Такая вот фетишизация дерева с Патриарших…

Ясно одно: роман завершился неудачей, и это испортило отношения Катаева с Булгаковым, помешавшим его «личному счастью».

Зато в 1930-е годы Катаев не без мстительного удовольствия демонстрировал «Мишунчику» (а через него и Леле) свою большую житейскую удачливость: слава, благополучие, красавица-жена.

Американская мечта!

В 1929 году Леля родила дочку. С начала войны, с июня 1941-го по лето 1943-го жила в Новосибирске, где с утра до вечера работала педагогом в нескольких местах, в конце 1940-х получила инвалидность с диагнозом «устойчивая гипертония». Елена Афанасьевна умерла в Москве 3 мая 1954-го на пятьдесят втором году жизни от мозгового кровоизлияния.

К началу 1923 года относилась описанная Катаевым попытка Булгакова издавать журнал «Ревизор». Журнал они решили делать совместно, нашли спонсора («мелкого капиталиста») и отправились за разрешением в Главполитпросвет к Ингулову. Но тот отказал.

Очевидно, журнал должен был отличаться от других выходивших тогда изданий бóльшим вкусом и большей литературностью. То, что он действительно планировался, подтверждает объявление, размещенное в январском номере «Корабля» за 1923 год в разделе «Жизнь искусства. Литературная хроника»:

«Группой беллетристов возбуждено ходатайство о разрешении издания сатирического журнала “Ревизор”. Журнал, согласно проэкта, не будет иметь ничего общего с желто-бульварными “юмористическими изданиями”. Редактировать журнал будет М. Булгаков».

«Проэкт» не сбылся. Время частной прессы заканчивалось.

Катаев наращивал публикации. Он печатался в государственных сатирических журналах «Крокодил», «Смехач», «Чудак», «Бузотер», «Красный перец», «Заноза с красным перцем», в «Рабочей газете», «Труде», «Красной ниве», «Огоньке». 23 ноября 1924 года его фельетон появился в первой же передаче «Радиогазеты РОСТа».

Поступил на службу в газету «Гудок» вслед за Булгаковым. Туда же пришел и Олеша.

Сотрудничество с «Гудком» хорошо оплачивалось. Как утверждает Давид Фельдман, вокруг газеты сформировался целый издательский концерн с литературными приложениями, и, по-видимому, именно Нарбут управлял этим концерном, со временем получая все бóльшие полномочия.

Свои фельетоны в прессе Катаев подписывал разнообразно: Оливер Твист, Митрофан Горчица, Старик Саббакин, Красным по белому и даже Валяй Катаев, легко переходя от внутренних тем к международным (его шутка: «Нигде кроме, как в Белом доме»).

Больше того, читая катаевские фельетоны 1920-х годов, можно сделать вывод, что порой псевдоним был привязан к стилистике и тематике текста. Твист – юморящий, бойкий «человек из народа», живчик, озабоченный международой политикой; Митрофан Горчица – суровый трудяга, рачительный хозяин, веско рассуждавший о заботах и проблемах внутри страны: и масштабных, и мелкобытовых.

Катаев завоевывал издание за изданием – доходы от фельетонов начали осыпаться в карман по принципу домино. Приходил – давал текст – получал деньги – начинал печататься чаще – становился известен в других редакциях. Например, механизм сотрудничества с «Рабочей газетой» был таков: «Забросил туда фельетон, напечатали. Затем – второй. Взяли. Когда я принес третий, мне секретарша сказала: “А о вас спрашивал главный редактор. Сказал, если придет Оливер Твист, ведите ко мне”. Главным редактором был старый большевик – Смирнов Николай Иванович. Американист, деловая хватка. Он предложил мне сразу давать шесть фельетонов в месяц. Я стал работать на зарплате. “Крокодил” находился в том же помещении. Напротив “Рабочей газеты”».

Замечу, рядом с «деловой хваткой», которой, несомненно, отличался и сам Катаев, снова помянута Америка. В 1923 году в его гротескных рассказах («Страшный перелет г-на Матапаля», «Iwan Step», «Упрямый американец») – вздорные и самоуверенные янки, их страна – богатства и техники, скоростной, нахрапистый «стиль жизни» и столь любезный тогда автору «движущийся герой», обрастающий комом типажей и ситуаций…

Характерно, что тогда же, в 1923-м, была организована всесоюзная «Лига времени», декларировавшая «коммунистический американизм» (главная идея – экономия времени, почетные председатели – Ленин и Троцкий). Сталин в статье «Об основах ленинизма» (1924) так определял правильный подход к работе: «а) русский революционный размах и б) американская деловитость». И это вошло в обиход.

