В один из таких дней я, как обычно, бегала с подносом, а ближе к двум часам, когда зал стал заполняться школьниками, остолбенела, увидев занявших стол у окна маму и Кирилла. Они без остановки улыбались, весело обсуждая что-то. На Кирюшке была новая зеленоватая куртка, школьные брюки, коричневые ботинки на шнуровке, на маме - малинового цвета пальто, старые, давно вышедшие из моды сапоги на каблуках с заострённым носом, джинсы. Не сразу сообразив, что делать, как себя вести, я растерялась и, заметив, как мама, взяв кошелёк, направилась к кассе, быстро прошла на кухню.

- Что случилось? - бросила тёть Марина, заметив мою панику. - Управляющий пришёл?

- Нет, не он.

- А кто тогда?

- Мама.

- И что? - с недоумением отрезала она. - Мама не знает, что ты тут работаешь?

- Да, но не это главное.

- А что главное?

Отвечать я не стала. Нужно было выйти поздороваться - это я понимала, но тут же всплывали вопросы: "А зачем? Кому это нужно? Маме?" Не думаю. Судя по виду, ей действительно это не было нужно. С моим уходом из её жизни исчезли и скандалы, и ругачки, и нервотрёпки. Нуждалась ли она в моём возвращении? Глупый вопрос. Я смотрела из кухни в зал, чувствуя, как дико дрожали колени. В нескольких метрах находились родные мне люди. Те, кого до ломки не хватало, те, воспоминания о ком причиняли невыносимую боль. И вот они тут - а я прячусь под воздействием слабости, трусости и то ли чувства вины, то ли обиды.

- Кир, чего не работаем? - хихикнула тёть Ира, справляясь с колбасной нарезкой. - Высматриваешь кого-то?

Собравшись с духом, я вышла. Прошла в тряске к освободившемуся после мальчишеской посиделки столику, не глядя по сторонам, собрала тарелки, стаканы, бокалы, кучу смятых просто так салфеток. Из колонок лился очередной попсовый хит, вокруг стоял гогот, гомон. От происходящего в висках стучало, уши заложило. Мама с двумя порциями пиццы вернулась к столу, оставила и тут же прошла к бару за апельсиновым соком и кофе. Она всегда брала к пицце апельсиновый сок Кириллу, себе кофе - хотя бы это осталось неизменным. Правда, в этом наборе не хватало третьего напитка, того, что она брала когда-то мне, но то уже было не важно. Я понимала, что прятаться на протяжении всего их обеда бессмысленно - всё равно или мама, или Кирилл заметят меня, и, наверно, подсознательно хотела этого. Хотела подойти к ним, броситься в объятия, признаться, как мне тяжело одной, как я хочу вернуть остатки семьи, как скучаю по разговорам с братом, по маминому голосу, но сдерживалась. Сдерживалась до последнего. Когда осознала, что это, может, последний шанс для примирения, что-то внутри дрогнуло. Я подошла. И за пустыми тарелками, и за разговором.

- О, Кира! - воскликнул на эмоциях Кирилл. - Ты что тут делаешь?!

- Привет, - улыбнулась я, потрепав его тёмные, коротко остриженные волосы.

Мама была в ступоре. Я видела её замешательство, растерянность. Видела, как дрогнули уголки губ, как онемел язык, возникло множество мысленных вопросов. Только она, в отличие от Кирилла, сразу поняла, что я делала в пиццерии.

- Здравствуй, - прошептала сдавленным голосом.

- Как вы?

- Неплохо, - продолжала мама. - Зашли вот перекусить. Ты работаешь тут?

- Да, уже третий месяц.

- Так ты официантка? - улыбнулся Кирюшка.

- Ну да, официантка, - кивнула я, присев рядом. - Как дела в школе? Справляешься?

- Да. Я теперь ещё и на карате хожу - папа записал. Через час тренировка.

- На карате? Тебе это нравится?

- Пока не понял.

- А тебе? - произнесла мама. - Нравится тут работать?

- Не особо, но не жалуюсь.

- Значит, ушла всё-таки из института?

- Ушла.

- Не жалеешь?

- А о чём жалеть, мам? - я чувствовала, что зря решила, будто подойти поздороваться - это правильное решение. Снова всё грозило обернуться ссорой. - О впустую потраченном времени?

- Ну, например, о впустую потраченных деньгах, которые мы заплатили за это время.

- Когда-нибудь я всё тебе верну.

- Работая официанткой? - ухмыльнулась она. - На жизнь хотя бы хватает?

