Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

А так писал Катаев: «Граната проломила крышу вокзала, и из крыши повалил дым и полетели щепки.

Кто-то скороговоркой сказал:

– Добровольческие броневики прорвались в тыл.

Ружейная трескотня приближалась. Шальная пуля щелкнула в рельс и пропела рикошетом. Началась паника».

«Жители рассказывали, что неожиданный сильный обстрел станции вызвал невообразимую панику, – сообщал штабс-капитан Дроздовской артиллерийской бригады Владимир Кравченко в своем обширном труде «Дроздовцы от Ясс до Галлиполи». – Красные стали спешно эвакуировать Лозовую, но когда увидели атакующих их дроздовцев, бросая все, в паническом бегстве стали удирать из Лозовой на Полтаву и Харьков».

Катаев навсегда запомнил этот драп.

«Обезумевшие люди бросились бежать. По густой желтой полосе зари как в агонии скакали всадники, падали стрелки, мелькали руки и ноги. Вся эта бегущая в одном направлении неорганизованная, страшная черная масса, сливающаяся с наступающей ночью, была незабываема».

Вероятно, этот же бег он описал в рассказе 1921 года «Прапорщик», правда, поменяв белых и красных ролями:

«Храброго офицера, видевшего смерть не один раз в глаза, охватил непонятный и неодолимый ужас. Бежать, бежать как можно скорей куда-нибудь подальше от боя. И он побежал. Позади гремели разрывы и кричали поезда…»

В том же июне Катаев уже в Полтаве, о чем написано в его очерке «Короленко» (1922): «Наше положение было ужасным».

Любопытна финальная часть очерка. Короленко спросил:

«– Вы кого любите из современных писателей?

– Белого, Бунина».

Здесь напрашивается убрать запятую – и оставить просто:

– Белого Бунина.

«– Учитесь у Бунина, он хороший писатель.

Это была моя последняя встреча с Короленко».

Полтава возникла и в катаевском стихотворении того же времени. В Полтаву он наведывался несколько раз, здесь жила воспитавшая его тетя Лиля. Вскоре город взяли белые.

В книге «Отец» 1928 года издания финальная, позднее вымаранная главка «Записок о гражданской войне» отдана Троцкому. Из-за малодоступности этого текста приведем его почти целиком.

«В половине шестого утра стало известно, что в шесть через станцию пройдет поезд Троцкого». Занятно, что той же строкой начиналось гораздо более позднее его стихотворение «Соловьи» (1945):

В половине шестого утра
Разбудили меня соловьи:
– Полно спать! Подымайся! Пора!
Ты забыл, что рожден для любви.
Ты забыл, что над зыбкой твоей
Мир казался прекрасным, как рай,
А тебе говорили: «Убей!
Не люби! Ненавидь! Презирай!»

А заканчивал он так:

Я проснулся и тихо лежал,
На ладони щеку положив.
И как долго, как страшно я спал,
И как странно, что я еще жив.

Итак, в половине шестого утра Катаев узнал о прибытии Троцкого в поезде. «Ровно в шесть он пришел и остановился. Те, которые об этом знали, собрались на платформе у бронзового вагона. Троцкий ехал останавливать отступление. Человек двадцать железнодорожников и военкомов смотрели в занавешенные окна салона. В дверях вагона стояли часовые. Через минуту собравшихся провели в вагон.

Троцкий сидел перед столиком. Его взъерошенные вперед волосы с боков были с сильной проседью. Он встал и обернулся лицом. Стекла пенсне блеснули, и острые винтики зрачков остановились на вошедших. Стенографистка вышла из купе.

Троцкий был одет в летнюю, топорщащуюся защитную солдатскую форму и подпоясан ременным кушаком. Его лицо было нехорошего цвета. Вероятно, он не спал несколько ночей.

Он отрывисто поздоровался с пришедшими и заговорил. Он сказал немного, но того, что он сказал, было достаточно. Он требовал дисциплины, организованности, твердости, революционности и храбрости. Его рука наискось рубила воздух.

У него на столе лежала недописанная статья для газеты “В пути”. Эта газета набиралась и печаталась здесь же в поезде.

