Вместо этого я сказала:

— Так судьба создает математику, или математика создает судьбу?

— Недостаточно данных, — сказал Пол, но я догадывалась, как сильно он хотел верить в судьбу. Тогда я в первый раз подумала о нем, как о человеке, у которого, не смотря на создаваемое им впечатление, была поэзия в душе.

Может быть, это был единственный случай, когда я его поняла.

На следующий день я поняла, каково это, когда тебе помогают одеваться по утрам.

Я имею в виду, совершенно. Мои служанки появляются вокруг кровати после моего пробуждения, подавая мне чай на серебряном подносе, наполняя мне огромную теплую мраморную ванну, и даже намыливая мне спину.

(Да, я совершенно смущена тем, что моюсь перед зрителями, но кажется, эта Маргарет делает это каждый день, поэтому мне приходится с этим смириться. Я думаю, они уже знают, как я выгляжу обнаженной, но, это не очень помогает.)

Эти женщины даже выдавливают зубную пасту на мою щетку.

Они выбирают для меня платье, мягкого желтого цвета, напоминающего свет свечей, длиной до пола, настолько нарядное для обычного дня, что я едва могу удержаться от смеха. Они заплетают мне волосы в косу и закалывают её шпильками с головками в виде маленьких эмалевых розочек. Я смотрю в зеркало, не веря, что мои неуправляемые сумасшедшие кудри выпрямлены и уложены в прическу настолько же сложную, как и красивую.

Я почти могу поверить в свою красоту, хотя это на самом деле благодаря достижениям личных стилистов (или их эквивалента из девятнадцатого века).

Макияжа нигде не видно, но они втирают сладко пахнущий крем в кожу моего лица и горла, потом наносят пудру с запахом сирени. К тому времени, когда они заканчивают вставлять мне в уши жемчужные серьги, я действительно чувствую себя как Великая Княжна.

— Благодарю вас, дамы, — говорю я. От царской особы ожидаются хорошие манеры, так? Чувствуя себя одновременно смешной и великой, я открываю дверь и вижу Пола.

Замечание: Лейтенанта Маркова.

Он стоит во внимании, совершенно правильный и соответствующий обстановке. Его чистые серые глаза встречаются с моими, в них почти виноватое выражение, и он отводит взгляд. Может быть, пялиться на особу царской крови, запрещено. Я кажется вспоминаю, что мега-звезды вроде Beyoncé иногда пишут у себя в контрактах, что никто не должен смотреть им прямо в глаза, Beyoncé в нашем измерении, Великая Княжна в этом.

Пол, лейтенант Марков, лучше думать о нем так, ничего не говорит. Конечно. Возможно, есть правило, что он не может ничего сказать, пока я не заговорю первой.

— Доброе утро, Марков.

— Доброе утро, миледи, — у него такой глубокий и вместе с тем нежный голос. — Надеюсь, сегодня вы лучше себя чувствуете.

— Да, спасибо. Скажите мне, Марков, где я могу найти полковника Азаренко?

Он хмурится.

— Моего командующего?

— Да. Именно. Его, — Пол, возможно, не может вспомнить Азаренко со вчерашнего бала, но сейчас он может рассказать мне о распорядке дня офицера. Мы достанем его Жар-птицу к обеду и починим мою к вечеру.

— Полковник Азаренко уехал в Москву сегодня рано утром, миледи.

В Москву? Он даже не в Санкт-Петербурге?

— Он отдал тебе твою, отдал вам, что-нибудь перед отъездом?

Теперь лейтенант Марков, должно быть, думает, что я схожу с ума. Хотя на его лбу появляются складки, единственный признак того, что он сдерживается, чтобы не нахмуриться, он вежливо отвечает.

— Нет, миледи. Что полковник должен мне отдать?

Я не собираюсь пускаться в объяснения. Вместо этого, я спрашиваю:

— Когда его ожидают обратно?

— После Нового Года, миледи.

После Нового Года? Это почти через три недели.

Три недели.

Как я должна притворяться принцессой в течение трёх недель?

Я сглатываю и думаю, "Похоже, что я скоро это узнаю".

Глава 12

Будь спокойна. Дыши глубже.

