Ее тело уменьшалось до одной маленькой формы на скалистом берегу, и она снова закричала, потому что огонь погас, и она не могла потерять его. Ей было так мало, чтобы накормить это тело, и она позволила огню подняться внутри нее, потому что это была красота и сила, и он принадлежала ей, она знала, что он любит ее и убьет, если она не подчинится ему. И она не хотела его подчинить.

Кто-то говорил с ней. Огонь ревел в ушах так, что она едва могла слышать его, но не тут-то было; голос она знала, и не могла не признать:

Элинор. Вернись.

Вернись. Ты не оружие. Ты не огонь. Вернись.

Твоя работа закончена. Вернись. Вернись ко мне.

Пожалуйста.

Затем рука обхватила ее, и она вспомнила, что у нее было тело, и ужас наполнил ее, потому что ее тело распадается, пожираемое огнем. Она отчаянно цеплялась за руку, когда он схватил ее, неся огонь в сердце, ощущение прикосновения, так он надеялся заставить ее распознать человека. Она схватилась за эту руку, как за спасательный круг, потянувшую ее через волны на твердую землю, а затем огонь исчез, и она тяжело упала на камни, слепая, не в состоянии удержать себя.

Боль в спине стояла настолько сильная, что Элинор была уверена в том, что она сломала позвоночник. Все внутри нее скрутилось, пытаясь уползти от боли, оставить ее тело, пока она полностью не превратилась в один горящий клубок, мечущийся в агонии... но однажды она уже пыталась покинуть свое тело, и перенесет любую боль, лишь бы крепко зацепиться в нем сейчас.

Кто-то заставлял ее двигаться, поднимал ее руки, пытаясь засунуть их в рукава из какой-то грубой, тяжелый ткани. Теперь она чувствовала свежий ночной воздух, ветер, взмывающий вверх, развевающий волосы по ее лицу и скользящий по ее обнаженным ногам. Вздрогнув один раз, она уже не могла остановить дрожь. Тот же незнакомец обвил рукой ее талию и крепко обнял.

- Держись, - произнес мужчина и положил ее руки себе на шею. Он резко встал и уже не опускался.

Она вскрикнула и крепко сжала шею незнакомца. Ветер все сильнее бил ее по ногам и рукам, потому что они летели. И тут она поняла, что за ней пришел Рамси. Он крепко держал ее рукой за талию и шептал какие-то слова, разобрать которые она была не в состоянии. Но, казалось, разговаривал он не с ней, поэтому она сильнее схватилась за него и несколько раз моргнула, чтобы прояснить свой затуманенный взгляд, различавший темно-серые и светло-серые пятна. Последнее, возможно, было рубашкой Рамси.

А потом он отпустил ее.

Ее спасла лишь мертвая хватка за его шею. Он резко упал, его рука на ее талии тут же обмякла и мышцы расслабились. Она снова закричала, на этот раз сильнее и продолжительнее. Рамси дернулся, и его полет выровнялся. Его рука вновь крепко схватила ее за талию, и он прижал ее к себе так, что она чувствовала стук его сердца. Оно билось так же сильно, как и ее.

- Я прошу... - сказал он ей на ухо, его голос был хриплым и далеким, - прошу прощения, я не могу... еще чуть-чуть, Майс... Не отпускай, не отпускай...

Последнее, похоже, обращено к ней, так что она уткнулась лицом в его плечо и молилась, чтобы они пережили этот полет. Слезы от боли стекали по лицу, и она старалась не плакать вслух, боясь отвлечь его.

Рамси снова пробормотал что-то невразумительное и сделал крутой поворот влево, из-за которого ее тело занесло в сторону, чуть не оторвав от него. Элинор начала бить ногами воздух, чтобы восстановить баланс. Рамси зашатался, словно мог уронить ее опять. Но на этот раз он ударился обо что-то твердое, и Элинор свалилась с него и приземлилась на светлую палубу «Афины».

Она повернулась, прижав руки к доскам пола, заставляя свое тело выпрямиться, несмотря на боль. Затем она перенесла вес тела на руки и колени. Чьи-то руки помогли ей встать, придерживая, когда у нее подкосились ноги. Она закрыла глаза, борясь с болью, разливающейся по всему телу. Куртка Рамси свисала ей до бедер, немного обнажая грудь, но она не могла найти в себе силы, чтобы позаботиться о своем нескромном положении.

