Видение пропадает, лезвие с шипением скользит по лезвию, и я даю Рэнсону прижать меня к стене, мертвые глаза внимательно смотрят, как я пытаюсь отжать его, лезвие все ближе к моей шее, и тут я подло бью коротким ножом в обтянутый клепаной кожей бок. Рэнсон вздрагивает и недовольно ворчит. Я бью снова, ловлю момент дрожи и отталкиваю его от себя. В соседнем зале вздымается и шипит пламя факелов, слышатся чьи-то шаги и от их звука у меня замирает сердце. Я кидаю нож в мертвое лицо, Рэнсон отбивает клинок и в этот момент я делаю прямой, простой, примитивный выпад. Только целю — в лоб. Острие с глухим стуком пробивает кость и я ору. Ору и давлю, давлю, потом пинком сбрасываю извивающуюся тварь и одним ударом сношу голову тому, кто столько лет был моим другом.

— Ты этого хочешь?! — ору я в темноту зала, — Этого? Чтобы я остался один? Так вот он я! Один! И я иду к тебе!

— Почему вы чувствуете себя таким одиноким? Ведь вы говорили, что семейная жизнь у вас складывается удачно?

Как ей объяснить? Как объяснить то, что не понимаешь сам? Как рассказать, что, постепенно, смс пришли на смену звонкам, что шутишь ты уже над ее записями в #fb, а она лайкает твои фото? И даже не ревнует, когда тебя комментируют девушки с симпатичными мордашками на юзерпиках? В какой момент @GameOfThrones стали важнее вечернего разговора о том, как прошел день? А ты перестал писать потому, что бормотание телевизора раздражает не меньше, чем отсутствие обновлений в #fb?

Совсем страшно стало, когда я понял, что мне н е ч е г о написать в #fb. Я чувствовал себя полностью опустошенным и сидел, тупо глядя на белую с синим страницу, понимая, что гляжу на абсолют пустоты, на воплощение антинирваны, на то, что лежит по другую сторону суетной, страдающей, но живой сансары… Тогда я впервые испытал это — невозможность дышать.

Я скорчился на пороге зала, не в силах вдохнуть. Шаги за спиной все ближе. Медленные шаркающие шаги. Тот, за кем я шел по коридору, тот, кто растворился в тенях… Некромант? Он? Его порождение растворилось в тенях замка? Или это как раз оно — пришло за мной, когда я разделался с поднятым из небытия Рэнсоном?

— Что с вами? — врач все так же спокойна и заботлива. Я должен рассказать ей о том, как я перестал дышать. И как начал дышать снова. Никакого волшебства. Я просто сделал вдох. Мир остался все таким же — отделенным от меня тонкой, прозрачной, чуть дрожащей словно стенка мыльного пузыря, пленкой. А я был внутри пузыря, и сквозь него все проходило ослабленным. Звуки, мысли, чувства, и они все истончались и истончались, пока не остались лишь их определения. Ничего не значащие слова, которые я продолжал писать, набирая их на виртуальной клавиатуре @Nokia в надежде, что кто-то по ту сторону поймет их смысл. Смысл, которого не понимал я сам.

Днем в метро было легче. На некоторых перегонах меньше народа, хотя, все равно, они были рядом, и это нервировало. Они были другими. С каждой секундой они становились все более неуловимо другими, и мне было все тяжелее ездить в клинику. Я садился в угол, входил со смартфона в #fb и читал, читал, читал. Большинство реплик раздражало меня все больше, но это было хоть что-то. Это было безопасное, выхолощенное, д о з в о л е н н о е раздражение, которое ничем не грозило той, поселившейся внутри меня, пустоте.

Я ехал, привычно не замечая станций. Тело реагировало само, маршрут стал привычным настолько, что я знал, когда надо встать, не отрываясь от смартфона пройти к дверям, встать, прислонившись плечом к блестящему поручню, сделать шаг вперед и чуть вбок, чтобы не столкнуться с теми, кто входит.

Я словно жил в метро. Все остальное казалось смазанным фоном. Опускаясь под землю, я на какое-то время оказывался предоставлен самому себе. Обязательства, проблемы, стремления и желания оставались на поверхности, надежно отделенные от меня слоями бетона, изоляции, кабелей, фундаментов домов — многотонной массой города, изолирующей меня от того, что не давало мне возможности существовать?

