— Идем!

Едва они вышли, как из гостиной явилась и села на ту же скамейку новая пара: Митя с другой маской.

— Ну, угадайте! — кокетничала боярышня.

— Угадать не трудно, — заикаясь, ответил Митя. — Вы Аня Блинова!

Блинова сняла маску. У нее оказалось хорошенькое, миловидное личико с мягкими чертами и серыми глазами.

— Мы с вами знакомы немножко, — дружеским тоном сказала она.

— Да! встречались когда-то. Я вас по голосу сразу узнал.

— А вот цыганку эту ни за что не узнаете.

— Потому что, вероятно, и совсем ее не знаю.

— Нет, вы разговаривали с ней по телефону. Мне все известно.

Митя покраснел.

— Ах, вон что! Действительно, меня за последнее время интриговала по телефону какая-то незнакомка. Так это она?

— Она.

— Странно: интриговала меня, а ухаживает за моим братом!

Анна расхохоталась.

— Я думаю, что она перепутала: никогда не видала ни вас, ни вашего брата.

— Тем лучше.

— Почему?

— Потому что я другую люблю.

— Разве? — смущенно спросила девушка.

— Между прочим, кто она, эта цыганка?

— Спросите ее сами. Могу только сказать, что она дворянка из небогатой семьи, ищет себе богатого жениха.

— Ах, мой бедный брат!

— Нет, он не бедный, он богатый жених. Как раз то, что ей нужно.

— Насколько я знаю, брат и не думает о женитьбе.

— Вот это всего опаснее, когда не думают. Тут-то и попадают в ловушку. А я бы хотела видеть ту, о которой вы думаете.

— А вы думаете замуж выходить?

— Конечно. Выйти замуж — это значит освободиться от родительского гнета. Ведь мои родители еще потяжелее ваших! Если бы мне сделал предложение один человек, который мне нравится… выйду с удовольствием.

— А кто он?

— Много будете знать — скоро состаритесь!

Из гостиной послышался дружный смех игроков.

— Ну, шша-ри-ки, рра-ботайте! Вы-ручай-те! — азартно кричал Блинов.

— Ваша карта бита! Хи-хи-хи! — тонким смехом валился Федор.

— Вот тебе и шарики! — рычал Сила.

— Идемте танцевать! — сказала Анна, вставая.

Наверху, при лампе с красным абажуром, в ярко освещенной комнате художник писал портрет своей жены. В уголке молча сидела Елена.

— Кто там приехал? — спросила Наташа.

— Блинов с дочерью, Федя Мельников да еще какая-то таинственная незнакомка. На Костю насела. Обе ряженые, в масках.

Вошел Кронид.

— Бросайте ваше дело, Валерьян Иваныч! Там староста пришел с мужиками и бабами: хотят вам хлеб- соль поднести. Да и гостям безусловно надо показаться. Неловко же! Поздравлять вас приехали, а вы тут словно как спрятались.

— Как мужики-то узнали? — удивилась Наташа.

— Не беспокойся, вся деревня знает, без телефона. Это, конечно, делается не для вас, а для дяди.

Валерьян поморщился, складывая кисти и палитру.

— Не люблю я помпы!

— Что вам? — ухмыльнулся Кронид. — Выйдите к зим, скажите речь! Гы-гы!

— Никаких речей! — отмахнулся художник.

— Непременно надо мужиков принять, — сказала Наташа.

— Они в кухне ждут, я им сейчас скажу. Елена Ивановна, пойдемте и вы, — посмотрим.

Все четверо спустились вниз, в столовую. Кронид пошел на кухню и тотчас же вернулся. За ним, теснясь, вошло несколько мужиков, баб и девок. Впереди всех был степенный мужик средних лет в дубленом полушубке, с умным лицом. На деревянном резном блюде с вышитым полотенцем он держал серый хлеб с солью в деревянной солонке.

— Здравствуйте, дорогой наш гостюшка, Валерьян Иваныч! — певуче заговорил он, низко кланяясь. — Дозвольте нам, крестьянам здешней деревни, поздравить вас с приездом! Не обессудьте на нас! Хлебом живем, хлебом и подносим!

Мужик передал блюдо Валерьяну и еще раз низко поклонился.

Художник взял хлеб и покраснел, не зная, что делать.

— Благодарю вас! — пробормотал он.

— С приездом проздравляем! С приездом! — хором закричали остальные, улыбаясь и кивая головами.