Говорили, что в поезде Троцкого был и Демьян Бедный. Вместе с Троцким он объезжал фронты, останавливал отступления, организовывал. Так же, как и Троцкий, Демьян Бедный был для этого незаменим… Его стихи так же, как и приказы Троцкого, читались во всех ротах, эскадронах, батареях и командах…

Через минуту поезд Троцкого ушел дальше. Мимо станции промелькнули площадки с автомобилями, пулеметы, часовые, вагон-типография. Обильный дым скрыл от глаз зеленовато-бронзовый поезд, увозивший к линии огня ту бессонную удивительную энергию, которая все-таки преодолела партизанщину и создала победоносную Красную армию».

(Спустя год Катаев снова встретился с «острыми винтиками», по крайней мере, арестант из «Вертера», приведенный в кабинет следователя-чекиста, увидел на стене портрет главы Реввоенсовета: «Пенсне без оправы, винтики ненавидящих глаз, обещающих смерть, и только смерть».)

По-видимому, сбежав из рядов Красной армии, Катаев куда-то пропал с середины июля 1919 года и объявился уже в конце августа в Белой армии.

Историк Александр Немировский вообще считает, что Катаев в Красной армии не был, работал в Бюро украинской печати, для прикрытия, а сам участвовал в подпольных белых организациях (одна из таких гнездилась в Полтаве в монастыре).

Но все-таки отчет Катаева о поездке с красным эшелоном уж слишком убедителен и не раз повторяется. Вопреки новым отважным интерпретаторам, я не вижу причин ему не верить: если бы он придумывал, то запутался бы в показаниях.

Летом 1919 года Катаев мог попасть в белую контрразведку… Был ли он арестован в Полтаве или позднее в Одессе, взятой десантом? Неизвестно. Но в 1926-м в автобиографии написал: «Гражданская война 1918–1920 гг. на Украине замотала меня в доску, швыряя от белых к красным, из контрразведки в чрезвычайку. В общей сложности за это время в тюрьме я просидел не менее 8 месяцев».

Учитывая, что под арестом в 1920 году ему предстояло просидеть полгода, оставшееся выпадает на лето 1919-го.

И снова – белый

22 августа 1919 года белые высадили десант в Одессе. Эскадра действовала стремительно.

Вот что вспоминал улан 1-го Петроградского эскадрона Сергей Афанасьев (успевший в середине 1940-х послужить во власовской РОА[17]): «Мы – “грозная” сила в 400–500 человек – наступали, и враг… позорно бежал. Смелость города берет! Тут была даже не смелость, а просто нахальство – занять город в 800 тысяч населения. Мы превратились в кусты хризантем, которыми утыкали нас благодарные жители. На тревожные вопросы: “Сколько вас?” – мы важно отвечали: “Сорок тысяч”. При виде нашей тонкой цепочки возникал второй вопрос: “Да где же они?” – “Идут вокруг города!” Так свершилось – и почти без выстрела “Одесса-мама” из красной стала белой…»

К полудню, узнав о десанте, город покинули все высшие красные командиры – Ян Гамарник, Борис Краевский и Иона Якир (кстати, все трое расстреляны в 1937-м). Как вспоминал Иван Клименко, председатель одесского губисполкома (тоже расстрелянный в 1937-м): «В городе не было абсолютно никаких сил, так как все местные силы были оттянуты для ликвидации поражения в Николаеве, восстановления фронта по Бугу и значительные части были направлены против Махно… Был в городе караул, штыков в 4000, но он был ненадежен…»

Существенную поддержку десанту оказали подпольные офицерские организации. Их восстание началось по условному сигналу – три выстрела из орудия в сторону города. По сигналу было захвачено здание Одесской губчека и освобождены находившиеся там. К утру 24 августа весь город перешел под контроль белых. Тем же утром после четырехмесячного перерыва появился специальный выпуск – бюллетень № 1 газеты «Одесский листок» с шапкой «Измученным гражданам исстрадавшейся Одессы от освобожденного узника – “Одесского листка” – братский привет!». В этот же день возобновила работу распущенная большевиками в апреле городская дума.

вернуться

17

Русская освободительная армия – название вооруженных сил Комитета освобождения народов России (КОНР), воевавших против СССР в составе нацистского вермахта в 1943–1945 годах.

23
{"b":"583005","o":1}