Катаев писал фельетоны о всякой всячине, щедро подбрасываемой жизнью: финансовые авантюры в «трестах»; казус с «просветительской лекцией» в клубе о вреде самогона, которая превратилась в инструкцию по его правильной очистке; аферисты и «дармоеды», засевшие в учреждениях; чванливые и беспечные бюрократы, приспособленцы, «вещизм», некачественная одежда; патлатые скептики, ждущие краха экономики и озадаченные: «Куда смотрит Европа?»; любвеобильная мамаша, чей ребенок в суде по установлению отцовства признан «кооперативным»; хулиган, оборвавший с себя все пуговицы, бросая их в доверчивый автомат Моссельпрома и получая взамен коробки папирос…

«Гудок» был органом ЦК профсоюза рабочих железнодорожного транспорта. Работа там затянулась на годы. «Когда кто-нибудь приезжал с юга, его пихали в “Гудок”», – говорил Катаев.

В течение нескольких лет в газету переселилась вся литературная Одесса – от Ильи Ильфа до вчерашнего фальцовщика и рассыльного Семена Гехта (в «Накануне» ему протежировал Катаев), а частыми гостями были Эдуард Багрицкий и Семен Кирсанов. Сюда же устроился уроженец Темрюка Георгий Шенгели, который затем предложил вместо себя уроженца Елисаветграда Арсения Тарковского, писавшего стихотворные фельетоны и басни под псевдонимом Тарас Подкова.

Вернувшись в Москву в 1923 году после долгих странствий (в которых выделялась Одесса), Константин Паустовский вспоминал, как пришел в «Гудок», где тоже начал сотрудничать, а там «сидели за длинными редакционными столами самые веселые и едкие люди в тогдашней Москве…».

Работа в газете железнодорожников и Гражданская война пригодились. В 1923 году Катаев опубликовал в «Гудке» повесть «Приключения паровоза».

Бывалый паровоз исповедовал свою жизнь приятельнице, старой почтенной водокачке. Паровоз бегал от станции к станции, постигая азы классовой розни, видел глазами фонарей Керенского, Ленина и матроса Дыбенко и, разумеется, попадал в белогвардейскую Одессу, где его превратили в броневик, а некто Чабан бродил рядом и не мог понять, почему надо быть с Деникиным и кто такие «красные»; дальше Катаев воспроизводил свой рассказ «Прапорщик», в конце подчеркивая советскую благонадежность: «Этот парень раскачивался очень долго, но уж когда раскачался, то надолго и прочно».

В одном из ранних катаевских фельетонов в «Гудке» «Летят!» был выведен «контрреволюционер» из «бывших» Иван Иванович (не опять ли Михаил Афанасьевич?), который вспотел и посинел от злости из-за летевших в небе аэропланов: «Дожили, значит, до того, что коммунисты над головой лазают» и чуял в этом погибель нэпа, а уличная торговка подбадривала его надеждой: «А может, не наши, а?» Этот недовольный персонаж возникал у Катаева не раз, например, в фельетоне «Всесоюзная редкость» рассказчик стыдил Ивана Ивановича, выгуливая по сельскохозяйственной выставке: «Видите? Это все сделала ненавистная вам Советская власть в итоге невероятно тяжелых пяти лет революции. А вы еще, помните, говорили: “Погубили Россию большевики! Демагоги! Предатели!” Ведь говорили?»

Доставалось и «бывшим» за границей. Врангель побирался с теми самыми манерами, которые обнаружились потом у Ипполита Матвеевича Воробьянинова: «Господа, так, кельк шоз пур буар… Пожертвуйте герою Перекопа, бывшему студенту… Превратности судьбы… А ведь поверите – бароном был…»

Несомненно, основная часть катаевских публикаций в прессе – поденщина. Чувства и краски отодвигала «идея», под которую подгонялся текст. Однако сама задача – рассказать историю и сжатость в объемах заставляли подбирать пускай и гротескно заостренные, но психологически выразительные детали, сочные эпитеты, характерные реплики, оттачивать острословие.