Почему мне раньше не приходило это в голову?

Впервые за много месяцев, я закрыл приложение #fb и запустил на @Nokia «Заметки». Начал набирать новую, пальцы привычно скользили по кнопкам, слегка придавливая нужную. И как люди пользуются этими идиотскими сенсорными гаджетами… были же нормальные, с кнопками, кому они мешали?

«Станция….» — черт, какая станция? Я не расслышал названия, но отрываться от заметки не хотелось. Эта мысль — жизнь в метро, его самостоятельное существование, связанное с остальным миром лишь лучами тонких энергий, прерывающихся, ненадежных, и от того делающих существование более острым, насыщенным, казалась такой ж и в о й, увлекательной, что хотелось записать все как можно подробнее. Я лишь на мгновение оторвался, чтобы взглянуть, что за станция. И не узнал.

Мы уже въезжали в тоннель, и я хмыкнул, не узнавая, на какой станции такие вычурные тонкие колонны, расширяющиеся наверху, подобно распускающимся цветкам. Почему-то станция была освещена очень тускло, причем свет был странный, красноватый, но я решил, что мне это померещилось, мы уже ехали по тоннелю.

«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Кропоткинская».

Кропоткинская?! Какого черта я делаю на этой ветке? Но сильного беспокойства эта мысль не вызвала, я просто задумался после выхода от врача. Что-то она такое говорила… о возможных приступах рассеянности, о желательной госпитализации. Но не настаивала. Нет.

Жизнь в метро. Реальность метро. Закольцованная, пронизанная стрелами веток, связанная многомерностью переходов. Возможно, я оказался в таком вот поезде, едущем между линиями, по таким переходам? Только для поездов, не для пассажиров? Люди вокруг спокойны, погружены в игры на телефонах, чтение @Pocketbook’ов, хихикают, секретничают между собой две девчонки-школьницы, едут молчаливые гастарбайтеры в низко надвинутых вязаных шапочках… обычное московское метро.

За окном мелькает станция — снежно-белая, залитая холодным светом, словно операционная. Смотрю, как пролетает неестественно белое полотно перрона, в центре которого расплывается длинное вытянутое кровавое пятно. На станции ни души. Я привстаю, и понимаю, что кроме меня никто ее не видел. Она моя. Станция — только моя.

Впервые за много месяцев я улыбаюсь, и засовываю смартфон во внутренний карман куртки.

«Станция #mayakovka»… Осторожно, двери закрываются…

Следующая станция…

Я жду, когда вагон опустеет. Люди выйдут. И никто больше не зайдет. Прикрыв глаза и скрестив руки на груди, я жду, когда затихнет в вагоне шум голосов. Теперь он меня не раздражает. Я больше не чувствую угрозу.

Нет в груди ставшего привычным холодного комка давящего страха.

Осторожно….

Двери закрываются….

Следующая станция — Кассату.

Ничего не хотелось делать уже несколько дней. Обыденные дела катились сами собой, как на автопилоте, даже визиты Дара Ветра стали привычной рутиной. Между делом выяснилось, что транспортная проблема решается простым, хоть и странным способом — достаточно ездить вместе с ним. На мой резонный вопрос: «Почему так?» — он сказал:

— Допустим, ты слишком цепко держишься за себя саму. Это теория, точного ответа я не знаю. Все твои психотерапевтические примочки — проживать осознанно каждую минуту, осознание контура тела, контроль эмоций — что там еще есть?

— Много чего. Ну, так и что из этого следует?

— Предположительно, реальность сейчас становится более пластичной. И ты в ней болтаешься, как инородное тело, как пробка в воде. Реальность пытается тебя либо поглотить, либо вытолкнуть. Но ни то, ни другое не получается. А я — как прокладка между тобой и миром. Позволяю вам взаимодействовать без конфликта.

Дивный, прекрасный, высочайшей пробы бред!

Он зафолловил меня в твиттере, «чтобы систематизировать нашу связь», так что мне было достаточно послать сообщение через веб или с телефона в никуда, просто в твиттер, чтобы он немедленно возник в пределах видимости. Всегда одинаково утомленный, с синими кругами под глазами, с копной русых волос, казавшихся чуть сальными и слишком отросшими.