Мария понимала, что это сон, всего лишь сон, неизбежное последствие кошмара, пережитого когда-то наяву, но страх был таким же свежим. Не испуг, который быстро проходит, а въедливый страх.
- Мария?..
Она вздрогнула и открыла глаза. Навеянное дремотой видение исчезло.
Отец еще не спал - дверь в коридор была приоткрыта, и Марии, сидящей в кресле у окна, было видно отблеск света из его мастерской, откуда изредка доносился какой-нибудь стук или лязг. Он часто засиживался допоздна.
Сейчас как никогда трудно было поверить, что прошло уже столько лет. Столько относительно мирных спокойных лет, без погромов, без чертовых еретиков, которые преследовали их маленькую семью. Столько лет, нанизанных, словно бусины, на тончайшую нить этого кошмара - окровавленного стонущего неба.
- Ты спала? - смущенно спросила Клариче. Ее голос напоминал скрип несмазанной телеги.
- Почти. Ничего страшного.
- Как... как думаешь, я могу умереть от простуды?..
Мария едва не рассмеялась - так по-детски наивно был задан этот вопрос.
- Ты не умрешь, - твердо ответила она, поднимаясь и украдкой сцеживая зевок в кулак.
- Почему ты так уверена? - Клариче закашлялась. Мария подошла к ее постели, склонилась над ней и потрогала лоб.
- Жар спадает. Утром тебе было намного хуже, чем сейчас. Только не забудь перед сном выпить лекарства, хорошо?..
Вдалеке что-то глухо бухнуло. Мария, забеспокоившись, подошла к окну.
Город был уже погружен в ночную темноту с россыпью фонарных огоньков. Отдаленный шум нарастал, становясь громче по мере приближения его источника. Прислушавшись, Мария различила грохот, треск, крики. А затем улица стремительно наполнилась чадящими огнями, и в окна полетели вывороченные из тротуаров булыжники и бутылки с горючей смесью.
Мария бросилась к отцу и успела увидеть, как мастер Солэ, владеющий инструментами ничуть не хуже, чем заправский дуэлянт - своей шпагой, оглушил еретика, который пробрался в его мастерскую через разбитое окно. Входная дверь, заложенная на засов, затрещала.
Клариче, наплевав на осторожность и запреты, выскочила в коридор в одной ночной рубашке и ботинках на босу ногу. Мария хотела крикнуть ей, втолкнуть обратно в комнату, сделать хоть что-нибудь, чтобы прикрыть металлические руки сестры, но не успела: дверь сдалась, и тот, кто ее сломал, бросился на девушку. В руках у него была выломанная из чьего-то забора доска. Мария схватила с тумбочки вазу...
Но Клариче ее опередила: молнией слетев по лестнице, она поймала еретика в стальные объятия. Стальные пальцы за секунду сломали ему шею, как ребенок - игрушку.
Мария вздрогнула, съежилась и зажмурила глаза в попытке отогнать жуткий влажно-хрустящий звук - но взамен пришло то, как он мешком осел на пол, уже безнадежно мертвый, сломанный и пустой. И лицо Клариче, нависшее над ним. Испуганное и... радостное. Она радовалась тому, что смогла защитить сестру, смогла наконец сделать что-то полезное своей чудовищной силой, не осознав при этом, что слишком легко оборвала чужую жизнь.
- Немедленно вернись в комнату и оденься! - приказал отец, хватая Клариче за руку. - Мария, глянь, что там, и бегом в подвал! Если будет возможность, беги!..
Клариче попыталась спорить, но сопротивляться отцу все-таки не решилась.
Мария высунулась на крыльцо. По улице беспорядочно метались люди, то там, то тут громыхали выстрелы, клубами валил черный дым. И кто-то швырнул в их забор бутылку...
Хлопнул взрыв - слабый, но все-таки разметавший людей как сухие листья. Марию швырнуло спиной в дверной косяк. Она почти услышала хруст собственных костей.
А потом еретики по непонятным причинам отвлеклись на нее. И она, превозмогая боль в ушибленной спине, подхваченная толпой, побежала, пытаясь увести их прочь. Сработал прямо-таки животный инстинкт - бежать абы куда, лишь бы подальше от дома, где остались отец и сестра.
Каким-то невероятным чудом сил ей хватило добежать аж до Белого Канала. На берегу было светло как днем: вода полыхала синеватым пламенем. От металлической вони, смешавшейся с запахом гари, к горлу жгуче подступила тошнота.
