Девочка-кукла кивнула и неуклюже полезла в экипаж, стараясь сгибать ноги в коленях.
Фасад гостиницы, по случаю приближающегося Весеннего Фестиваля, уже украсили фонариками из цветного стекла (еще незажженными) и какими-то флагами. Клариче не обратила на них никакого внимания - она не различала цветов, и интересовали ее здесь совсем не какие-то тряпки. Расплатившись с кучером (и постаравшись свести контакт с его рукой к минимуму), кукла поднялась по белым мраморным ступеням и уверенно распахнула тяжелые двери резного дуба.
Охранник очень скептически оглядел ее одежду, отметил отсутствие багажа и сопровождающего, который мог бы нести этот багаж, и преградил ей путь.
- Монна, вы по какому делу? - вежливо спросил он, внимательно глядя в странное лицо странной посетительницы.
- В номере пятьдесят семь остановился господин, с которым у меня назначена встреча, - с вызовом ответила Клариче. - Если не можете или не желаете пропустить меня, передайте ему, что внизу его ждет монна Солэ.
Охранник с сомнением посмотрел на нее, но кивнул и отошел к стойке портье. Клариче прошла в холл и невозмутимо опустилась в одно из кресел.
Авен появился буквально через пару минут. Ворвавшись в холл как сумасшедший, он сразу же бешено закрутил головой, пытаясь высмотреть старого знакомого, но ему махнула Клариче.
- Вы кто такая? - процедил он, подойдя к ней.
Клариче молча сняла шляпу и, выждав несколько мгновений, вернула ее на место. После чего протянула руку для рукопожатия. Авенир машинально сжал ее пальцы, поразившись их холоду и твердой гладкости, и внезапно понял: это были вовсе не перчатки. Это были ее руки.
Они были сделаны из металла.
- Черт подери, чтоб мне провалиться... - прошептал он, вглядываясь в глаза куклы - теперь-то он был готов ручаться, что в них мерцает огонек жизни. - Вам что-то велено передать мне, да?..
- Сначала я отвечу на ваш самый первый вопрос, - сказала Клариче. Авенир невольно поморщился от мерзкого звучания ее голоса. - Мое имя вы уже знаете, а назвалась я фамилией Солэ потому, что это моя фамилия. Я - дочь своего создателя.
- Не может быть...
- Я же существую, - кукла высокомерно передернула плечами. - У меня есть душа, хоть и тело у меня механическое. Но вы явно хотели не об этом поговорить с моим отцом?
- Не совсем, - Авенир замялся. Объясняться с Клариче ему не хотелось, но и промолчать было жутко - уж очень требовательно на него смотрели глаза куклы. От одной лишь мысли, что это взгляд куклы, пробирал озноб. - Я хотел убедиться в том, что его умение создавать подобных вам существ не преувеличено...
- Убедились?
- Более чем.
*Амабилис - существо, созданное с помощью всех девяти Мастеров и крови человека (чаще всего умирающего), который становится его сосудом, между ними устанавливается особая связь. Почти всегда амабилис противоположного своему сосуду пола.
Глава 1.
К счастью или на беду - время камень крошит (Живое стекло)
Холодная, на диво снежная и напряженная зима наконец-то закончилась, но облегченно выдохнуть в потеплевший воздух редко кому удалось: война, в буранах кажущаяся призраком, обрела вполне осязаемые очертания и нависла над людьми, диссами* и лорелай**.
Несмотря на молокососочный (по меркам дисс) возраст, вспыльчивый нрав и вечное противоборство, характерное между братом и сестрой и основывающееся на обоюдном упрямстве, Нернемис и Дормиентес решили свой спор дракой только один-единственный раз. И то даже не дракой, а полновесной дуэлью, которая завершилась ничьей. Причина была серьезная - их отец предложил им доказать на деле, кто из них пойдет по его стопам в Святилище Лаэрта, а кто будет помогать матери в посольстве. Политику близнецы единодушно ненавидели (что, возможно, намекало на правдивость легенды про одну душу на двоих), поэтому рьяно взялись за дело на глазах у отца. Когда словесные аргументы закончились, в ход пошло оружие. Нернемис был сильнее, зато Дормиентес легче и проворней...
Кириос Айил посмотрел на потрепанных детей и развел руками.
- В таком с-случае ухитритес-сь ус-с-сидеть вдвоем на одном мес-с-сте, - объявил он, ухмыляясь.
