Запах рвоты ударил ей в нос в сочетании с запахом грязного дерева и более слабым запахом дыма. Элинор снова зажгла лампу, встала на дрожащие ноги и подошла к шкафу. В нем висело вечернее платье, на этом грубом корабле, столь отдаленном от гостиной Лондона, розовый шелк и белая марля. Элинор была невыносима мысль о том, чтобы надеть его, но она по глупости избавилась от уродливого коричневого хлопка, и теперь это была единственная одежда, которой она располагала. Она уничтожала все, чего касалась, не так ли?

Она сожгла последнее нижнее белье, поэтому, надев это платье, надеялась, что оно не будет совсем прозрачным. Лента затянутая вокруг ребер, не причиняла неудобств. Элинор поправила платье, провела пальцами по волосам, так как не было гребня, и с глубоким вздохом пошла босиком в большую каюту.

Здесь было пусто, тихо и темно. Лунный свет струился через окна. Угрожающий шторм прошел, оставив небо ясным и ярким, как будто он только ждал, когда битва закончится. Тортуга виделась по правому борту, и не было никаких кораблей, кроме черного силуэта вдалеке, который качался на волнах. Она коснулась стекла, как будто могла протянуть руку и опустить пиратский корабль под волны. Или это, может быть, один из военно-морских кораблей, может быть, бедная, обреченная «Колесница».

Она ничего не знала о ходе сражения после того, как она... Разве пиратский корабль не взял на абордаж один из наших? Если бы только Адмирал Даррант включил ее в свой план сражения, если бы ей позволили сжигать корабли без чьей-либо помощи... Она заставила себя остановиться. Это было неправильно, гнусно, потому что она пыталась винить в случившейся катастрофе кого угодно, но не себя.

Девушка вышла из большой каюты и поднялась на палубу, слишком усталая, чтобы заботиться о том, ненавидели ли ее матросы или боялись. Элинор слышала, как они тихо передвигались по палубе, как будто все еще надеясь услышать голос своего мертвого капитана, выкрикивающий команды. Она прошла мимо рулевого Уинна. Он даже не посмотрел на нее.

Она провела пальцами вдоль бизань-мачты и подошла к странно пустой корме, встала на таффраиле и выглянула наружу. Военно-морские корабли стояли, не двигаясь, по обе стороны от «Афины», их огни ярко светились. Даже со светом от желтой луны было слишком темно, чтобы увидеть ущерб, нанесенный им. Огни «Сирены» светились над ее названием, поэтому оно легко читалось; судно было ближе всех к «Афине», а справа она увидела «Эскордию» и «Бретон». Что адмирал скажет ей? Поймет ли он, как она потеряла контроль, и отправит в Англию на казнь? Она почти наверняка заслужила это. Она была опасна для окружающих.

Элинор посмотрела вниз, туда, где обшивка корабля скрылась в темной воде. Возможно, она должна пережить боль публичной казни. Унижение, которое она может вынести, и это только одна часть ее наказания. Она вытерпит это, не долго, во всяком случае. Элинор вспомнила себя на плоту - острые, соленые брызги в носу и горький вкус во рту - и содрогнулась. Она, возможно, заслужила смерть, но не искала её.

- Идете на бал, мисс Пемброук? - спросил лейтенант Бомонт, подходя к ней на таффраиле.

- У меня нет другого платья, лейтенант. Я приношу свои извинения за мой легкомысленный внешний вид.

- Вы кажетесь безжалостной к своей одежде. Утопление и пожар.

- Полагаю, что так.

Его слова были легкими, даже игривыми, но его голос был напряженным и злым. Его лучший друг мертв. Он должен ненавидеть меня. Я заслужила это.

- Это было довольно увлекательное шоу, которое вы устроили. Никто не знал, что вы такая... могучая.

- Я тоже не знала, лейтенант. Уверяю вас...

Что? Что она могла сказать ему? Что она сожалеет о своем ужасном поведении? Что она никогда не сделает это снова? Какая разница.

- Адмирал Даррант был доволен вами. Сказал, что вы потушили огонь, так что «Бретон» не спалили, несмотря на пиратский корабль, прицепивший абордажную команду. Очень впечатлен.

- Я благодарна за его похвалу.

