- Тебе не обидно?

Он не ответил, без слов взял сигареты, сунул ноги в тапки и вышел в коридор. Я ненавидела себя. Конечно, Марку было обидно. Конечно, моё жестокое откровение не могло не ранить, но ни одного упрёка при всём при этом я не услышала. Ни до, ни после. Я не понимала, что с этим человеком не так: или он родился святым, или обладал нечеловеческим терпением. Наверно, с моей стороны было правильнее настоять на его уходе, поскольку я не заслуживала рядом с собой такого человека, как Марк, а он не заслуживал тех событий, тех отрицательных эмоций, которые я дарила своим присутствием. Не стоило подпитывать эти "недоотношения", не стоило ждать лучшего момента. Этот момент не настал бы и теоретически. Изначально всё было неправильно, неправильно продолжалось и закончиться могло лишь таким образом, никак не хэппи-эндом. Но так или иначе выгнать Марка я не могла, а он не мог уйти. Может, чувствовал за меня ответственность, может, действительно был влюблён, в чём мне до сих пор страшно себе признаться. Не знаю. Ясно понимала я только то, что можно обмануть кого угодно, кроме себя, а внутренний голос кричал, что тянуться вечно так не может. Что-то должно случиться в моей жизни, некая кульминация, которая подвела бы все эти странные, зависящие друг от друга события к логической развязке.

Ну а пока эта кульминация не случилась, я продолжала медленно сходить изнутри с ума, временами доводя себя до крайностей. Самый странный, неожиданный поступок выкинула в конце месяца. Тем днём я, в отличие от Марка, не работала, поэтому, сходив вечером покормить кошек, зашла в супермаркет, купила кое-что из продуктов, вернувшись в общагу, приготовила запечённую в духовке рыбу с картошкой, заправив всё это соевым соусом. Выглядела моя стряпня достаточно эстетично, к тому же пахла аппетитно и вполне съедобно. До возвращения Марка оставалось пару часов, занять себя было нечем (по крайней мере, ничего конкретного не хотелось), и долгие два часа я тупо во мраке комнаты сидела с Бусинкой на подоконнике, глядя в бессмысленное никуда. На улице мело, люди поблизости не мелькали, не проезжали и автомобили. Метель, холод, безысходность. Из коридора доносился истеричный крик тёть Инны, а мне было всё равно, как когда-то, он более не нервировал. Совершенно. Я привыкла к этим звукам, привыкла к этому высокому голосу с неправильным произношением, ставшему частью моей жизни, частью будничных вечеров. Ласковая, степенная кошка, снегопад за окном, темнота, соседские возгласы. В этой суетно-спокойной атмосфере я впервые всерьёз задумалась о том, что мешает нам с Марком быть не просто сожителями, а парой. Что не даёт наши отношения (я не говорю о любви) назвать полноценными, нормальными отношениями между парнем и девушкой. Как ни удивительно, ответ был примитивен - отсутствие секса.

Само это слово не вызывало ничего, кроме неприязни, дискомфорта, отвращения. Секс, похоть, сношение, вожделение, порно - для меня эти слова имели единое значение, единый смысл, какими эпитетами, поэтизмами и сантиментами их ни надели. Моё сознание категорически не принимало данную формулу любви. Данную суть любви. Романтично? Сентиментально? Трогательно? Ничуть. В десятом классе мы поспорили на этой почве с Климтом, но прошло три года. Изменилось многое, только не это. Я по-прежнему оставалась противницей физической близости такого рода. Однако, сидя той ночью у окна, поймала себя на мысли о том, что изредка, но всё же случались моменты, когда после того, как мы с Марком желали друг другу спокойной ночи, и он выключал свет, снимая в темноте футболку, оставаясь в серых спортивных штанах, что-то во мне ёкало. Чем это являлось? Возбуждением? Смущением? Не знаю. Подобные вспышки были мимолётны, я не успевала заострить на них внимание, подвести под определённые понятия, раздув до "нечто". Это "нечто" просто случалось и всё.

А что, если я действительно хотела Марка? Возможно ли это? Да и что значит "хотела"? Хотела прижаться к его раздетому телу? Хотела поцелуев и объятий? Хотела быть оттраханной? Я не понимала. Не хотела понимать и принимать подобную правду. Марк нравился мне как личность, как парень. Потерять его было страшно, но и становиться полностью прирученной не казалось правильным. Я боялась проникнуться к этому человеку каким-то великим чувством, поскольку знала наверняка, что в скором времени что-то в любом случае нас разлучит. Готовить себе заранее очередную дыру в душе не представлялось разумным, мне было удобно ни к чему не обязывающее сожительство, основанное не на страсти, чувственности, ласке, ревности, а на поддержке, какой-то рациональности, дружбе. Такая почва надёжнее, нежели та, которую то заливает, то выжигает, но всё-таки мы с Марком жили вместе несколько месяцев, спали в метре друг от друга, и только в ту ночь я всерьёз вдруг осознала, насколько этот факт нелогичен.

