— Действуй, — сказал Левин. — А я тем временем зайду в школу, поговорю с учителями. Если девочка известна им склонностью выдумывать всякую чепуху, тогда все ясно.

— Правильно. Ты знаешь, в какой школе она учится?

— В частной школе Латмора, что на Третьей улице.

Кроули сдвинул в недоумении брови.

— Разве она тебе это говорила? Я что-то не слышал.

— Нет. В какой школе она учится, девочка не говорила. Но частная школа Латмора — единственная, где она может учиться. — Левин смущенно улыбнулся. — Я немного поиграл в Шерлока Холмса. Она сказала, что зашла к нам по пути из школы домой, и только три школы расположены в этом направлении, то есть на линии от нас до проспекта Парк-вест — три школы, до которых она может ходить пешком. — Левин выставил вперед три пальца и стал загибать их по одному. — Школа святого Алоиза, но она не была одета в форму учеников этой школы. Есть вторая — государственная школа, расположенная в восточной части проспекта Парк-вест. Но девочка слишком нарядно одета и хорошо воспитана по сравнению с учениками этой школы. Поэтому остается частная школа Латмора.

— О’кей, Шерлок, — сказал Кроули, — отправляйтесь к утонченным типам в школу Латмора. Я покопаюсь тем временем в обстоятельствах несчастного случая с Торнбриджем.

— Кто-то из нас должен доложить о наших действиях лейтенанту. Сказать ему, что мы хотим предпринять.

— Хорошо. Иди и доложи.

Пальцы на левой руке Левина снова сжались в щепотку, напомнив ему о желании выкурить сигарету. Но это был четвертый день его воздержания, и детектив не сдавался.

— Джек, — сказал он напарнику, — я думаю, что у тебя это лучше получится, если ты доложишь о нашем деле лейтенанту.

— Почему я? Почему не ты?

— Я думаю, что он ценит тебя больше.

Кроули хмыкнул.

— Что за ерунду ты говоришь?

— Нет. Я думаю, это так, Джек, — умудренно улыбнулся Левин. — Если я доложу ему о девочке, он решит, что я драматизирую факты, воспринимаю их слишком эмоционально или что-нибудь еще. И он скажет, чтобы мы бросили это дело. Тебя он считает уравновешенным типом, со здравым смыслом. Если ты скажешь, что дело серьезное, он тебе поверит.

— Не валяй дурака.

— Ты уравновешенный тип, со здравым смыслом, — повторил Левин. — А я слишком эмоционален.

— У льстеца нет хлопот. Хорошо, я доложу. Отправляйся в школу.

— Спасибо, Джек.

Левин с трудом втиснулся в свое черное пальто, покинул кабинет, спустился по лестнице и вышел на тротуар. Частная школа Латмора располагалась на расстоянии трех кварталов справа от участка. Левин направился к ней. Падал снег, но небо было относительно ясным. Левин шел, принюхиваясь к снегу, глубоко засунув руки в карманы. На улице желание курить мучило его меньше, и поэтому он не торопился.

Школа Латмора была одним из многочисленных частных учебных заведений, которые стали заменять хиреющую государственную школьную систему, с давних пор подрываемую противоречивой политикой муниципальных властей. Она располагалась в старом особняке, представлявшем собой, однако, одно из лучших строений данного квартала. Большие буквы на стеклянной панели двойной двери обозначали предназначение особняка, и сразу же за дверью стрелка на стене указывала, где располагалась дирекция.

Левин не хотел представляться как полицейский, но сидевший за дверью привратник проявил такую официальность и любопытство, что у детектива не было выбора. Левин добился встречи с председателем учебного совета миссис Пиджеон.

Директриса, озадаченная, обеспокоенная, настороженная и удивленная визитом представителя полиции, горела нетерпением узнать, что нужно детективу от частной школы Латмора, и была готова дать решительный отпор в случае предъявления необоснованных претензий. Левин, чувствуя это, попытался объяснить свой визит как можно мягче и неопределеннее.

— Я хотел бы поговорить с одним из ваших учителей. О девочке, которая посещает эту школу.

— Что с девочкой?

