Его сиятельство отхлебнул из любимой, привезенной ещё из Фантомаса чашки, надкусил тёплую булочку — и забыл о тревожных мыслях.

— Первый министр здесь? — поинтересовался он.

— Так точно, ваше сиятельство! — отозвался благоговейно взирающий на него дворецкий. — Господин Крысс дожидается в приёмной.

— Позови. А вы все свободны.

— Слушаюсь, ваше сиятельство!

В спальные покои зашел, прикрыв за собою двери, Первый министр. На лице его была неуверенная, но приветливая улыбка, под мышкой он держал лаковую папку с бумагами.

— Как спалось вашему сиятельству? — поинтересовался он, вежливо склонив голову набок.

Вместо ответа Пупс продолжал завтракать, макая булку в кофе, чавкая, прихлебывая и позвякивая посудой. Его вдруг стало раздражать, что его самый приближённый гном, сподвижник и фаворит, ведёт себя так же, как и все остальные, по-лакейски унижаясь.

Пупс продолжал есть, и улыбка постепенно сползла с лица Первого министра.

— А ведь я вас ни о чём не спрашивал, Крысс, — откликнулся наконец его сиятельство очень нехорошим голосом. — Разве этикет не предписывает кому бы то ни было стоять и дожидаться, пока я первый с ним не заговорю?

— Так точно, ваше сиятельство…

Некоторое время ещё Пупс продолжал завтракать, и Крысс стоял, не шелохнувшись, и смотрел на него.

В последнее время его сиятельство всё чаще стали посещать приступы беспричинного раздражения, которые он вымещал на окружающих. Кроме того, он стал болезненно подозрителен. Оставаясь один в комнате перед сном, до того как совсем погасить свет, он непременно заглядывал под кровать, резким движением отдёргивал шторы, а также проверял, не забрался ли кто-нибудь в его гардероб. Однажды, во время такой проверки, из гардероба с криком выскочила кошка, и его сиятельство пришлось приводить в чувство пахучими снадобьями.

Его бывший управляющий делами, а ныне Первый министр, тоже был в какой-то степени подозрителен. Кому, как не ему, затаившись под приторной верноподданнической маской, вынашивать планы государственного заговора, чтобы самому, самому стать Верховным Правителем?! Кому, как не ему, подсиживать своего господина, желая его погибели?..

Пупс пристально посмотрел на Крысса, и тот опустил глаза.

Нет, пожалуй, этот гном не был похож на заговорщика. Крупное злодейство было не в его характере. Он, конечно, чрезвычайно умен, но не настолько, чтобы полностью взять дело в свои руки. Для этого необходим кураж, умение нравиться толпе, а Крысс вообще не любит бывать на виду; в этом его сила и его слабость…

— Что же вы стоите, господин Крысс? — милостиво произнес Пупс, покончив с завтраком и распорядившись убрать поднос. — Располагайтесь без всякого стеснения, будьте как у себя дома. Или вы мне уже не друг?

Крысс не двинулся с места.

— Я спрашиваю вас: друг вы мне или не друг?

— Ваше сиятельство изволили за что-то на меня гневаться…

Но на лице Пупса уже светилась его обычная благодушная улыбка. Он слез с кровати, босиком и в ночной рубашке прошлёпал к Крыссу, обнял его, подвёл к мягкому диванчику и усадил.

— Никогда, — пропел он мягко и сладко, — никогда, дорогой друг, не смейте думать, что я могу на вас гневаться.

Пупс вернулся к своей кровати, забрался под одеяло и позвал слуг:

— Подайте моему другу тоже… Чего-нибудь.

Крысс сделал протестующий жест руками, но его сиятельство строго возразил:

— Нет, нет, я настаиваю. Я вел себя по-хамски, а теперь хочу, чтобы вы чувствовали здесь себя как дома.

Столик на гнутых ножках в мгновение ока заставили угощениями.

— Съешьте, съешьте чего-нибудь, дорогой друг, — пропел Пупс. Доставьте мне такое удовольствие, я прошу вас, я умоляю!

