— Сестра Лейтем?

Мод обратила на зов тусклый взгляд. К ней по коридору бежал доктор Аллен Дрейк. Она отметила, что кафельный пол источает прохладу. Даже холод.

— Со мной все хорошо, — сказала она. Ей и самой показалось, что слова она произнесла невнятно. Язык едва ворочался, будто заледенел.

— Это мне судить. Нет, не вздумай взять поднос. Оставь его на полу. Оставь, я сказал. Медикаменты и так на вес золота, не хватало еще, чтоб ты жонглировала ими.

Мод попыталась подняться. К ней кто-то прикоснулся. Ладонь. Его ладонь. Ладонь Аллена, у нее на лбу.

— Да у тебя жар.

— Нет, — возразила Мод. — Мне очень холодно.

— Помолчи.

Еще чьи-то голоса. Еще чьи-то шаги. Ноги на уровне глаз. Шепот подошв. Резиновых подошв. Тихий, мягкий.

Как тепло!

Мод провалилась в забытье.

Ничего.

Нет войны. Нет светомаскировки. Нет бомбежки. Нет людей с ампутированными конечностями. Нет авианалетов. Нет стука в дверь, возвещающего о приходе двух летчиков, принесших дурную весть. Нет Стивена. Нет даже мыслей о Стивене. Нет отсутствующего Стивена. Нет неожиданно доставленного письма. Нет боли. Нет пустоты. Нет вопросов, на которые нет ответов.

Нет ничего.

Есть только сон. Глубокий, засасывающий, бесконечный сон. Беспробудный сон. И вдруг что-то. Звук. Тень. Голос и чей-то силуэт. Два силуэта. Они о чем-то говорят. Мужчина и женщина; врач и медсестра; Аллен и Эдит.

— Я была на том свете, — услышала Мод свой собственный голос.

Аллен с Эдит перестали разговаривать и повернулись к ней.

— А, сестра Лейтем, — обратился к ней Аллен. — С пробуждением. Нам вас очень не хватало.

— Ой, Мод! — воскликнула Эдит. — Я так рада, что тебе лучше.

— Я была на том свете, — медленно повторила Мод.

— Не преувеличивай, — сказал Аллен. — У тебя просто был жар. Неприятный, но всего лишь жар. Странно, как все остальные еще не валятся с ног в такой зной.

— Но было так темно, — сказала Мод.

— Ничего удивительного. Я дал тебе кое-что, вот и все, — объяснил Аллен.

— Так пусто, — добавила Мод.

— Чтобы ты лучше спала.

— А война? — Мод открыла глаза и посмотрела на Аллена и Эдит.

— А что война? — спросил Аллен. — Война как шла, так и идет, если тебя это интересует. Скажем так: тебе снился чудесный сон. Только никому его не рассказывай, иначе все захотят попробовать то, что я дал тебе.

— Я бы, например, не отказалась, — заявила Эдит. Она взяла лежавшую на краю постели руку Мод и стиснула ее.

— Вот видишь? — заметил Аллен. — Я еще к тебе подойду. Буду здесь поблизости. Впрочем, далеко я уйти все равно не смогу, даже если б очень захотел, — добавил он с улыбкой.

Мод попыталась кивнуть и улыбнуться ему в ответ, но доктор Дрейк уже удалялся, шагая вдоль длинного ряда коек. Теперь и Мод увидела, что сама она лежит на койке в дальнем углу центральной палаты на третьем этаже.

— Он очень милый, когда узнаешь его лучше, — сказала Эдит, пододвигая табурет к постели Мод.

— Долго я пробыла в отключке? — спросила Мод.

— Целый день, — ответила Эдит.

— Но как же… — Мод жестом показала на другие койки в палате.

— Пока мы прекрасно справляемся и без тебя, — сказала Эдит. — Вот, держи, приберегла для тебя. — Она положила на покрывало несколько газет с кроссвордами. — Я написала несколько ответов, остальное оставила тебе. — Эдит начала подниматься с табурета — Да, и вот еще что, Мод.

Мод взглянула на нее из-под полуопущенных ресниц.

— Постарайся отдохнуть, а то завтра от тебя не будет никакого толку.

И теперь Мод сумела улыбнуться. А потом стала отдыхать. Закрыла глаза, ожидая, когда ее поглотят пустота, мрак и небытие. Но ничего подобного не произошло. На этот раз ее сон не имел ничего общего с лихорадочным забытьем. Это был обычный сон, как всегда: чуткий, громкий, с войной и со Стивеном.

