Она стояла там, где стояла.

Вот уже более пяти лет Мод не приближалась к гостинице «Роза и олень». После ее последней встречи со Стивеном она, когда бы ни приезжала в Лондон, всегда умудрялась обойти стороной крошечную улицу, ведущую от вокзала Ватерлоо к зданию паба и гостиницы. Поначалу она даже не сознавала, что избегает его. Когда, все еще живя в Оксфорде, Мод от случая к случаю приезжала на поезде в Лондон, по прибытии на вокзал она, не отдавая себе отчета, непроизвольно направлялась к выходу, противоположному тому, что привел бы ее к гостинице «Роза и олень». Правда, однажды она вместе с толпой пошла от вокзала прежним маршрутом. И увидела на своем пути лоток цветочницы с благоухающими букетами. Она остановилась как вкопанная. Если бы шедший следом мужчина не натолкнулся на нее, не уперся зонтиком ей в спину, Мод в тот момент, наверно, потеряла бы самообладание. У нее было такое чувство, будто она свернула не в ту сторону. А потом поняла, что свернула бы «не в ту сторону» только в том случае, если б хотела обойти гостиницу «Роза и олень».

Поначалу Мод была в недоумении. В конце концов, в то время Стивен ее еще любил, — по крайней мере, тогда она так думала. Интересно, почему она решила, что дорога, ведущая мимо гостиницы, где они вмести провели столько памятных часов, не та? Может, как раз потому, что они провели там вместе столько памятных часов, предположила Мод. Может, потому, что она боялась испытать боль при виде места, овеянного множеством счастливых воспоминаний, боялась еще острее ощутить разлуку с любимым. Но в это утро, когда она свернула за угол и увидела вывеску на вековом здании, Мод, вопреки ожиданиям, испытала не страх или радость, а облегчение. Гостиница «Роза и олень» все еще стояла на своем месте.

И тогда ее осенило: все годы войны она обходила стороной эту гостиницу не потому, что боялась вновь увидеть ее, а потому, что боялась не увидеть. Она боялась, что никогда больше не увидит гостиницу «Роза и олень».

Мод потянула на себя массивную дверь гостиницы и сразу вспомнила, какая несуразно тяжелая была эта дверь. Она вошла в полутемный вестибюль и сразу вспомнила, что в этом вестибюле всегда пахло плесенью, но было чисто и опрятно. Она приблизилась к стойке портье и вспомнила сидевшего за ней старика. Только сейчас старика здесь не было. На его месте сидела молодая женщина. Накручивая на палец прядь волос, она читала журнал.

— Прошу прощения, — произнесла Мод. Женщина подняла голову.

— Ой, не слышала, как вы вошли, — сказала она

— Здесь обычно сидел мужчина. Полагаю, хозяин гостиницы.

Женщина смотрела на Мод, не понимая, зачем та пришла.

— Это давно было, — добавила Мод. — То есть я хотела спросить: он не… во время войны…

— Что вы, нет! Он там, — ответила молодая женщина, кивнув на дверь, ведущую в паб. — Здесь больше нет молодых ребят, которые раньше работали в пабе.

— Ну да, конечно.

— Поэтому теперь он обслуживает в пабе, а меня попросил — я его племянница — помочь здесь.

— Понятно. Спасибо. Кстати…

Все еще накручивая на палец прядь волос, молодая женщина выжидательно смотрела на Мод. Но Мод не знала, что спросить. Ее пригласили на встречу в гостиницу «Роза и олень», и она, взвесив все «за» и «против», все-таки решила принять приглашение. Но что теперь?

Где она должна встретиться со Стивеном? Не в номере же наверху и тем более не в «их» номере на самом верхнем этаже — там, где покрывало с узором из виноградных лоз и эркер с видом на улицу. При сложившихся обстоятельствах это было бы проявлением вульгарного вкуса. Тогда в вестибюле? Возможно… но ведь Стивена здесь нет.

И вдруг поняла. Мод коротко поблагодарила портье, быстро пересекла маленький коврик в узком входном проеме гостиницы и замедлила шаг перед двойными дверями, ведущими в паб. Из-за матированного зеленого стекла доносились беспечная болтовня и звяканье посуды. Несколько секунд постояв в нерешительности, Мод толкнула дверь.

Открывшаяся ей картина в точности соответствовала тому, что она ожидала увидеть, когда, стоя перед входом в паб, услышала доносившийся через стекло шум. Эта была та же картина, которая предстала ее взору пять лет назад, когда она впервые пришла сюда со Стивеном Кендаллом: обеденный час в пабе.

