- На счет утра,- несмотря ни на что, разговор начала Катя, и писатель понял, насколько она была сильнее.

Понять то, что дело было вовсе не в силе, а даже, наоборот, в тонкости и чувственности его внутреннего мира по отношению к ее непреклонному и расчетливому, он не хотел. Как предмет обожания, она была лишена всяких недостатков.

- Ты мог не так все понять,- продолжила девушка и до белых костяшек на руках сжала руль.- У меня с ним ничего не было.

"С ним" вот, значит, как звали того мужчину. Почему она придала ему такую анонимность? Почему не наделила именем? Такой хитрый женский ход указать на полное безразличие? А, может, это правда? Рой мыслей жужжал в голове, и она снова заболела.

Все в том же месте на макушке он почувствовал пульсацию, резкое противное покалывание, даже небольшое повышение температуры.

- У тебя есть что-нибудь от головы?- спросил писатель, стараясь не смотреть на нее.

- Посмотри в сумке.

После утренней находки ему стало неловко капаться в ее вещах, но боль была сильнее подобных смущений, и, благо, пачка обезболивающих лежала в боковом кармане. Он проглотил таблетку и едва не подавился: в пересохшем горле не нашлось даже капли жидкости, чтобы ему помочь. Подобное покашливание Катя восприняла, как легкое недоверие к своей версии событий или, по крайней мере, как требование больших подробностей и разъяснений.

- Да, мы с ним раньше встречались,- она предприняла новую попытку, заметив, что писателю полегчало,- до тебя. Он был в меня влюблен, я им увлечена. Не долго. До нашей с тобой встречи. Он не сразу все понял. Долго названивал, встречал возле работы, настойчиво умолял вернуться. Также, как сегодня. И я решила все ему объяснить, окончательно и безвозвратно. Невольным свидетелем этого разговора ты и стал. Извини, я должна была раньше тебе рассказать. Но, по большому счету, все это не имеет никакого значения, ведь я люблю тебя.

Она впервые произнесла эти три слова. Выронив их, как журналистка во время репортажа. Уж очень публицистично. Словно в линзу телекамеры, но и то, с суфлера. Даже автомобиль остановился. Правда, на светофоре.

Красный.

Что он мог ей ответить на подобное признание? Солгать, что поверил или признаться, что понял? А как же ее глаза на той анонимной груди? Открыть дверцу и выйти? Какой в этом смысл? Он уже привык к ней. Пусть так, весь мир - игра. В конце концов, он, ведь, ее не любит. Или...

- Кстати, а что ты делал в офисе?

Желтый.

- Чей это был ребенок? Его или мой?

Зеленый.

Она тронулась с места, плавно нажав на педаль газа. Очень уверенно и спокойно. Мотор зарычал, Катя замолчала. Тоже очень уверенно и спокойно. Ему снова захотелось спросить, но он вспомнил, что уже спросил.

"...был ребенок?" Ему почему-то совершенно стало понятно, что она уже не беременна. Она не беременна чьим-то ребенком. И тот плюс на тесте лишился одной черточки. И то кофе на полу разбежалось разными ручейками. И его вопрос, как простое анкетирование, а ее такое обычное молчание, как ответ в этой анкете. Она продолжала спокойно управлять своим великолепным дорогущим автомобилем, вся такая сильная, уверенная и не беременная.

- Как ты узнал,- первое, о чем она решила спросить.

- Нашел тест,- не соврал он.

- Это все было до тебя,- Катя свернула направо и проехала через арку во двор дома.- Ты должен мне верить. Я люблю тебя.