- Хватает, об этом не волнуйся.

- Что думаешь делать дальше?

- Пока не знаю. Время покажет, не хочу ничего планировать, - проговорила я, не глядя на неё.

- Значит, будешь плыть по течению?

- На данный момент да. Смысл идти против него? Всё равно выбросит на другую сторону.

- Кончишь, как отец, - отрезала она без эмоций. - Глядя на тебя в этом фартуке, я не вижу твоё будущее. Абсолютно. Стоило ли бросать институт ради беготни с подносом?

- Мам, не надо. Что сделано, то сделано. Этим разговором мы ничего с тобой не изменим. Я не хочу снова ругаться.

- Я просто не понимаю твоей безответственности и эгоизма. Что отец всю жизнь поступал так, как было выгодно лишь ему, что ты. Задумайся, что с тобой будет без образования, без цели на жизнь. Куда тебя вынесет?

- Я не знаю, мам.

- Ясно, - с иронией хмыкнула она. - "Не знаю". Когда-нибудь ты вспомнишь мои слова, пожалеешь, что не слушала советов. Знаешь, на самом деле, когда мы поженились, и твой отец решил бросить институт, я отговаривала его. Ты всю жизнь меня винила в его несложившейся жизни, в невозможности реализоваться, но то был полностью его выбор. Не мой. Я знала, как он мечтал стать врачом, знала, как для него это дорого. Конечно, непросто бы пришлось, продолжи он учиться, параллельно подрабатывая, но всё можно было преодолеть. Он сам этого не захотел. Сам принял решение пойти по другому пути.

- Допустим, - кивнула я. - Но не сравнивай эти ситуации, мам. Отец бросил то, что любил, я же бросила то, что никогда не стало бы мне близко. То, чем я никогда бы не стала зарабатывать себе на жизнь.

- А чем ты собираешься зарабатывать? Писульками своими? Кому оно сегодня нужно? Даже поступи ты в прошлом году в этот Литинститут, закончи его, а что было б потом, Кир? Куда бы ты пошла дальше с этим дипломом?

Рана снова стала расковыриваться.

- Год назад ты по-другому говорила.

- Да, потому что я всегда пыталась идти тебе на встречу, только ты никогда этого не ценила. Никогда не понимала. Я постоянно старалась подстроиться под твои желания, под твои интересы, хотела, чтоб ты, в отличие от нас с отцом, нашла себя, не повторила наши судьбы. Думала, хочешь ты писать - пиши ради Бога, может, действительно это твоё.

- Мам, пожалуйста, не надо. Я не видела вас два месяца, скоро вы уйдёте, какой смысл ругаться?

- Я не хотела ругаться, - проговорила мама, застегнув верхнюю пуговицу пальто. - Мне обидно просто, Кир. Ты считаешь, за то время, что мы не виделись, я не переживала за тебя? Не беспокоилась, где ты, что с тобой, не голодаешь ли? Ладно, Кирилл рассказывал о ваших телефонных разговорах, хотя бы знала, что ты жива - и то хорошо. Сколько раз хотела сама тебе набрать, приехать в общежитие, привезти продукты, деньги, потом вспоминались твои слова, и что-то внутри отпускало. Думала: "А зачем? Зачем вмешиваться?". Ты представить себе не можешь, какого это - растить ребёнка, воспитывать, вкладывать в него всю себя, а через двадцать лет услышать, что этого оказалось недостаточно, и всё, что ты делала, обернулось против тебя же самой. Я две недели не могла прийти в чувства после твоих слов. Жить не хотелось.

- Мне тоже было плохо, - прошептала я, снова ощущая себя уязвимой. - Всё, что я тогда наговорила, было под воздействием эмоций. Я не хотела тебя обидеть.

- Ты говорила искренне. Значит, я действительно что-то в наших с тобой отношениях упустила. Ладно, - резко выпрямившись, произнесла она, бросив беглый взгляд на растерянного Кирилла. - Не будем об этом. Я рада, что ты жива, здорова. Извини, что снова лезу со своими нравоучениями, надеюсь, всё что ни делается, действительно к лучшему. Тебе, думаю, в любом случае без нас спокойнее.

Я хотела признаться, что это не совсем так, что я скучаю, но мама продолжила, обращаясь к Кириллу.

- Чего сидишь? Давай ешь, иначе опоздаем на твоё карате. Я оставлю тебе три тысячи, - посмотрела она уже на меня, роясь в сумке. - Больше у меня с собой нет.