Пупс закричал «Браво, браво!», запрыгал на кровати и захлопал в ладоши.

— Замечательно! Великолепно! Крысс, честное слово, я не ожидал от вас такой прыти. Вы — талант.

Потупив глаза, Крысс стоял чрезвычайно довольный и даже смущённый столь бурно выразившейся похвалой.

— Но вам не кажется, что слово «скромность» в третьем куплете звучит… Как бы это сказать… недостаточно скромно?

— В одном из вариантов прославлялась храбрость вашего сиятельства, однако я счёл слова «сила» и «храбрость» в данном случае почти синонимами и потому решил прославить именно скромность вашего сиятельства.

— Хм… Ну, если вы действительно так полагаете… я всецело вам доверяюсь как профессионалу. Крысс, вы — молодчина! Как обстоит дело с музыкой?

— Наброски уже готовы, но я пока ещё не считаю возможным представить их на рассмотрение вашего сиятельства. Текст, если вы соблаговолите его одобрить, будет сегодня же опубликован.

— Одобряю, дорогой друг! Конечно одобряю! Только умоляю вас: не затягивайте это дело с музыкой, хорошо? хорошо? хорошо?..

Пупс в несколько прыжков оказался возле Крысса, чмокнул его в лоб и, наклонившись, забарабанил ладонями по столику:

— Правитель! Единый! На счастье! Нам дан! Да здравствует! Сила! Твоя! На века!..

Весь этот день Пупс находился в великолепнейшем расположении духа; он играл в бадминтон, купался в бассейне, а также с большим аппетитом съел второй завтрак, обед и полдник. Вечером он поехал в ресторан-кабаре «Весёлый клоун». Хотя Пупс имел теперь совершенно неограниченные возможности для получения разного рода удовольствий, он даже и не думал расставаться со старыми, милыми его сердцу привычками.

«Весёлый клоун» находился на прежнем месте, в одном из фешенебельных районов центра города и внешне ничем не отличался от того, каким он был до государственного переворота.

Но только внешне.

С некоторых пор это заведение негласно работало для одного-единственного клиента — нетрудно догадаться, для кого именно. Вход для каких бы то ни было других посетителей, за исключением гостей его сиятельства, был закрыт. Роли непринуждённо ведущей себя публики в общем зале исполняли специально подготовленные для этой цели агенты секретной полиции.

Эти агенты, переодетые в наряды богатых бездельников, подъезжали ко входу на дорогих автомобилях, и те из них, которые выступали в роли «новых гномов», шагали прямо за столики, не снимая своих пестрых цилиндров. Те же, которые исполняли роли состоятельных гномов «старой формации», предварительно отдавали цилиндр, трость и перчатки в руки встречающего их распорядителя.

За столиками они делали богатые заказы (за счёт государственной казны), шумели, веселились, разыгрывали потасовку, изредка даже постреливали (холостыми) — короче, вели себя абсолютно натурально.

Однако вся эта внешняя непринужденность давалась дисциплинированным полицейским не просто так, а путем длительных упражнений и просмотров старых видеозаписей, на которых скрытые камеры запечатлели безобразия и излишества, которым предавались разгулявшиеся посетители.

Догадывался ли об этом его сиятельство? Трудно сказать наверняка. Во всяком случае, он не подавал виду, что догадывался, а стало быть, всё делалось правильно.

Единственным гномом, сменить которого на агента секретной полиции не представлялось возможным, был хозяин заведения Танцор. Пупс питал к нему старую привязанность, поэтому Танцора трогать не смели, и он пользовался всеми привилегиями касты неприкасаемых, главной из которых был доступ к продовольственным спецраспределителям.

Принадлежность к касте и доступ к чистым продуктам означали то, что привилегированный гном не подвергался воздействию гипнотического порошка, а стало быть, находился в здравом уме и ясной памяти. Исключение из касты означало изъятие у него пропуска в спецраспределитель со всеми вытекающими из этого факта последствиями.

