«Я не трогаю тебя взглядом, я не трогаю тебя словом…» Я не трогаю тебя взглядом, я не трогаю тебя словом, просто я не хочу, чтоб снова что-то взвыло, как пес, внутри. Говорю: я – всему основа, не дуэт пусть, а будет соло. А что вытекло из глаз солью, рукавом, не стыдясь, утри: кто не плакал, тот не был ранен, кто не падает, тот не встанет. Я в тумане, в таком тумане разбиваются корабли, только свет маяка, он манит, утешая тоску прощаний. За туманом другие дали, и за ребрами не болит. «Мы заложники расстояний…» Мы заложники расстояний, Мы заложники расставаний, Бесконечных в пути скитаний И погаснувших маяков, Мы владельцы дыры в кармане, Пустоты той, что между нами, Мы – подошвы от наших прежде Целых, новеньких сапогов. Может, хватит, ну право слово, Ну, подумаешь, не взросло в нас. Ну, прими уже, что мне снова Что-то пробовать – нет огня: Я настолько устал, что, хочешь, Трать неделями дни и ночи, Вряд ли станет уже короче От тебя путь и до меня. «Я прошел в мире тысячи троп, я прошел сотней узких и злых…» Я прошел в мире тысячи троп, я прошел сотней узких и злых тропинок. От порогов мне вслед злые слезы летели в спину за плечами оставленных женщин, детей их, со мной с лиц схожих. Я входил в столько жизней и каждую потревожил, не оставив взамен ничего, кроме сердца боли. Только все стало честно, когда мы свелись судьбою. Я к воротам твоим приходил, возвратясь со странствий. Ты, куда б ни ушел я, прощала меня, скитальца, принимала обратно, стелила мне мягче пуха. А когда уходил, в спину мне не неслось ни звука. Потому и спешил сюда вновь из любого края: там, где слезы не льют, там из памяти не стирают. А где думы гадают и так солона подушка, слезы высохнут за ночь, а к вечеру станет лучше. Ты ж, голубка, жила без меня так же славно, как и со мною. Этим счастьем своим повязала, и мне спокойно, несмотря на капкан. Хотя разве же это путы?.. Руки нежные эти с кап — каном нельзя попутать. Только крепко они рядом держат — хомут шелковый. Сколько раз уходил, но всегда возвращался снова. «Часть меня выжила. Слышишь? Одна лишь часть…» Часть меня выжила. Слышишь? Одна лишь часть. После тебя, как дракона, от замка один лишь остов, Выжженный дочерна. Что мне любовь твоя, Если она в моей глотке застряла костью, Если война твоей нежности во стократ Вышла бескровней, а нежность твоя убила? Часть меня выжила. Слышишь? Одна лишь часть, Я растерять себя полностью, нет, не в силах, Я подпустить тебя снова в обломки стен, Горе, разруху не смею и не желаю. Мертвой водой окропи – не сойдется ран Край, потому что я сплошь повдоль – ножевая От твоих слов, распредательских, как Иуд Сотен и сотен ртов бесконечно лживых. Часть меня выжила. Да, пусть одна лишь часть, Но… многие ль от любви твоей ушли живы? «Мама, мне послезавтра исполнится восемь лет. Через неделю…» Мама, мне послезавтра исполнится восемь лет. Через неделю приедет к нам Дед Мороз, и я уже знаю, что буду просить в ответ за то, что весь год я вел себя хорошо. Мама, я попрошу, чтобы ты пришла, пусть и на час. Я знаю, ты занята, мне так сказали. Что мама моя ушла. «А мама вернется?» «Когда завершит дела». Какие дела у тебя важнее, чем целый я? Я, тебя ждущий… не нужен мне Новый год! Деду Морозу я знаю, что рассказать, о чем попросить – пусть мама меня найдет. Мама, я много и много тебе про нас рисовал. Мама, не смейся, что синий твой цвет волос – один на двоих здесь делится карандаш, их здесь не хватает, как и тебя порой. Нас в комнате десять, и каждый тебя зовет. Не знаю, зачем им тебя, ведь я твой один, но знаешь, я все-таки верю, что сможешь и заберешь, узнаешь, вернувшись, укажешь и скажешь: «Сын». Узнаешь меня, хоть я вырос и Новый год я встретил уже, мне сказали, здесь пятый раз. Пожалуйста, мамочка, пускай найдет Дед Мороз тебя где-то там, поможет решить дела. Пожалуйста, мамочка, дай ему мне помочь тебя отыскать. Я вел себя хорошо! Пожалуйста, боженька, пусть бы на этот раз мне тети сказали: «К тебе кое-кто пришел». Этот мир будет жить этот мир будет жить, подвластный твоим законам, утопать в твоей щедрости, нежиться в твоей ласке, забывая, что быть счастливыми – твой приказ. этот мир будет жить в границах твоих владений, под защитой твоей, покорным пребудет воле, потому что ты обещаешь боль ему. много боли. этот мир будет жить, другого царя не зная, и, когда ты уйдешь туда, где уже не судят, он останется здесь, нескоро тебя забудет и продолжит псом верным истово жечь и рушить все, что было тебе не нужно и ненавистно, будет класть на алтарь свои и чужие жизни и теперь и потом, когда все осядет прахом, когда память сотрется, а имя поглотит вечность: страх по-прежнему будет здесь, будет их стеречь, |