Когда ближе к часу ночи в коридоре хлопнула железная дверь, и послышались его негромкие, уверенные шаги, моё нутро предательски напряглось.

- Ты чего в темноте? - несколько испуганно произнёс он, включив с порога свет. - Всё нормально?

- Да, - кивнула я, щурясь. - Привет.

- Привет.

- Тебя не замело?

- Не совсем, как видишь. Вкусно пахнет.

- Это рыба. Запечённая.

Услышав о рыбе, Марк расплылся в счастливой улыбке. Пока он раздевался, разувался, пока ходил мыть руки, я накрыла на стол, поставила кипятиться чайник. Ничего особенного не произошло, но я впервые за время совместного провождения испытывала волнение. Вернувшись из мойки, Марк снял свитер, надел чёрную футболку, идеально сидевшую на нём вместе с зауженными джинсами. Тёмные гладкие волосы оставил распущенными, заправив мешающиеся пряди за уши. За столом я практически ничего не говорила, всего пару раз оторвала глаза от тарелки. Появилось непривычное смущение, стеснение, а, сталкиваясь взглядом с Марком, убеждалась в том, что желание, которого я остерегалась, которое в принципе презирала, вышло из-под замка и вступило в полную силу.

- Чем занималась сегодня?

- Как и всегда. Ничем примечательным.

- Как у мамы дела? Созванивались?

Марк всячески пытался разговорить меня, но напрямую вопросами вроде: "Что не так?" не атаковал, так как подобные уходы в себя стали для меня обыденным делом, поэтому очередную неразговорчивость воспринял, как участившееся за последний месяц плохое настроение. Его настроение при этом подкосилось тоже.

Закончив с холодной рыбой, мы молча выпили по бокалу сладкого чая, убрали со стола, и пока Марк по своему настоянию мыл на кухне посуду, я сходила умыться, переоделась в пижаму, расчесалась. Лицо горело. Да и не только лицо, собственно, и это отнюдь не было приятным ощущением. В те мгновения я не питала к себе ничего, кроме разочарования, злости и непонимания. Может, конечно, накрутила себя. Может, сработало самовнушение. Какое-то помутнее на фоне психического расстройства. Кто теперь разберёт? Я физически испытывала тягу к Марку, притяжение, как не скажут в женских романах - отрицать это было глупо, но и что с этим делать, как контролировать, не имела понятия.

Зарывшись в одеяло и уткнувшись носом к стене, слушала Love is Blindness Джека Вайта, когда почувствовала нерешительное прикосновение. Повернувшись и различив в темноте стоявший рядом с кроватью силуэт Марка, разумеется, в связи с недавними мыслями, вздрогнула, резко выдернув из ушей наушники.

- Слышишь меня?

- Теперь да.

- Говорю, спокойной ночи.

- Спокойной.

Подоткнув мне у ног одеяло, он опустился на свой матрас, стянул футболку, поставил на телефоне будильник. Ещё раз бросил взгляд в мою сторону и, поглаживая пришедшую к нему Бусинку, размеренно улёгся на правый бок. Я в смятении выключила музыку, и уже скоро комнату залила жуткая тишина, разбавляло которую лишь равномерное кошачье мурчание. Прошло десять минут, двадцать минут. Тридцать. Час. Полтора часа. Уснуть не выходило, однако Марк, несмотря на моё ёрзанье, в какой-то момент засопел. Бусинка, перестав мурлыкать и топтаться на подушке, прыгнула на подоконник, где долгое время умывалась, после чего сладко свернулась клубком. Я же выбивалась из этой сонной идиллии. Когда лежать стало совсем невмоготу, поднялась с кровати, налила в темноте воды из чайника. Сделала несколько глотков, сидя на краю жёсткого, узкого матраса. Как это назвать? Чем? Тупым недержанием? Животным возбуждением? Адским любопытством? Жаждой новых ощущений? Чем ни назови, а природное начало во мне закричало в полную мощь. Не знаю, где произошла утечка, но то логическое продолжение совместного проживания, которого я опасалась допустить, полностью затмило мне мысли. Я хотела Марка. Примитивный, не безобидный вывод. Секс был естественен в той ситуации, в какой мы осознанно оказались, но не естественен для той меня, где я всё ещё была я.