- Отведите ее вниз, - сказал Рамси тем незнакомым, грубым голосом. - Настроить курс на рандев...

Внезапно наступила тишина, затем тяжелый удар чего-то о палубу, и Элинор услышала, как матросы двинулись вперед, восклицая. Она открыла глаза и увидела, что Рамси рухнул, растолкав толпу людей, окружавших его, закричала.

Вся правая сторона его тела потемнела, опухла и покрылась огромными красноватыми пузырями, налитыми кровью. Ожоги покрывали шею, подбородок и часть лица. Почти все волосы с той стороны были опалены и сожжены, как и ухо. Его жилет и рубашка сгорели, а на брюках сияла выжженная дыра, тянувшаяся от пояса и почти до колен, обнажая обожженную плоть. Его руки, ладони... Она не могла этого вынести, но и не могла перестать смотреть на них. Его глаза были едва открыты и ничего не видели. Он не дышал.

Она кричала снова и снова, не переставая. Кто-то попытался оттолкнуть ее, и она бездумно сражалась с кем-то, цепляясь и задыхаясь в своей отчаянной попытке добраться до тела Рамси, думая, что, если она сможет дотронуться до него, то сможет отменить ущерб, который был нанесен. В ее сознании мелькали воспоминания о Стратфорде. Теперь она была ничем иным, как безумным оружием, уничтожившим все, что она когда-то любила. Кто-то положил холодную руку на ее запястье, и темнота поглотила Элинор.

Она проснулась в темноте, чувствуя мягкую ткань на ногах, ягодицах и тёплую грубую ткань вокруг рук и груди. Глубокий вдох убедил её, что она в своей спальне на «Афине», лампа не горела, теплое, душное пространство подобно недавно использовавшейся могиле. Куртка, которую она носила, и все, что на ней было, пахло пеплом костров и жареного мяса. Она упала с постели, и ее вырвало на пол, неудержимо изгоняя горечь и густую слюну, пока желудок не опустел.

Она поползла обратно на свою кровать, затем села и сорвала куртку Рамси с себя и отбросила в дальнюю стену, услышав мягкий стук, а затем удар по полу. Она голой скрутилась в клубочек на кровати, перед глазам все потемнело. В памяти появилось изображение безжизненного тела Стратфорда, с открытыми и пустыми глазами, затем она увидела почерневшее тело Рамси... это напоминало картины, которые Дьюдни мог бы произвести, если бы безумный злой гений стремился к искусству, а не к огню. Ей казалось, что все слезы сгорели. Она подумала, что, вложив столько силы в атаку, может ли снова зажечь еще один огонь.

Она подумала, удастся ли ей это.

Наконец, чувствуя, что покаялась за содеянное, она потянулась к лампе, чтобы зажечь ее. По спине проносилась пульсирующая боль, но Элинор смогла зажечь крохотный огонек, и лампа озарила комнату оранжевым светом. Она смотрела на пламя, пока огоньки не заплясали перед глазами. Затем закрыла глаза, погасила огонь и вернулась обратно в постель, свернувшись калачиком. Его постель, которую он одолжил ей, потому что был джентльменом. Его постель, его каюта, его корабль. Она дал ей так много, а она принесла ему смерть.

Там, в гнетущей темноте, она вспомнила их последний разговор и чувствовала себя дурой.

«Я чувствую, что хочу чего-то, чего бы я хотела, если бы я только знала, что это такое, - она сказала, в момент, когда он стоял рядом с ней, и все, что ей нужно было сделать, это протянуть руку и добавить: - Вас. Я хочу вас.»

Эти несколько слов могли изменить все.

Она начала лихорадочно дрожать и натянула на себя одеяло, хотя ей не было холодно. Это ничего не изменило бы. Это не остановило бы пиратов, захвативших их врасплох, и это не избавило бы от необходимости приблизиться, чтобы сжечь вражеские корабли. Вероятно, все бы случилось так, как это было, за исключением того, что Рамси узнал бы, что она его любит, и он мог бы... что? Обнять ее, отвергнуть, отвернуться от смущения? Возможно, так было бы лучше, в конце концов.