Ощущая неловкость и спазмы в пищеводе, Первый министр оторвал виноградину, сунул в рот и спустя несколько секунд зашёлся кашлем.

Пупс колобком скатился с кровати, подлетел к Крыссу и дробно заколотил по его спине кулачками. Тот перестал кашлять, вытащил из кармана платочек, повернул голову и сдавленным голосом произнес:

— Ваше сиятельство очень добры ко мне…

Лицо его сделалось багровым.

— Вот видите! — радостно запрыгал Пупс у него за спиной. — Видите, как все замечательно получилось! Я сумел, сумел доказать, что являюсь вам другом! Ведь вы сейчас могли совсем задохнуться! Могли? Могли?

— Мог…

— Но ведь я спас вас? Ведь верно, спас?

— Спасли…

— И после этого вы будете утверждать, что я вам не друг?

— Ваше сиятельство больше чем друг, я обязан жизнью вашему сиятельству.

Пупс взял Крысса за плечи, поцеловал его в макушку, запрыгнул в кровать и со счастливой улыбкой смотрел на него некоторое время из-под одеяла.

Со стола убрали нетронутые угощения. Первый министр разложил свои бумаги и начал наконец свой обычный утренний доклад.

Прежде всего он, как обычно, доложил о доходах и расходах государственной казны за истекшие сутки. Казна была переполнена, и теперь уже следовало заботиться не о наполнении её, а о разумном распределении средств. В глубине души Пупс не был ещё полностью уверен в незыблемости собственной власти, а потому с расходами не торопился. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что теперь может взять всё, что захочет, — просто так, без отдачи.

Однако цифры вскоре его утомили.

— Хорошо, хорошо, — отмахнулся он, мучительно зевнув. — Расскажите лучше, какие настроения в народе. Доволен ли мой народ существующим порядком, нет ли жалоб? Поймали вы наконец этих пиратов, несущих в радиоэфир смуту?

— Не уверен, что их поймали, ваше сиятельство; думаю, что господин Тайный министр более обстоятельно доложит о положении дел в этом вопросе.

— Хорошо, продолжайте.

— Портреты вашего сиятельства с изображением анфас развешаны во всех присутственных местах; изображения в профиль чеканятся на монетах нового образца и наградных медалях. Все письменные и устные тексты начинаются здравицей в адрес вашего сиятельства или же ссылкой на цитату из трудов вашего сиятельства…

— Моих трудов?..

— Любой гном в нашем государстве знает, что существует многотомное издание трудов вашего сиятельства, однако никому не приходит в голову где-нибудь его разыскивать.

— Ловко. А как обстоит дело с гимном? Вы мне обещали гимн, неужто у нас перевелись поэтические таланты?

Лицо министра осветилось. Он достал из внутреннего кармана истрёпанную бумажку, пострадавшую, как видно, в процессе творческих мук, и торжественно прочёл:

— «Дерзновению подобно!»

— Что это? — спросил Пупс.

— С позволения вашего сиятельства, Гимн подлунных гномов, — пояснил Крысс. — Несколько дней и ночей специально собранная мною команда наших лучших поэтов работала над строками этого гимна. Я сам лично доводил до необходимого совершенства окончательный вариант. И вот плод моей сегодняшней бессонной ночи.

— Так-так, — с чрезвычайной заинтересованностью Пупс приподнялся на локте, — читайте.

Крысс встал, горделиво распрямился, взял в левую руку листок, театральным жестом отставил в сторону правую — и принялся читать:

— Погодите, погодите! — прервал его Пупс. — Но почему же именно сила?

— Осмелюсь просить ваше сиятельство выслушать все куплеты до конца…

— Хорошо, валяй.

И действительно, оказалось, что припев после второго куплета заканчивается словами «Да здравствует мудрость твоя на века!»; после третьего куплета в достоинство его сиятельства возводилась скромность; и, наконец, финальная строчка гимна звучала так: «Прославится имя твое на века!»