Близнецы бы ухитрились, мириться они умели как никто, несмотря на упрямство, но... политика все-таки их выловила до того, как они получили статус жрецов Серого Бога: как представителей эвапорабионской религии и аристократии в одном, то есть двух флаконах их отправили на Совет Правителей. К счастью, не близнецам досталась сомнительная честь вести переговоры.
Эвапорабион в последнее время сильно напоминал шелк собственного производства - прочный и скользко-текучий. Остальные Dogeress-He*** вели себя гораздо сдержаннее, но и их сдержанность порой давала трещину - если кусок оказывался слишком лакомым. Соседи человеческой крови относились к подобной приспосабливаемости соответственно.
- Ес-сли Атонии с Элетерией удас-стс-ся уговорить Лорелай и Йанарс-ское княжес-ство, Берренайк окажетс-ся в тис-с-сках, - тихо сказал Нернемис, когда они с сестрой рука об руку входили в зал Совета.
В воздухе висело напряжение: на лицах всех присутствующих можно было легко прочесть неуступчивость. Договариваться никто изначально не собирался... ну, почти никто: только Лорелай еще наивно на что-то надеялись, и мареайский правитель был спокоен всем на зависть.
Этот Совет за последние шесть месяцев был четвертым. И единственным вопросом на все четыре была намечающаяся война между Элетерией, Атонией и Берренайком. Повод был пустячный, но болезненно принципиальный, Элетерия и союзная ей Атония уже настроились на захват территорий.
Громко ударил колокол, приглашая всех занять свои места за столом переговоров.
- Война неиз-збежна. Вопрос-с лиш-шь в том, сколько еще С-с-советов будет проведено... или уже ни одного.
- Я склоняюсь ко второму, кирия**** Дормиентес, - прошептала соседка диссы по левую руку, йанарская княжна Фелина, совсем юная темноволосая девушка с печальными глазами. - Мои родители твердо решили поддержать притязания атони, а насчет Элетерии и сомнений нет...
- А как вы с-сами относ-ситесь к перс-с-спективе войны?
- Какая разница? - Фелина горько усмехнулась и оглянулась на сидящую рядом мать, йанарскую княгиню Шентану. Та ничего не слышала, увлеченно беседуя с правящей четой Атонии. - К сожалению, мое слово не сыграет никакой роли, у меня ведь нет таких прав, как, к примеру, у кронпринцессы Эржебет. Могу сказать лишь одно - мне жаль Берренайк и его граждан: если все-таки быть войне, страну попросту разорвут на куски.
Дормиентес невольно покосилась на Эржебет, вышеупомянутую кронпринцессу Элетерии, худощавую девушку с болезненно бледным лицом, серыми глазами и русыми волосами, убранными под жемчужную сетку. Она была бы симпатичной, если бы хоть слегка улыбнулась, но говорили, что она никогда не улыбается - так сурово ее вышколили в родном доме. Одного взгляда на Эржебет хватало, чтобы понять, почему ее за спиной называют Стальной Королевой - стали в глазах внешне хрупкой кронпринцессы хватило бы на добрую сотню шпаг.
Наконец все расселись. Правитель Берренайка, Каллум Бертан, затравленно косился на всех подряд, вжимаясь в спинку своего кресла. Выглядел он крайне неважно, и неудивительно: над его головой висел меч, и было только вопросом времени, когда его опустят.
Правители Атонии, супруги ДАвилье, уже привычно, отточенными словами потребовали от Берренайка вернуть спорные территории возле Светочивого леса, угрожая отбить их силой. Каллум вяло огрызался и тут же плакался, жалуясь на мятежи и разного рода сектантов, то есть намекая на некоторую цену за упомянутые территории. Атония не прониклась, так как считала территории принадлежащими ей по праву истории и принялась искать поддержку. Элетерия поддержала притязания без разговоров, просто так, за красивые глаза. Элетерийская кронпринцесса явно была недовольна таким решением отца, но открыто недовольство не выказала. Лорелай вмешиваться в войну не собирались: они требовали от своих соседей сбавить промышленные обороты, поскольку большая часть ядовитых отходов от получения УНДО-энергии из кристаллов попадали именно в их водяные леса, но их услышал только Йанар. Эвапорабион ненавязчиво намекал на общую заинтересованность дисс в смене берренайкской власти, заставив Каллума побледнеть еще сильнее. Сурения и Самрин предлагали еще несколько решений, но их не восприняли всерьез. И только Мареа ожидаемо остались в стороне, равнодушно взирая на происходящее.