Я иду по коридорам дворца как в тумане. Как будто мое тело слишком оцепенело, чтобы паниковать. Вместо этого я чувствую себя словно под транквилизаторами. Меня немного покачивает, и от сложного узора на ковре начинает кружиться голова.

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, миледи? — Пол, лейтенант Марков, идет на несколько шагов позади меня.

— Достаточно хорошо, спасибо, Марков, — на самом деле я в пяти секундах от потери самообладания, но давай просто будем идти, ладно? Это подтекст. Может быть, он понимает, но в любом случае он сохраняет молчание.

Мне помогло бы, если бы у меня было представление о том, куда я должна идти. Зимний Дворец огромен, и я не смогла бы найти дорогу, даже если бы знала, что должна делать дальше.

К счастью, я не долго остаюсь одна.

— Вот ты где! — Владимир возникает из примыкающего коридора и начинает идти рядом со мной, несмотря на то, что он, должно быть, поздно лёг и выпил много шампанского, он излучает энергию. — Чувствуешь себя лучше?

— По большей части, — Владимиру улыбается, кажется вполне естественным. Его легкие шаги и теплая улыбка очаровывают меня, и привязанность, которую он чувствует по отношению к сестре, нельзя ни с чем спутать. Что бы любимая сестра сказала в такой момент? Подумаем. Он посетил большую вечеринку прошлой ночью, так? У Джози было достаточно поздних возвращений и вечеров не дома, больше чем у меня, поэтому я говорю ему то, что сказала бы ей.

— А как насчет тебя? Я удивлена, что ты не под одеялом, стеная и держа грелку со льдом на голове.

Владимир поднимает глаза к нему и драматически вздыхает:

— Ты никогда мне этого не забудешь, да?

— Нет, никогда, — блефовать проще, чем я думала, и я не могу сдержать улыбку.

Он продолжает:

— Однажды вечером я выпиваю слишком много тостов водкой и один раз в своей безупречной благодетельной жизни меня тошнит в декоративную вазу. Цена? Вечные насмешки моей сестры.

— Не насмешки. Но вечное поддразнивание? Определенно.

На это Владимир смеется, и его смех очень напоминает мамин. Вот что значит иметь брата. Я всегда хотела брата, и Владимир кажется именно тем братом, которого я хотела, покровительственный, смешной и добрый.

Именно в эту секунду я чувствую, как меня сильно ущипнули за руку.

— Ой! — я разворачиваюсь назад и вижу Катю, которая выглядит очень удовлетворенной собой в своем розовом платье. Хотя она похожа на Царя больше, чем все остальные, у неё те же буйные кудри Коваленко. — За что это?

— За то, что ты думала, что я слишком мала для бала! Мужчины танцевали со мной весь вечер!

Я смотрю на Владимира за подтверждением. Он бросает Кате многозначительный взгляд.

— Наша маленькая Катя протанцевала ровно четыре танца, один из них со мной, и два со своими дядями. Но один очень милый офицер действительно пригласил её на танец, и она танцевала хорошо.

Катя поднимает свой упрямы подбородок, как будто её только что не опровергли. Покачав головой, я говорю:

— Они так быстро растут.

— Куда летит время? — соглашается Владимир, притворяясь старым и мудрым.

За это Катя нахмуривается на меня.

— Вы не такие уж большие, — говорит она и бежит от меня, в её руках кончик моего пояса. Он развязывается и падает на ковер. Она бросает его и несется вперед, смеясь.

— Ох, правда, — она всегда так раздражает? Маргарет из этого измерения едва ли может её выносить.

Но что-то в хихиканье Кати напоминает мне о том, как несколько лет назад я пробралась за спину Джози, пока она разговаривала по телефону и вытащила заколку из её волос. Ей десять минут пришлось бегать за мной по дому, пока она не поймала меня. Почему мне в девять лет это казалось веселым? Не имею представления. Но это было потрясающе. Я даже перепрыгивала через диван, и надрывала живот, когда Джози пыталась повторить мой маневр, зацепилась за спинку и свалилась на пол.

Я помню, как Джози кричала:

— Младшие сестры — самые надоедливые создания на земле!

Теперь я понимаю, что она была права.