На этот раз слова прозвучали так, будто, она уговаривала не его, а себя, при чем, думала, чем чаще будет произносить их вслух, тем быстрее в этом себя убедит. Ему даже захотелось согласиться, что любить она умеет только себя, но для подобного ответа, конечно, не хватило смелости. Но, главное, он и сам, наконец, понял, что ему тоже было приятно ехать в этом дорогом шикарном автомобиле с этой дорогой шикарной женщиной, как и приятно было заниматься с ней сексом, а думать, что занимаешься любовью. Не менее приятно было ужинать с ней в дорогих шикарных ресторанах, знакомится с ее везучими друзьями и зарабатывать на них хорошие деньги. Эдакий симбиоз двух крайностей, примирившихся с последствиями. Вор, который ничего не украл.

Он залез под душ. Специально включил холодную воду, дабы остудить пережитое. Слышал, как скрипнула дверь в ванную, и обнаженная Катя запрыгнула к нему. Ойкнула от обдавшего ее холода и тут же крутанула вентиль горячей воды. Она осторожно, прощупывая почву под ногами, словно опытный сапер, придвинулась к его уставшему телу в ожидании либо жарких объятий, либо полного игнорирования. И, казалось, к обоим вариантам она была готова, заранее все обдумав на несколько шагов вперед.

Ее прекрасное тело всегда его возбуждало. Порой, он даже за это себя ненавидел, но устоять не мог. Как не смог и в этот раз. И девушка обрадовалась: для нее такой исход был предпочтителен и наиболее легко выполним. А он головой уже не думал. Единственное, что во время близости постарался выплеснуть на нее всю ту ярость и злость, скопившуюся за этот странный день.

- Надо почаще ругаться,- смеялась она, упиваясь не столько наслаждением, сколько победой.

- Просто надо почаще заниматься этим в душе,- он хотел произнести нечто глубокое и осмысленное, а выпалил первую пришедшую на ум чушь с намеком на шутку, что сразу же сам и понял, как свою ограниченность.

Смыв с тела остатки своего позора, писатель ушел в спальню. Катя, что-то напевая себе под нос, осталась под струей горячей воды. Такая же мокрая, но уже не такая прекрасная. В спальне он принял еще одну таблетку. Боль не уходила. Последнее, на что он уповал, стал сон. Как закономерное окончание тяжелого похода.

Глава 12

Несколько дней силился написать рассказ, навеянный пережитыми впечатлениями. Но все попытки были тщетны. Словно он лишился творческой девственности, и восстановить ее даже хирургически путем было невозможно. Не помогал и алкоголь. Зато прекрасно справлялся с его головной болью, которая стала настоящей проблемой. Подобные проблемы обычно решают с помощью врачей, к которым обращаться писатель боялся, опасаясь узнать, что проблема у него совершенно не решаема. Летальность или фатальность его головной боли страшили гораздо больше, чем сами симптомы. Потому пил. Универсализм такого лекарства справлялся и с первой, и со второй бедой. Бедой по имени Катя, с которой эти пару дней писатель не виделся. Она занималась важными делами, а по вечерам отправляла ему свое интимное фото и банальную фразу с пожеланиями спокойной ночи. Он в ответ отсылал ей смайл. Такое потрясающе глубокое общение ему даже стало нравиться. Во-первых, оно было в духе времени, а во-вторых, не отнимало много этого самого времени. Но, почему-то, его, все равно, всегда не хватало. Жизнь делалась проще, работы случалось меньше, дороги стали быстрее, а времени категорически мало. Видимо, важным показателем времени является результат, а какой может быть результат от безделья...

Результаты Кати были вполне осязаемы. За эти несколько дней писатель успел немного соскучится по ее телу, и теперь в лучах тусклого эротичного света она выглядела весьма возбуждающе. Как обычно, вся светилась особой элегантностью и среди прочих дам в ресторане выделялась своей особой красотой. Что, конечно, сама прекрасно понимала, потому сияла гордостью и высокомерием, успевая еще кокетливо подмигивать невезучим спутникам серых спутниц, этим самым подмигиванием выражая им свое соболезнование. И та спокойная чарующая музыка, звучащая со стороны рояля, способствовала подобному ритуалу.