ужасало и это, а подкрадывалось и что-то еще — нечто поднимающееся из глубин памяти, то, о чем он никогда и не подозревал.

Его охватили жалость и отвращение — отвращение к себе, он внезапно почувствовал себя раздавленным.

Но было и что-то — он не знал что, — помогавшее ему преодолеть растерянность, помогавшее уверовать в исчезающие крохи своей личности, отмести хаос беспорядочных ощущений и ужасных мыслей и обрести самого себя.

И он обрел себя!

Уиллоу обнимала Мери, та застыла, как натянутая струна, но уже не вопила.

Волны стали стихать, пока не исчезли совсем, и постепенно ощущения у каждого вернулись в норму.

Тело Мери вдруг обмякло, она потеряла сознание. Толфрин рухнул на пол, Роффрей, ворча что-то, сгорбился в кресле пилота.

Он вглядывался в быстро сходящие на нет пульсации хаоса и не без удовлетворения подумал, что антинейтроны сделали свое дело, хотя прицелиться точно он не мог, да и целился-то в полубессознательном состоянии.

Часть кораблей спасалась бегством, остальные превратились в груды исковерканного металла, бессмысленно кружащие в пустоте. Роффрей, насвистывая, взялся за ручки управления. Потом свист оборвался, он спросил:

— Как у вас на галерке, порядок?

— Да уж конечно, супермен! — откликнулась Уиллоу. — Мери и Пол в обмороке. Мери досталось больше, чем любому из нас, она, похоже, приняла на себя главный удар. Что это было?

— Пока не знаю. Но, может, мы скоро получим ответ.

— Как это?

— Я видел наш флот!

— Благодарение Богу! — воскликнула задрожавшая Уиллоу. Она даже представить себе боялась встречу с Аскийолем.

Роффрей изменил курс — и теперь летел к флоту так же стремительно, как в свое время покидал его.

По сравнению с тем, каким Роффрей помнил его, флот сильно поредел. Он все еще был велик — беспорядочное скопище кораблей, разбросанное на тысячи миль, куда ни посмотришь, — и все больше походил на грандиозную свалку металлолома; патрулирующие его линкоры ГП выглядели китами, охраняющими стаю разномастных рыб.

В центре флота, вблизи от видавшего виды корабля Аскийоля (его было легко распознать по чуть расплывающимся «несфокусированным» очертаниям) располагался громадный корабль-завод, борта которого, как гербы, украшали буквы «G»[3]; это озадачило Роффрея.

Патруль ГП сразу же связался с ним.

К собственному удивлению, встретивший его почти сердечный прием Роффрей воспринял не без удовольствия. ГП эскортировали его к стоянке под боком у корабля-завода с буквами «G» на бортах.

Пока Роффрей встраивался в очередь кораблей, на лазерном экране возник человек в чуть мешковатом мундире, отличавшемся от униформы остальных ГП лишь знаками различия; его неприветливая физиономия заурядного полицейского выражала удивление. Левый рукав украшала широкая повязка с той же буквой «G».

— Привет, Лорд Морден! — сказал Роффрей с веселой дерзостью.

Уиллоу поразилась: какая же уверенность в себе, какое самообладание должны быть у этого бунтаря, чтобы он выглядел таким спокойным и безмятежным!

Лорд Морден иронически ухмыльнулся:

— Доброе утро. Значит, наш беглец надумал вернуться и помочь... И где же изволили пропадать?

— В спасательной экспедиции, выручал уцелевших на Призраке. — Роффрей являл воплощенную добродетель.

— Не верю я вам, — откровенно признался Морден. — Но это неважно. Главное, что вам удалось то, о чем никто и думать не смел. Как только мы соберем данные, я снова свяжусь с вами. В нашем деле пригодится любая помощь, даже ваша. Роффрей, мы ввязались в плохую игру и чертовски близки к поражению... — Он внезапно замолчал, видно, брал себя в руки. — Ладно, если у вас на борту есть пассажиры, следует зарегистрировать их в соответствующих службах. — Он отключился.

— Что все это значит? — спросил Толфрин.

— Понятия не имею, — сказал Роффрей, — но скоро выясним. Ясно, что Мордену что-то известно. Вероятно, флот пострадал от такого же нападения, какому подверглись и мы. Что ж, зато теперь порядка здесь вроде бы больше. А война или что там у них происходит, видно, ведется другими средствам.

Уиллоу Ковач, убаюкивающая Мери, легкими движениями стирала струйку слюны, вытекающую изо рта безумной. У Уиллоу началось сердцебиение, подвело живот, руки и ноги ослабли — теперь она очень боялась предстоящей встречи с Аскийолем, но не сомневалась: он остался ей верен.

Роффрей заблокировал рычаги управления и прошел в корму, взглянув на женщин с высоты своего роста, — чувственное бородатое лицо его осветилось легкой улыбкой. Стянул костюм, поддетый под него комбинезон и остался в простой стеганой куртке из бордовой синтекожи и некогда белых брюках, заправленных в высокие кожаные ботинки.

— Как там Мери?

— Не знаю, — сказала Уиллоу. — Она явно не в своем уме, но вот безумие у нее какого-то особого свойства... Чего-то я тут не понимаю.

— Может, доктор разберется, — сказал Роффрей, похлопывая Уиллоу по плечу. — Надо бы соединиться с главной конторой, займешься, Толфрин? Посылай общий вызов, пока не выйдешь на нее.

— Ладно, — отозвался тот.

Худшее, что было, — подумал Роффрей, глядя на распростертую жену, — это все заполнивший красный, нет, кроваво-красный цвет. Да, точно — кроваво-красный. Почему он так страшно на нас подействовал? И что сделал с Мери?

Роффрей почесал в затылке. Он не спал с тех пор, как покинул флот. Накачался стимуляторами и все равно чувствовал, что необходимо просто выспаться. Но это позже.

Стоило Толфрину связаться с кораблем регистратуры (в ее задачи входила систематизация данных обо всех участниках экспедиции, с тем чтобы облегчить управление обитателями планеты, если в конце концов удастся заселить какую-нибудь планету), как оттуда передали, что в скором времени на корабль Роффрея будет направлен чиновник.

— Нам нужно что-нибудь вроде психиатра, и срочно. Сможете помочь? — спросил Роффрей.

— Обратитесь на корабль-госпиталь, хотя вряд ли вам повезет.

Роффрей связался с кораблем-госпиталем. От дежурного врача проку не было:

— Нет, боюсь, что психиатра для жены вам не найти. Если вы нуждаетесь в медицинской помощи, мы поставим ее на очередь. Мы перегружены, с ранеными и то управиться не можем...

— Но вы обязаны ей помочь! — заорал Роффрей.

Спорить доктор не стал. Отключился, и все.

Озверевший Роффрей раскрутился в кресле. Уиллоу и Толфрин обсуждали недавнюю стычку с вражескими кораблями.

— Этих канцелярских крыс ничем не пробьешь, — чертыхался Роффрей. — Ничего, я добуду помощь для Мери, даже если придется дойти до самых верхов.

— А что вы думаете насчет наших недавних галлюцинаций? — вздохнул Толфрин.

— Думаю, мы испытали на себе силу одного из видов оружия чужаков, — ответил Роффрей. — Возможно, то, что мы перенесли на Росе, повысило нашу восприимчивость к галлюцинациям.