Annotation

Удивительно, как причудливо порой переплетаются судьбы людей... да и тех, кто на людей только похож. Измененные магией дочери колдуна-Мастера, слепой юноша, инквизиторы, жрецы Серого Бога, Мастер-Часовщик, изгнанница водяного народа, будущая королева... Что связало их всех? Что сводит их в одну точку? И начнется ли все-таки война в беспокойном мире?..

Грунвальд Ксения Андреевна

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Глава 4

Глава 5.

Глава 6.

Грунвальд Ксения Андреевна

Творение Мастеров. Пролог, Главы 1-6

Пора! Пора! Еще ничто не ясно.

Воображенье - лучший проводник.

Весь мир воображеньем опоясан.

Он заново разросся и возник.

Он движется вовне или внутри нас,

На личности и роли нас деля.

Он формула. Он точность. Он стерильность.

Вкруг солнца вечно вертится земля.

Павел Антокольский

ПРОЛОГ

Зал гудел. Еле слышно, но гудел, словно его стены и высокий стеклянный купол, заменявший потолок, переговаривались между собой на своем, каком-то очень древнем языке. В свете солнечных лучей медленно, словно неохотно, плясали пылинки. Громко, оглушительно громко в царящей тишине, тикали часы в центре зала, вделанные прямо в мозаичный пол. На металлическом диске в центре циферблата, к которому крепились стрелки, сидела молодая женщина в темно-синем складчатом одеянии, выделяясь на фоне бронзы, как чернильная клякса на бумаге, на руках у нее тихо сопел ребенок - он был так укутан в складки одеяния, что виднелась только золотистая макушка. Пестрые - темно-каштановые с серебристыми прядями разного оттенка - волосы обрамляли бледное лицо женщины, застывшее в отрешенности, глаза скрывались под белой повязкой, только тонкие губы беззвучно шевелились. Это было единственное движение в ее теле, которое могло показать, что она не статуя, а живое существо, потому что она даже не дышала.

Из проема, выводящего в коридор, выскользнула худенькая русоволосая девочка в сером платье с кружевной отделкой.

Девочке было двенадцать лет.

И она умирала.

А еще ей очень не нравился этот зал с гигантскими часами.

Следом за ней в зал шагнул хмурый мужчина средних лет, в одежде такого же цвета.

- Смотри, Эржебет, - сказал он, сложив руки на груди. - Это и есть те самые Тунганские часы.

- Это будет... здесь? - тихо спросила она, оглянувшись. Мастера Тунганской Башни - всего их было восемь - почти неслышно прошли в зал и рассредоточились: шестеро встали вокруг циферблата, оставшиеся двое (это были женщины, одной было не более двадцати-двадцати пяти лет, вторая была зрелого возраста) встали недалеко от входа. Эржебет заметила, что шестеро Мастеров стоят по углам выложенного мозаикой вокруг циферблата шестиугольника.

- Да, - мягко одна из Мастериц, та, что моложе. - Проходи в центр и садись рядом с... - она замешкалась, нервно глядя на неподвижную женщину. - Рядом с Зун, - неловко закончила она.

Эржебет подобрала подол платья и осторожно ступила на циферблат. Ее отец равнодушно смотрел на то, как она медленно идет вперед, осторожно переступает через огромную часовую стрелку и взбирается на диск, чтобы сесть рядом с неподвижной женщиной.

- Помните, что Элетерии нужна ее жизнь, - сказал он мужчине с изборожденным шрамами лицом. - Сделайте все возможное.

- В этом напоминании не было нужды. Она еще мала и слишком слаба... - человек со шрамами оценивающе посмотрел на девочку, и ей захотелось крикнуть, просто хотя бы назло ему, что она готова к чему угодно.

- Но другого выбора нет. Ей, если что, и так умирать, а ждать Резчика мы не можем, нет времени, - возразил мужчина с по-женски длинными черными волосами (сурениец). Прозвучало это цинично, но... правильно.

