— Я узнаю, кто убил Генри, — Пол делает шаг ко мне. — Я клянусь тебе.

— Если не всё зависит от Тео, то и не от тебя! Ладно, пусть ты не убивал папу и не стирал данные. Тогда кто? Почему ты сбежал?

Он снова пугает меня.

— Я не убивал Генри, но уничтожил данные в лаборатории.

— Что? Почему?

Пол кладет руки мне на плечи. Я вздрагиваю. Ничего не могу с собой поделать. Он отстраняется, словно боясь, что ранил меня.

— Скажи Тео, что я сожалею. Когда я увидел его раньше, я думал, я винил его за то, чего он не делал. Я теперь понимаю, что он только пытался сделать что-то для Генри... — его голос снова ломается. Наше общее горе одновременно пронзает нас, кажется, электрический шок идет от меня к нему и от него ко мне. — Но скажи Тео, чтобы он отправил тебя домой, сейчас же. Чем скорее, тем лучше. Это самая важная вещь, которую он может сделать.

— Нет. Ты должен объяснить.

Он говорит только:

— Иди домой, я все исправлю.

Поезд покачивается достаточно сильно для того, чтобы я пошатнулась. За секунду до того, как я могу восстановить равновесие, Пол сжимает Жар-птицу в ладони и...

Сложно точно объяснить произошедшее. Хотя ничто не сдвинулось, кажется, что ветерок всколыхнул воздух вокруг нас, изменив что-то неуловимое в образе Пола. Он поднимает голову, словно пораженный, поднимает ладонь в разбитой губе и вздрагивает. Потом он видит кровь на своих пальцах и, кажется, не может вспомнить, как она туда попала.

Потом я понимаю, что Жар-птицы на его шее больше нет. Не было ни вспышки света, ни неземных звуков, ничего такого, одно мгновение, и Жар-птица только что была там, а сейчас её нет.

Пол ушел. Он снова прыгнул, теперь в другое измерение.

Это значит, что парень, стоящий передо мной это... Пол Марков, но Пол, который принадлежит этому миру.

Поезд останавливается на следующей станции. Я хватаюсь за поручень, чтобы не упасть, Пол делает то же самое, но неуклюже, словно он едва понимает, что происходит. Потом я понимаю, что это так. Он стоит в поезде без воспоминаний о том, как он попал туда, и даже кто я такая.

— Что происходит? — говорит Пол, не Пол.

— Я... — как я должна объяснить это? — Давай сойдем с поезда, ладно?

Хотя Пол выглядит беспокойно, он следует за мной, через станцию на улицу.

Мы, как оказалось, сейчас в совершенно другой части Лондона, она выглядит больше похожей на город, который я помню, здесь больше старых зданий, нет летательных аппаратов в небе. Снова начал идти дождь. Мы ныряем под козырек магазина, и теперь Пол выглядит менее смущенным, но более взволнованным.

— Где я?

— В Лондоне.

— Да, конечно, — говорит он, и то, как он прищуривает глаза, когда он не уверен и раздражен, кажется таким знакомым, что мне сложно поверить, что это не мой Пол. — Я приехал этим утром на конференцию. Услышать Ватта Конли. Я планировал это несколько недель, но клянусь, что помню, как сошел с поезда. Потом всё, пропадает.

Он собирался на конференцию в любом случае. Конечно. Почему физику не интересоваться изобретателем эпохи?

— Ты не помнишь ничего за прошлые, я не знаю, два дня?

— Я помню, кое-что, — говорит Пол. Его выражение лица, движения, немного отличаются от нашего Пола, которого я знаю, и который только что сбежал от меня. Как странно видеть различия в том, как он наклоняет голову. — Но кто ты? Кто меня ударил?

Я это сделала. Мы с Тео сделали это с тобой, и ты — незнакомец, который никогда не причинял нам вреда.

— Была драка. Всё закончилось. Ничего плохого не произошло.

— Но... — он смотрит на свои большие руки, понимая, что костяшки пальцев содраны. Его потерянное выражение лица так похоже на Пола, что я резко вздыхаю.

Я хотела бы объяснить.

Поэтому я говорю так мягко, как могу.

— Ты бы мне не поверил, если бы я тебе рассказала. Просто иди домой. Всё хорошо. Ты меня больше не увидишь.