А на следующее утро она встала и вернулась к работе. Жар прошел, как в конечном счете прошел и страх, которым сопровождался ее обморок. И не потому, что она убедила себя в том, что Стивен не может быть с другой женщиной: в ее самых мучительных фантазиях эта была медсестра, ухаживавшая за ним в госпитале. Напротив, эта мысль никогда не теряла той ясности, с которой она выкристаллизовалась в сознании Мод в тот самый момент, когда она упала в обморок. И все же страх прошел. Хотя бы потому, что должен был пройти. Потому что на войне есть лишь две альтернативы: либо все, что бы это ни было, проходит, либо нет. Пока же в Брэккет-он-Хит поступают раненые, и Мод приходится перевязывать раны и успокаивать страждущих. И поэтому страх исчез.

Теперь эту фундаментальную истину она понимала лучше, чем когда бы то ни было. Вот так война изменила Мод. Эдит была права: война всех меняет. Ошиблась Эдит в другом: у Мод не будет возможности выяснить, как война изменила Стивена, когда их дороги пересекутся в Оксфорде после того, как наступит мир.

Мод решила, что не вернется в Оксфорд. С тем периодом ее жизни было покончено. Пока он длился, было хорошо, как в детстве. Но, как и детство, тот период прошел и вернуться в ту пору нельзя. Иногда, в минуты передышки, Мод выходила за ворота госпиталя и, если погода не была ужасной и над головой не летал враг, видела, что весь газон вдоль дороги, тянувшейся в город, усеян детьми. Некоторые из них были пациентами госпиталя, из числа тех, кто способен был передвигаться. Другие мальчишки и девчонки были детьми пациентов. Но все они резвились — размахивали палками, кидали камни, играли в салки, словно не было никакой войны или, по крайней мере, война шла где-то далеко. И тогда Мод просто закрывала глаза, поднимала лицо к солнцу и слушала их смех.

— А, моя любимая пациентка.

Мод обернулась и увидела, что к ней по засыпанной гравием подъездной аллее направляется Аллен.

— Я заметил тебя из окна, — продолжал он, кивнув на здание госпиталя, — и подумал: какая ты молодец, что вышла на улицу в такой чудесный день. Блестящая мысль. И как я сам не догадался?

— Мне нравится наблюдать за детьми. — Рукой прикрыв глаза от солнца, Мод вновь устремила взгляд на газон.

— Да, нам всем есть чему у них поучиться. Они умеют радоваться жизни.

— Невинны, — добавила Мод. — Простодушны. Наивны.

— Ну, это как сказать, — возразил Аллен. — На мой взгляд, они понимают гораздо больше, чем ты думаешь. Насколько я могу судить по своему опыту общения с детьми. Они все слышат. Все чувствуют. — Он повернулся к Мод. — А ты сама?

— Что ты имеешь в виду? До какой степени я наивна?

— Боже, нет. — На лице Аллена появилось странное выражение. Вроде бы он улыбался, но как-то необычно — скорей, насмешливо хмурился. — Не сомневаюсь, что наивность ты давно утратила, как и все мы. Нет, я имел в виду твой опыт общения с детьми.

— О! — Мод теперь тоже улыбалась. — Пожалуй, о детях мне известно не много.

— Но ведь сама ты тоже когда-то была ребенком. Где прошло твое детство?

— В Оксфорде.

— Как так?

Мод покачала головой.

— Не обращай внимания. Это шутка, и к тому же не очень удачная. — Она посмотрела на Аллена. — Прости, мне пора возвращаться.

— Конечно. — Он обратил взгляд на газон.

— Хотя мне нравится с тобой беседовать, — добавила Мод. — Знаешь, я ведь так и не поблагодарила тебя за то, что ты спас меня на днях.

— Спас? Тебя? Едва ли. — Аллен вновь взглянул на Мод. — Из всех женщин, которых я встречал, ты, пожалуй, меньше всех нуждаешься в том, чтобы тебя спасали. Одна приехала сюда аж из самих Штатов. Осталась здесь. И потом этот парень из ВМС, у которого даже не хватило такта… — Он осекся.

— А-а, — промолвила Мод. — Так Эдит тебе сказала — Она не спрашивала — констатировала факт.

— Да, сказала, — подтвердил Аллен, сконфузившись. — Но только после того, как я спросил. — Он изобразил подобие улыбки и опять посмотрел на детей. — Мне жаль, что так вышло. Ты этого не заслужила.

— Спасибо.

— Послушай, Мод. У нас с тобой было не очень удачное начало, когда ты пришла в госпиталь, и я теперь подумал, может, ты согласишься, чтобы мы с тобой как-нибудь вечером…