Вблизи Зун казалась куклой - куклой с ароматом воска и чего-то, похожего на самринский кофе. Губы беззвучно шевелились. Ребенок в ее руках повозился и снова засопел. Эржебет, борясь с оторопью, читала про себя молитву, то и дело забывая ее на середине и возвращаясь к началу. Ноги дрожали, и она про себя радовалась тому, что сидит.

За сон и за тело, за тело и душу, за душу и сон, по воле иль против, молюсь Иотели, молюсь Йесша-Нию, молюсь Сер-Суремо, молюсь о дарованной жизни моей. Защиты прошу у Заступницы Светлой...

Повторив обрывок молитвы несколько раз, Эржебет вдруг поняла, что Зун тоже читает эту молитву, только всю, от начала и до конца.

- Что ж, начнем, - сказал сурениец. - Осталось всего лишь четырнадцать часов.

Эржебет оставалось жить меньше суток.

Прядильщица, Ключник, Книжник, Резчик, Резчица, Стеклодув, Кукольник, Часовщик, Часовой. Девять Мастеров.

А здесь - восемь. Наверное, Зун тоже Мастер?

Две женщины. Резчица и Прядильщица.

Каждый Мастер, кроме женщин, сжимал в левой руке узкий клинок, сделанный из прозрачного материала, издали похожего на замершую воду.

- К счастью или на беду - время камень крошит, - нараспев произнес сурениец и вытащил из широкого рукава своего одеяния маленькие часы на цепочке. Часовщик.

- Что сегодня на виду, завтра станет прошлым, - добавил невысокий, седой как лунь старик. Подмышкой он держал толстую книгу в потертом переплете. Книжник.

- Жизнь земная - теплый дар, ночью согревает, - старшая из женщин развела руки, и на них словно сами собой повисли тончайшие нити. Прядильщица.

Эржебет беспокойно поерзала на месте.

- Что сегодня бросит в жар, завтра не смущает, - пробормотал светловолосый, довольно молодой мужчина, похоже, из атони. Взгляд у него был затравленный. Эржебет проследила за его направлением и поняла, что он смотрит на Зун. В его руке была маленькая куколка с золотистыми волосами. Кукольник.

- Всем наука ворожить пыткой жгучей станет, - мужчина со шрамами поигрывал чем-то, очень похожим на большой кусок стекла, сверкающий в солнечных лучах. Стеклодув.

- Что сегодня будет жить, завтра - мох на камне, - еще один мужчина-атони вскинул руку, в которой сжимал странного вида металлическую трубку. Часовой.

- Страх живет во всех сейчас, отравить пытается, - мареаец средних лет качнул длинной цепочкой, на которой висел серебряный ключ. Ключник.

- Что сегодня как алмаз, завтра рассыпается, - молодая Мастерица взмахнула ножом. Точно, Резчица.

А Резчика нет?!

Повисла тишина. Все переглянулись. Эржебет заметила, как отец сжал кулаки.

- Он свое лицо не спас, постарел как будто... - чуть слышно прошептала Зун.

Она - еще одна Резчица?

- Что сегодня целый час, завтра - лишь минута, - закончил Часовщик, облегченно выдохнув.

Зун с шорохом поднялась, заставив Эржебет вздрогнуть, положила ребенка рядом с ней и развернула ткань. Оказалось, что не одеяние занимало столько места, а тельце в покрывале...

Эржебет уставилась на ребенка. Это оказался мальчик примерно ее лет, но такой тонкий и хрупкий, что, казалось, тронь - и сломается, даже его одежда, сшитая из той же ткани, что и покрывало, казалась для него слишком громоздкой. Он лежал неподвижно, только слабое движение грудной клетки свидетельствовало о том, что он уже жив и дышит.

- Это твой амабилис*, девочка. А ты теперь - его сосуд, - все так же тихо сказала Зун, подобрала полы одеяния и направилась к выходу из зала. Запах уполз вместе с ней.