Хотя он очевидно хочет задать еще несколько вопросов, еще больше Пол хочет убраться подальше от сумасшедшей незнакомки. Он пятится из-под навеса до тех пор, пока капли дождя не начинают попадать на его длинное пальто и взъерошенные волосы. Потом он поворачивается и теряется в лондонской толпе.

Только теперь я понимаю, что моё кольцо уже давно вибрирует. Я нажимаю на него, надеясь увидеть Тео. Когда трехмерная проекция его лица появляется передо мной, я полна надежд, но потом я понимаю, что это сообщение.

— Маргарет, я молюсь Богу, чтобы с тобой все было в порядке, — его лицо напряжено, он боится за меня. Тео продолжает. — Пол прыгнул из этого измерения несколько секунд назад. Я догадываюсь, что ты уже это знаешь. Ты должны пойти за ним. Не волнуйся, я настроил твою Жар-птицу, чтобы следовать за ним, когда он прыгает, так же как мою. Я чувствую себя, более чем странно, что иду к тебе, но я знаю, что ты сказала бы мне, что Пол не должен сбежать, неважно что случится. Правосудие для Генри, вот что важнее всего.

Я киваю, как будто его сообщение может меня видеть. Но это только голограмма, говорящая с пустотой.

Тео улыбается, натянуто и нервно.

— Увидимся в соседней вселенной, хорошо, Мег?

— Да, — шепчу я. — В соседней.

Хотя я беру Жар-птицу в руку, я не сразу настраиваю её для следующего прыжка. Сначала я смотрю на мрачный Лондон передо мной, где технологические чудеса приколоты или летают перед каждым человеком, и все они слишком увлечены или озабочены, чтобы заметить. Я пытаюсь представить, как будет чувствовать себя эта Маргарет, когда она очнется одна через несколько секунд, удивленная бешеному ритму сердца.

Кажется, она не много сможет вспомнить. Но, мне не нужны напоминания, как Тео, и как, кажется, Полу. Мои путешествия отличаются от их. Поэтому может быть опыт этой Маргарет тоже будет иным. Возможно, она вспомнит какие-то обрывки, образ ощущений, принадлежащих мне и как они делились на нас обеих.

Поэтому я занимаю свой мозг мыслями о родителях, которых она так давно потеряла. Я думаю о том, как они смеялись, когда я раскрашивала радужный стол. О том, как мама держала меня на плечах в музее естественной истории, чтобы я смогла заглянуть в череп трицератопса. Или о том, как папа катал меня вокруг города на своем велосипеде, когда я была достаточно мала, чтобы умещаться в детское сиденье, одно из моих самых ранних воспоминаний, он смеется и мы вместе катимся с горы.

Я надеюсь, эта Маргарет сможет хоть немного их вспомнить. Это пробьет дыру в ужасном горе, которое заключило её в эту жизнь, и может быть, даст ей надежду, чтобы освободиться.

Потом я начинаю манипулировать Жар-птицей, поворачиваю последний рычаг, и думаю: "О Боже, что же дальше? Что дальше?"

Я врезаюсь в себя, в другую себя, и в этот раз я совершенно теряю равновесие. На долю секунды я лечу в воздухе, и я понимаю, что падаю с лестницы. Очевидно, это очень, очень неудачный момент, чтобы путешественник между измерениями запрыгнув в твое тело, потому что ты промахнешься мимо ступеньки, и...

У мня получается выставить руки вперед при падении, но это не уберегает меня от жесткого приземления на ступеньки, но по меньшей мере позволяет мне приготовиться к падению еще на несколько ступеней вниз, и там я ловлю себя. Колье вокруг моей шеи разрывается, и я слышу, как бусины катятся в разных направлениях. Вокруг меня кричат люди и торопятся ко мне. Ошеломленная, я поднимаю голову.

Первое, что я замечаю, это красный бархатный ковер на лестнице. И это хорошо, потому что ступени под ним кажутся мраморными, и это было бы больно. Второе, что я замечаю, что бусины, стучащие и катящиеся по ступенькам, это совсем не бусины. Это жемчужины.

Я прикладываю руку к ноющему лбу и поднимаю взгляд. Мои пальцы встречаются с чем-то в волосах, с какой-то тяжелой штукой у меня на голове.

Это тиара?

Наконец, я вижу столпившихся округ меня людей, все как один в невозможно элегантных вечерних платьях, мужчины в незнакомой военной форме, блистающие медалями и орденами, женщины в белых, длиной до пола, нарядах, таких же как то, которое запуталось у меня в ногах.