Нам как всегда хотелось вместить в альбом как можно больше песен. Я написал кучу музыки, Горшок тоже. И если мои песни обычно готовы заранее, то песни Мишки приходилось дописывать едва ли не в студии. Были, конечно, определенна сроки, но мы как авторы, всегда все почему-то откладываем до последней минуты. Писать тексты мне всегда нравится. А получается так, что на одну песню пишется четыре разных варианта, а то и пять. И все это нужно сделать, предположим, в две недели.

Пусть только никто не думает, что у нас конвейерное производство, поточный метод. Мы сами себе ставим определенные сроки, чтобы как-то себя дисциплинировать в работе. Но все равно — пока пчела в жопу не укусит, пока не подойдет последняя минута перед записью — все еще не готово.

Мне нравится, когда меня не отвлекает ничто постороннее, тогда у меня случается творческий подъем и я спокойно пишу тексты. А когда вокруг дерготня — очень тяжело.

При записи альбома "Жаль, нет ружья" мы не выдержали сроки на целый месяц. Не то, чтобы они, эти сроки, были такие уж жесткие, просто мы динамили очень многих людей, которые тоже работали в этой студии, тех, кто писались параллельно с нами. Потому что из-за нас приходилось их работу передвигать, передоговариваться. Но нам ничего другого не оставалось делать. Если уж взялись за дело, то нужно его довести до конца.

Как всегда у нас и бывало по опыту прошлых альбомов, последний текст был написан в последний день перед записью. Но, в итоге, все было сделано. Однако, месяц мы все-таки протянули и поэтому альбом не вышел в том виде, в котором мы планировали его выпустить. Не успели напечатать буклет, который мы делали — он выходит только на переиздании. В дорогом варианте. Некоторые песни в этой версии будут пересведены, потому что для Жеки и Паши — звукорежиссеров, работавших на "Жаль, нет ружья", было очень мало времени. Однако, они все равно сделали все очень неплохо. Кое-что, мы, все-таки, доработаем.

Волновались при записи все те, кто был в студии. А человек, который писался, всегда старался сделать свою партию максимально кайфово. Что Ренегат с гитарой, что мы с Ми-хой, да и все, впрочем — пока не запишем, не уйдем. Пока не сделаем так, чтобы самим было кайфово — не уйдем из студии. Все вокруг волнуются, время кончается, но мы стояли жестко. В итоге, правда, и со временем все нормально получилось. Минус только с обложкой и недостатком времени на сведение — а в остальном всё в порядке.

Материал в большинстве своем был готов заранее, из Михиных было готово песни три, а остальные я уже дописывал в процессе. А "Мертвый анархист" — музыка была уже записана, а текста не было. Я написал его в последний день записи.

Тур в поддержку этого альбома был совершенно безумным. Нас достали вопросами типа "Сколько вы получаете?" "Какие вы зарабатываете бабки?" На одном из эфиров был звонок в студию — "Не отпускайте их из студии, пока они не скажут, сколько зарабатывают!" Какое кому дело, сколько мы зарабатываем! Меня сам факт этот бесит. Каждый человек, если ему удается делать то, что он хочет и то, что может делать, должен получать за это деньги. И какая кому разница, сколько он получает?

На самом деле могу сказать, что физически выносить такие туры, как у нас, особенно, последний — для этого нужно быть такими фанатами своего дела, каковыми мы и являемся. Каждый день концерт, каждый день идет отдача бешеная — фанера у нас исключается как факт, если бы была фанера, можно было бы расслабиться и жить припеваючи. Но это для нас недопустимо, об этом даже думать нельзя. И потом каждодневные переезды, вселения в эти всевозможные гостиницы, послеконцертная эйфория, которая очень тяжело переживается, заставляет веселиться, шарое-биться и бухать. Адреналин гуляет — тут уже ничего не попишешь. Многие из тех, кто считает, что это такая сладкая жизнь, давно бы уже спились на всех этих делах, когда тебе со всех сторон предлагают водку и виски.