— Миссис Уик, верно?

Вздрогнув, Мод обернулась на голос. Это имя она не вспоминала много лет, но в ту же секунду, как услышала его, поняла, что обращаются к ней. И невольно отозвалась на него. Она повернулась и увидела старика, прежде сидевшего на месте портье в вестибюле гостиницы. Сейчас он стоял за стойкой бара, наливал пиво, но смотрел не на большой латунный кран, а на нее.

— Да, это я, — ответила Мод, невольно расплывшись в улыбке. Она была поражена тем, что он ее вспомнил.

— Рад снова видеть вас, — сказал старик. Он поставил наполненный бокал на стойку бара и пододвинул посетителю. Тот положил пару монет и отвернулся.

— Взаимно, мистер… — Мод осеклась. — Боюсь, я никогда не знала, как вас зовут.

Старик отмахнулся полотенцем

— Это не важно. Разве имя что-то значит? Лица надо знать, — он наклонился над прилавком, — а я лица никогда не забываю. — Он опять выпрямился. — Жена всегда мне говорила, чтоб я не лез не в свое дело, но уметь вспомнить лицо по прошествии многих лет — это талант.

— Говорила?

— Угу. — Он на мгновение опустил глаза, потом вновь посмотрел на Мод. — Она погибла во время бомбежки.

— Сочувствую.

Старик поставил перед Мод пинту эля. Вне всякого сомнения, он также хорошо помнил, что она обычно заказывала. Мод полезла в кошелек, но старик сказал, чтобы она не суетилась, что он угощает по случаю столь великого события, как ее возвращение в его заведение.

— А ваш муж? — поинтересовался он. — Мистер Уик?

— Вы… вы его видели? — спросила Мод. Она знала, что старик подразумевал под своим вопросом: жив ли «мистер Уик»? Неожиданно она осознала, что больше не в силах вести праздный разговор. Она хотела знать ответ. Сию минуту.

— Я? Видел его?

— Я думала, может, он здесь, — сказала Мод.

Старик покачал головой.

— Здесь его нет. И в гостинице на мистера Уика тоже номер не заказан.

— А на Кендалла?

Склонив набок голову, старик пытливо посмотрел на нее.

— Вы имеете в виду, заказан ли номер на Кендалла? — уточнил он.

Мод кивнула.

Старик продолжал внимательно смотреть на нее, словно пытаясь осмыслить вопрос.

— Нет, Кендалла здесь нет, — наконец ответил он и потом, нерешительно, двинулся прочь от Мод вдоль стойки бара, кивком спрашивая других посетителей, что они желают.

Мод взяла свой бокал с пивом и отрешенно пошла в толпу. Весь день, осознала она, начинал походить на странный сон. С того самого момента, как она открыла глаза, полная решимости не ехать в Лондон на встречу со Стивеном, потом готовя операционную к аппендэктомии, споря с Эдит в предоперационной, выбирая самый простой наряд для, да, поездки в Лондон на встречу со Стивеном, сидя в поезде, везшем ее мимо пригородных домиков из красного кирпича с черными дымовыми трубами, мимо рядов коттеджей, которые казались бы одинаковыми, если б некоторые из них не превратились в груду развалин, и до самого последнего часа, когда она обнаружила, что «Роза и олень» и, по крайней мере, некоторые из обитателей паба и гостиницы пережили войну. Минувшей ночью, лежа без сна в своей постели, она знала, что в такой день можно ожидать чего угодно, но она никак не предполагала, что этот день может окончиться ничем.

А разве не в этом суть? Разве не это, как утверждала Эдит, она особенно ценит в Мод — готовность отправиться по велению судьбы куда угодно, именно потому, что ее манит неизвестность?

Мод нашла свободное место за столиком у окна в пабе и, оглянувшись на старика, подумала: кто бы знал, что его судьба ей не безразлична? Она испытала огромное облегчение, увидев, что старик жив. Абсурд, не правда ли? Она ведь фактически не знала его. Мир, Лондон, Брэкетт-он-Хит были полны людей, которых Мод никогда не знала и которые никогда не знали ее, а теперь были мертвы, и с этим ничего нельзя было поделать, и она не делала и даже переставала думать о них через какое-то время. Умер пятнадцатилетний мальчик, умевший узнавать ее по звуку шагов, и она пыталась не думать о нем, что ей даже почти удалось. Погиб муж ее близкой подруги, и она думала о нем, думала много, каждый день, — а потом, однажды, перестала