Конечно, Бомонт говорил с адмиралом. Теперь он командовал «Афиной». Она была удивлена, что Даррант все еще может быть впечатлен ею, зная, что Бомонт рассказал о том, что она сделала со своим капитаном. Но Даррант никогда не беспокоился о Рамси, поэтому, возможно, он считал его жизнь мелкой потерей. Глаза Элинор горели от того, что они так долго смотрели в темноту. Она хотела, чтобы Бомонт оставил ее в покое, она имеет право скорбеть за убитого.

- Что вы с ним сделали, - начал Бомонт, затем обеими руками схватил таффраил и склонил голову, - он никогда не верил, что вы опасны, независимо от того, что я говорил. Он должен был выслушать меня.

Элинор кивнула, не желая доверять своему голосу... что она могла бы ответить?

- Но, полагаю, теперь это не имеет значения, не так ли? И я думаю, если я прав, что вы ненавидите себя сейчас больше, чем когда-либо. Таковы ваши чувства, предполагаю.

Элинор молилась, чтобы он не смог увидеть ее румянец в этом тусклом свете. Поэтому он видел все раньше. Возможно, Рамси тоже, и молчал, чтобы не смутить ее. Всегда джентльмен. Она повернула голову, чтобы посмотреть на Бомонда.

- Я предполагаю, что скоро вернусь в Лондон. Если адмирал решит, что пиратская угроза была в основном устранена.

Бомонт встретил ее взгляд. Он выглядел удивленным, хотя она не могла понять, что в ее словах было удивительно.

- Я думаю, вы могли бы остаться, если бы захотели.

- Меня здесь больше ничего не держит, мистер Бомонт.

В лунном свете его глаза сузились.

- Ничего не держит вас здесь?

- Что бы вы сказали мне, лейтенант?

Его рот раскрылся, но он сдержал слова, готовые слететь с его губ.

- Полагаю... ничего. Если у вас нет причин оставаться. Я думал... но, полагаю, ошибся. Лучше вы уйдете, чем останетесь здесь из чувства благодарности... это плохое чувство, - он отодвинулся от таффрала, оставив Элинор в замешательстве. - Майлс скоро проснется. Я должен быть там, когда он придет в себя.

Как будто холодная океанская волна ударила ее, спуская в замерзшие глубины, где она не могла ни говорить, ни видеть.

- Что? - она вынырнула.

- Хейс говорит, что он знает кое-кого, кто сможет помочь ему. Это какой-то вид исцеление, которое он применил. Никогда раньше не видел такого, чему я рад.

Наконец, Элинор смогла вымолвить.

- Я думала, что убила его, - прошептала она.

- Что вы хотите сказать, мисс Пемброук?

- Он был мертв, - произнесла она громче, - он не дышал, и я... я думала, что убила его.

Выражение лица Бомонда перешло от сердитого к испуганному, а затем к полному сочувствию за одну секунду. Он потянулся, чтобы взять ее за руку.

- Мисс Пемброук, прошу прощения, - сказал он. - Они унесли вас раньше, он не дышал, правда, и его легкие были сожжены, но нет ничего, с чем Хейс не смог справиться. Останутся шрамы, но он не мертв. Вы... о, неудивительно, что вы сказали, что ничего не держит... - он потянул ее. - Пойдемте со мной. Вы можете сами убедиться.

- Нет, - воскликнула Элинор, выдергивая руку. Благословенное облегчение осознания того, что она не отвечала за две смерти, растаяло от ужаса и тоски, и другого рода сокрушительной вины. - Я не могу его видеть, я не могу этого вынести, он..., - и она убежала мимо рулевого, по лестнице вниз, в темные, дурно пахнувшие стены своей спальни.

Она стояла, тяжело дыша, глаза закрыты. Шрамы, сказал Бомонт. Она так сильно навредила ему, навсегда повредила его, и ей, в конечном итоге, пришлось бы увидеть его и узнать, как он ее ненавидит, как ее отсутствие контроля отвернуло его, того, кто обуздал свои импульсы, чтобы не использовать свой талант, не причиняя вреда другим. Мысль пронзила ее сердце.

Она зажгла лампу и использовала испорченную, опаленную куртку Рамси, чтобы вытереть рвоту, странно, что ее было немного, скомкала тряпку и швырнула в окно большой каюты. Затем она вернулась в свою каюту и спряталась, оставив дверь открытой, чтобы проветрить комнату. Она села на кровать и позволила беспорядочным мыслям мелькать в ее голове. Кому-то придется пойти за телом Стратфорда. Ей нужно другое платье, она не могла носить имеющееся каждый день. Это было совершенно неуместным.