В люкс-кабинете ресторана его сиятельство уже дожидались Скарабей и Джулио. Крысс редко бывал здесь, а в этот вечер отсыпался дома после ночных бдений, связанных с плодотворной работой над гимном.

— Здравствуйте, дружище! — запросто воскликнул Скарабей, и все трое пожали друг другу руки.

Обычное в других местах соблюдение этикета было здесь необязательно. Всем предписывалось обращаться к его сиятельству не иначе как «господин Пупс» — в точности так, как это было и прежде. Вольности и развязное поведение за столом (в разумным пределах, конечно) не только дозволялись, но и приветствовались.

Пупс с удовольствием плюхнулся в своё любимое продавленное кожаное кресло и налил себе апельсиновой шипучки.

— Знаете, что пишут в вечерних газетах? — начал непринужденную беседу Скарабей, состроив скептическую улыбку и тряхнув газетным листом.

— Нет, — благосклонно отозвался Пупс, — что же интересного?

— В наших лесах появился дикий обезьяноподобный гном.

— Дикий гном? — удивился Пупс. — Каким же образом он одичал? Почему наши органы правопорядка вовремя не взяли над ним опеку?

— Никто не знает, мой дорогой друг. Не все уверены даже, что это вообще гном; некоторые полагают, что это сбежавшая из зверинца и одичавшая на воле обезьяна.

— А разве где-нибудь пропала обезьяна?

— Ничуть не бывало. Информация об этом деле путаная и недостоверная; лично я склонен думать, что это всего-навсего остроумная газетная утка.

— Возможно, возможно… Однако я просил бы вас прояснить этот вопрос. Если это гном, то следует проверить, чем он питается, и если… Впрочем, вы меня понимаете.

— Разумеется, вполне понимаю. Я возьму этот вопрос под свой личный контроль.

— Благодарю вас, дорогой друг, — улыбнулся Пупс.

На сцене сменялись короткие эстрадные номера; конферансье объявил дрессированных тигров, и несколько последующих минут свирепые полосатые хищники прыгали с тумбы на тумбу через пылающее огнём кольцо.

— Любопытная деталь, — подал голос Джулио. — Угадайте, кто теперь больше всех доволен новым порядком?

— Интересно, кто же? — отозвался Пупс.

— Дрессировщики. И вообще, гномы, работающие с животными в цирке или зоопарке.

— Да, да, кажется, я вас понимаю.

— Понимаете? Теперь и вы сами можете с большим успехом выдрессировать вашу кошку или собаку.

— Но только при условии, что животное будет питаться нашими обогащёнными продуктами, — уточнил Пупс. — У меня в доме, например, живёт кошка, которая питается исключительно мышами.

— Но она может пить воду, которую для неё набирают из-под крана, а большего и не требуется. Вообразите, за час до нашей встречи я с лёгкостью выучил своего попугая произносить текст нашего нового и, должен признать, великолепного гимна!

— Текст нового гимна? Попугаю?.. — Пупс скептически поморщился.

Джулио этого не заметил и в порыве вдохновения протрещал, подражая своей учёной птице, Гимн подлунных гномов, восхваляющий силу, мудрость, скромность и имя Великого Правителя.

В предвкушении одобрительной реакции Джулио поднял глаза, да так и застыл с открытым ртом: на лице его сиятельства не было привычной благодушной улыбки, брови его были насуплены. Рассердить его сиятельство здесь, в этом кропотливо воссозданном оазисе беззаботности и душевного отдохновения, было делом немыслимым, и последствия столь нелепого промаха могли быть для виновника ужасными.

Джулио всё понял и сделался белым как бумага.

Он умоляюще посмотрел на Скарабея, надеясь обнаружить в нем поддержку, но встретил в его взгляде только отстранённую враждебность. Мало того, улучив момент, Скарабей быстрым, выразительным жестом полоснул пальцем себе по горлу.

Бедняга пошатнулся, на его лице отразилась такая гамма мучительных переживаний, что Пупс не выдержал и расхохотался.