Кронид взял у Семова хлеб, поставил на стол, вынул из буфета большой графин с водкой, штоф с наливкой, закуску и орехи на тарелке.

— Проздравляем и вас, Наталья Силовна, с приездом в родительское гнездо, — продолжал мужик, обращаясь к Наташе. — Дай бог вам счастья и всего лучшего!

Кронид налил чайный стакан водки и поднес ему. держа наготове закуску. Староста выпил единым духом, крякнул, возвратил стакан и сказал, кланяясь на обе стороны:

— Покорно благодарим на угощении! Валерьян Иваныч! Наталья Силовна! будьте здоровы!

Кронид стал обносить водкой, наливками и орехами всех остальных.

Валерьян, Наташа и Елена вошли в гостиную. Игроки все еще сидели за картами. Молодежь, собравшись в кружок, чему-то смеялась. Цыганка оказалась уже без маски.

— Вот, позвольте представить! — сказал Сила Блинову. — Мой зять!

Блинов встал и торжественно пожал руку Валерьяну.

— Очень рад познакомиться! Поздравляю вас и Наталью Силовну! Значит, все мы теперь породнились.

— Именно все, — подтвердил Федор. — Елена Ивановна, пожалуйте сюда!

Елена подошла.

— Сила Гордеич! — с внезапным волнением продолжал Мельников, вставая: — я прошу руки вашей племянницы Елены!

Митя вскочил с места.

— Елена! — пробормотал он побелевшими губами.

— Что ж, дело доброе, — благодушно ответил Сила, не замечая волнения Мити. — Я давно ждал. Елена, я надеюсь, ты уже дала свое согласие?

— Да, — опуская глаза, тихо прошептала она.

Ужас отобразился на помертвевшем лице Мити.

Елена быстро пошла к двери, но он нагнал ее, загородив дорогу. Губы его дрожали.

— Митя, не волнуйся! — звенящим голосом сказала Елена. — Все кончено. Так будет для всех нас лучше, милый мой.

Слезы текли по ее щекам.

Сила большими шагами подошел к сыну, крепко взял за руку, стиснул ее, как в железных тисках, зарокотал низким гулом:

— Дмитрий, не срами отца! Все уже решено и подписано.

Митя отшатнулся, вырывая руку.

— Папа, что вы делаете со мной?

Отец повелительно сдвинул седые брови.

— Молчи! После! Ты слышал, что сказала Елена?

Митя вырвался и, шатаясь, ринулся в дверь, больно ударившись плечом о косяк.

Елена выбежала в столовую, где Кронид все еще угощал мужиков и баб. Вслед за ней вышел сияющий Федор, выгреб из кармана полную горсть мелкого серебра, широко размахнулся и бросил в толпу.

Поезд двигался к западу. Из окна вагона виднелись поля с быстро таявшим снегом, журчавшими снеговыми ручейками под теплыми лучами пригревавшего солнца. Конечной целью путешествия был Неаполь.

В Венеции они задержались на неделю. И хотя была холодная, хмурая погода, несколько портившая впечатление от этого фантастического города с каналами вместо улиц, тем не менее строгие старые дворцы и знаменитый дворец дожей произвели на них сильное впечатление.

Валерьян рассказывал Наташе и Мите историю замечательных картин Микеланджело и Леонардо. Он готов был остаться на целый месяц в этом удивительном городе, стоявшем на лоне моря, как великолепный памятник давно умершей жизни, но Наташа, с интересом слушавшая рассказы художника, плохо понимала достоинства потемневших картин. Ее больше радовали голуби на площади святого Марка и черные, легкие гондолы, скользившие по неподвижной глади Гранд-канала, с гондольерами в оригинальных костюмах, правившими гондолой стоя, одним веслом. Венеция была малолюдна, пустынна, тиха и почти безжизненна. Когда же проехались в гондоле по второстепенным, узким и грязным каналам, то увидали бедные кварталы Венеции, ее задворки с развешанным для просушки бельем и жизнь венецианской бедноты. Не верилось, что это и есть знаменитая Венеция, о которой до сих пор приходилось только читать и слышать. А тут еще холодная погода с облачным, серым, совсем не итальянским небом. Через несколько дней мокрая, сырая Венеция с ее облезлыми, почерневшими от времени, мрачными и, казалось, необитаемыми дворцами наскучила путешественникам, и они поехали дальше.