Мы выехали в конце сентября и у нас было всего два заезда домой — один раз на недельку, второй — дня на три. Все остальное время мы — до середины декабря — провели в скитаниях по стране, проехали более шестидесяти городов. Мы этому очень рады, потому что теперь, когда нас спрашивают: "Где вы были?", мы отвечаем: "Везде". Потому что реально мы были везде.

Конечно, не то, чтобы конкретно — везде, но, в целом — везде.

И, в общем-то, могу сказать, что в России народ, даже в глубинке, любит рок, панк — панки есть везде, преданные любители рок-музыки есть везде. Люди, которые попсу терпеть не могут, так же как и мы, такого народу очень много по всей стране. Это видно хотя бы из того, сколько зрителей мы собираем. В любой деревне, где бы мы не играли, о городах я уже не говорю, в любом месте нашей страны в первых рядах всегда стоят люди в косухах, с ирокезами, со всякими штучками…

Как говорится, спрос на рок-музыку есть и большой, поэтому она должна развиваться, а не угасать, о чем почему-то многие говорят.

Новый материал принимался очень здорово, встречали нас замечательно, лучшие песни с нового альбома вообще шли на ура.

Побывали в Норильске, Владивостоке, добрались до Уссурийска, до Находки — это вообще глубинка. Вообще, когда столько городов — уже не запоминаешь их. Они перемешиваются как картинки. В Иркутске устроили гонки на снегоходах, три из них раздолбали. Я лично очень устал — я по натуре домосед, люблю дома посидеть, песни пописать. А в тур я гитару с собой не беру. Вообще, чтобы не устать во время тура, нужно поменьше бухать. Тогда все равно — хоть шестьдесят городов, хоть сто. И еще — очень важно беречь голос. Для нас с Михой это проблема.

Есть люди, которые ставят себе голоса, умеют голос экономить. А у нас — какое там — экономить. На концерте идет угар, начинаешь орать, кричать, хочется докричаться до всех, глотку срываешь.

А основная причина, из-за которой срывается голос — невыполнение райдера принимающей стороной. Далеко не в каждом городе есть приличный аппарат. В подавляющем большинстве городов его нет. С нами ездят аппаратчики со своим аппаратом. Мы арендуем в каком-нибудь крупном городе весь аппарат — порталы, все полностью. И все концерты поблизости от этого города они обеспечивают. Но бывает, что этого сделать не удается.

Но не всегда бывает, что аппарат на том уровне, который нам нужен. А питерский аппарат мы везти не можем.

Приехали в Улан-Удэ, такая же история была в Благовещенске — там аппарата, практически, нет. Мы настроились, я вышел в зал, отошел от сцены на десять метров и понял, что если я сейчас здесь начну говорить с приятелем, то приятеля буду слушать лучше, чем музыку со сцены. Вот такая беда. А мы в Улан-Удэ впервые, отступать нам нельзя. И играли на этом аппарате. Брали энергией, и орали, конечно, как только могли. Это было уже сейчас, в 2002 году, в последнем туре. Все равно приходится выезжать на драйве, на собственной глотке.

В этом смысле ситуация у нас в России, как и во многом другом, оставляет желать лучшего. Хотя, во многих городах, таких, как Барнаул, есть люди, которые совершенно бескорыстно преданы рок-музыке. Настолько, что они занимаются не только продвижением своих молодых групп, но и привозом групп из Москвы и Питера и созданием им полного кайфа, чтобы они не обламывались. У них там есть рок-кафе такое, что я могу только пожелать Питеру, чтобы здесь было что-то похожее на кафе в Барнауле. Когда я вышел ночью на улицу (в Барнауле) — за едой, что ли, часа в четыре — увидел на крыше гостиницы огромный монитор, на котором бежала надпись: "Панк не сдох, он просто так пахнет". Потом пошли надписи "Панк-рок жив" и так далее. Побольше бы таких людей, как барнаульский Раппопорт, который такие штучки там устраивает.