Мост был перекрыт. И у нее, если она собиралась оставаться в живых хотя бы ближайший час, остался один путь - в канализацию. Вернее, то, что Мария поначалу приняла за канализацию.
Несколько часов спустя Мария, прячась в подземной трубе, проклинала свои дурные сны, которые натолкнули ее на дурные мысли - а те не замедлили ожить. Конечно, глупо было винить во всем кошмары... ведь причиной всему была как раз причина ее кошмаров. Еретики, безумные фанатики, плодящиеся как крысы, которые следовали за ними по пятам.
Говорят, что сеть огромных подземных труб, опутывающая Хэйл, была предназначена для того, чтобы выдержать длительную осаду. Это казалось вполне реальным, поскольку Хэйл строился в неспокойное время Белой Войны и изначально вообще предполагался как приграничная крепость, но со временем (и с помощью торговцев) разросся до размеров немаленького города. Теперь же в трубах жили только крысы, всякая шваль и, по слухам - жуткие твари. Крысы были, шваль если и была, то в данный момент отсутствовала, а на тварей не было даже намека. Или Мария просто не разглядела в темноте.
Погром закончился.
Тишина после какофонии криков, топота, грохота и треска пожаров ножом резала слух. Единственными звуками в полутьме огромной трубы осталось только ее прерывистое дыхание и далекое шуршание крыс.
На застрявшую ручку пришлось навалиться всем телом: изрядно обглоданная ржавчиной металлическая дверца с маленьким окошечком не желала поддаваться, но все-таки с омерзительным скрипом приоткрылась - ровно настолько, чтобы выпустить девушку наружу, на относительно свежий воздух. Едва выбравшись, она с хрустом и чавканьем угодила по щиколотку в грязную воду, сломав хрупкий ледяной панцирь.
Слева на нее смотрели маленькими тусклыми окошками однотипные трехэтажные дома с жестяными крышами, справа высилась крепостная стена, а вперед тянулась довольно-таки глубокая сточная канава. Мария поежилась от ветерка и по ближайшей куче мусора выбралась наверх.
Пройдя через узкий проход между домами на улочку, по которой даже простой экипаж бы проехал с трудом, Мария растерянно остановилась возле разбитого фонаря и осмотрелась. Район был ей незнаком, но даже спросить было не у кого - не наблюдалось ни одного прохожего, только возле опрокинутого мусорного бака увивалась тощая грязная собачонка.
В трубе, несмотря на холод, кислую вонь и жутковатые шорохи, Марии хотелось спать, теперь же сонливость как ветром сдуло. Но усталость никуда не делась, поэтому девушка поднялась на крыльцо ближайшего дома и села на ступеньки. Ноги у нее отнимались.
Закономерная расплата за то, что надрывалась, пытаясь увести Бумажные Маски подальше от собственного дома, к которому подступал огонь.
По улице прошли и остановились возле этого же дома двое мужчин в потрепанных инквизиторских мундирах и фуражках. Маленькую фигурку, съежившуюся на крыльце, они едва ли заметили, увлеченные болтовней. Мария же, только-только собравшись спросить у них хоть что-нибудь, резко передумала.
- Слышал, о чем сегодня сменщики трепались? Ночью восточная окраина глотнула дыма, - сказал один, дымя зажатой в зубах трубкой.
Дым вынужденно глотали и все, кто приближался к этому инквизитору на расстояние пяти шагов. Мария, не выносившая запах табака, прикрыла рот и нос перчаткой.
- Да ерунда все. Пустая болтовня красных крыс. Окна побили, надымили, поорали, и все, на большее они не способны, - второй фыркнул, хлопнув себя по бедру.
"Это просто вас там не было", - злобно подумала Мария.
- Не стоит их недооценивать, - поддержал ее мысли первый инквизитор. - Эти шавки могут нагадить так, что потом не разгребешь.
- Мы ж на посту...
- Хех. Как бы. В толчее на Площади Цепей даже одноногая бабка с костылем успеет сбежать, что уж говорить об этой шустрой падали, - он вытащил изо рта трубку, выпустил вверх сизое облачко и смачно сплюнул. - Ладно, пошли, пройдемся, что ль. Скоро ребята приедут, расскажут, чего там да как, а там, глядишь, и нас отправят прибирать. Опять в самое дерьмо, как всегда...