— Вчера она сделала сообщение в полицию. Нам несколько трудновато проверить это сообщение и, возможно, кое-что прояснится, если мы узнаем побольше о самой девочке, о ее наклонностях, привычках и тому подобное.

Озабоченность и настороженность в поведении миссис Пиджеон уступили место защитной реакции.

— Какую информацию вы желаете получить?

— Речь не идет о чем-то серьезном. Я бы не хотел вдаваться в детали.

— Школа в этом как-нибудь замешана?

— О, нет, нет, — заверил Левин. — Никоим образом.

Защитная реакция сменилась холодной вежливостью.

— Итак, вы хотите поговорить с ее учителем.

— Да.

— Как зовут девочку?

— Ами Уолкер. Ами Торнбридж Уолкер.

— Я знаю ее! — Лицо миссис Пиджеон вдруг выразило удовольствие, но не от вида Левина, а от воспоминания о девочке. Затем выражение удовольствия также внезапно уступило место удивлению. — Речь идет об Ами? Неужели это она явилась к вам вчера?

— Да, она.

— Ну, что же. — Директриса беспомощно огляделась вокруг, словно выискивая повод для вопроса, который мог бы развеять уклончивость Левина. Но, очевидно, так ничего и не придумав, отправилась разыскивать мисс Гаскелл, учительницу пятого класса. Левин постоял немного в одиночестве, потом опустился в большое кожаное кресло, чувствуя себя неуютно в кабинетной тишине, усиленной плотными занавесками на окнах.

Он прождал минут пять, пока миссис Пиджеон не вернулась в сопровождении мисс Гаскелл, оказавшейся общительной, энергичной женщиной лет сорока, в строгом костюме и туфлях на низком каблуке, — отнюдь не сухопарой высокорослой особой, которую он себе заранее вообразил. Левин быстро встал, когда миссис Пиджеон представила его и с ударением сказала: — Постарайтесь быть кратким, мистер Левин. Вы можете побеседовать в этом кабинете.

— Благодарю вас.

Миссис Пиджеон тут же вышла, а Левин и мисс Гаскелл остались стоять посредине комнаты, разглядывая друг друга. Он указал на кресло:

— Может быть, вам лучше присесть.

— Благодарю. Миссис Пиджеон сообщила мне, что вы хотите кое-что узнать об Ами Уолкер.

— Да, я хотел бы услышать, что отличает ее от других ваших учеников. Все, что вы думаете о ней.

Мисс Гаскелл улыбнулась.

— Я могу сказать, что она исключительно умный и очень воспитанный ребенок. Я назначила ее старостой класса. Она всегда, по крайней мере, на месяц впереди в учебе, чем остальные, особенно в чтении. И более здравомыслящего ребенка я не встречала.

Левин потянулся за сигаретами, но, вспомнив, что их у него нет, задержал неловко руку, опустил и прижал ее к своему боку.

— Ее отчим умер две недели назад, не так ли?

— Это правда.

— Как они относились друг к другу? Ами и ее отчим?

— Она боготворила его, хотя он женился на ее матери лишь год назад. Ами ведь не помнит своего настоящего отца. Мистер Уолкер заменил ей его и, естественно, девочка, так долго росшая без отца… — Тут мисс Гаскелл развела руками. — Она очень высоко ценила его, — добавила учительница.

— Его смерть подействовала на нее?

— Девочка была очень потрясена и поэтому целую неделю не посещала школу. Она не могла оставаться дома и ночевала, насколько я знаю, у бабушки, которая ее очень любит. Ее мать даже дважды вызывала доктора, чтобы он помог успокоить нервы дочери.

— Кстати, о ее матери. — Левин не знал, что делать со своими руками. Он сложил их на животе. — Какие отношения у нее с Ами?

— Нормальные, насколько мне известно. Я никогда не замечала и следа какого-либо несогласия между ними. — Она снова улыбнулась. — Но мои контакты с Ами ограничены, естественно, только классными часами…

— Вы думаете, несогласие между ними возможно?

— Нет, так я не думаю. Я даже не хотела и намекать на нечто подобное. Просто я не в состоянии досконально ответить на ваш вопрос.

Левин утвердительно кивнул.

— Вы правы. У Ами не слишком большое воображение?

— Она очень находчива в детских играх. Вы это имеете в виду?