Так все и завертелось. Звонков стало на порядок больше, в течение дня нужно было куда-то ехать, общаться с разными людьми, причем, не всегда умными. В общем, жизнь писателя понемногу изменялась, и он принимал эти перемены. Как после этого не верить в случайность или смотреть прогноз погоды.
И вот также в один из дней совершенно случайно он встретил Катю, точнее, она встретила его. Совершенно случайно она пролила на него кофе и также случайно узнала в пострадавшем своего почти любимого однокурсника. Затем рассказала, как недавно читала о его творческих успехах, о сотрудничестве с известным режиссером, обо всем обо всем и очень подробно. Конечно, совершенно случайно. Говорила она быстро, долго и красиво. Писатель молчал и слушал. Он любил слушать красивых женщин, особенно, если они его хвалили. Видимо, Катя это знала, потому на похвалу не скупилась. В конце этого монолога ему даже стало как-то не по себе, и вместе с благодарностью он бросил в ответ несколько неловких комплиментов. Она кокетливо улыбнулась, поправила волосы и томно стрельнула глазками. Через паузу, мягко откинулась на спинку кресла, не забыв по пути продемонстрировать остальные прелести своего тела. И в этом она была хороша.
Так они проболтали еще около получаса. Вспоминали студенческие годы, смешных преподавателей, тяжелые экзамены, прочие всякие нелепые ситуации, о которых говорят на всех подобных встречах одноклассники, однокурсники, сослуживцы и сосидельцы. Катя начала свою собственную игру, а он с удовольствием принял ее правила. В конце концов, всегда приятно получить главную роль, если до этого, лишь поднимал или опускал занавес. После этой встречи писатель узнал о Кате три вещи: работала она в каком-то издательстве; ее помощь нужна ему гораздо больше, нежели он сам понимает; ее любимый французских ресторанчик расположен в двух остановках от его дома. Свидание назначили на субботу. На Кате было восхитительное вечернее платье, на нем - прошлогодний костюм. Она иссякала хищное благородство, он - заячью неуверенность. Весь вечер она говорила, он молчал. Писатель прекрасно понимал, к чему все идет. Он не был искушен женским вниманием, но природное чутье с бокалом красного вина отчетливо и ясно улавливали страстные флюиды со стула напротив. И, конечно, он не стал им противиться, любовный опыт для писателя сродни визита музы. Катя же на природном уровне знала, что секс - самый простой способ привязать к себе мужчину.
И привязала. Только, чем туже, тем менее приятно. Обустроив его личную жизнь, она принялась за творческую. Подписав несколько формальных договоров, она не формально начала представлять его интересы, при чем, очень активно, с присущим ее упорством. Писатель даже стал завидовать: так самоотверженно, как она, работать он не мог и писал по старинке - с перерывами, иногда по утрам, иногда бессонными ночами. Катя читала практически все и очень внимательно, где-то правила, что-то выбрасывала, а некоторые забирала на публикацию. Помимо прочего, она записывала его на всевозможные лекции, семинары по сценарному мастерству, отправляла на творческие вечера известных писателей, договаривалась о небольших интервью или же сама строчила статьи в интернет издания. Подобная забота нравилась писателю, и он опускал глаза на всплывающие условности, во всяком случае, пока они не превращались в айсберг. А когда это случалось, Катя умело находила способ растопить лед, чаще всего делая это в постели. И со временем он привязался к ней, конечно, не любовью, но влюбленностью.
Вскоре режиссер приступил к съемкам фильма, и писатель иногда ездил на площадку, сидел в стороне, придавая себе задумчивый и рефлексирующий вид. На самом деле, особых мыслей в голове тогда не возникало, а был лишь простой интерес. Сродни поискам информации о себе в интернете, отзывов, критики, прочего удовлетворения своего эго. Но писать он не бросал, да и как... Катя жестко контролировала каждую строчку, и, казалось, пишет он уже не для себя.
В моду вошла фантастика. Практически все, что издавалось и было популярным, а издавалось только то, что могло стать популярным - были фантастические романы о волшебниках, супергероях, суперзлодеях, кровососущих и мертвоходящих. Те же мифы, только в гламурной обложке и обязательно с кинематографической начинкой. Складывалось впечатление, что читают книги только те, кто пытается писать сам, а на экран смотрят все, не находя большой разницы. Для писателя разница была очевидна, как разница между просмотром порно и занятием любовью. Но тренд и Катя были сильнее его умозаключений, тем более, зарабатывать можно - как угодно, а затем творить для себя - как получится. И он стал писать свой первый роман.
Глава 3
Тем временем за окном просыпалась весна. Уже самая настоящая: теплая, красивая и шумная. На остановке напротив его окон две старушки-подружки ругались с молодой девушкой. Периодическое покачивание головой они сопровождали резкими и хаотичными взмахами рук, делая это так яростно и живо, что стало казаться: не только любви, но и ненависти все возрасты покорны. Молодая девушка лишь изредка поворачивалась в их сторону, видимо, с колкими репликами, после которых старушки еще активнее извергались на своего оппонента. Тактика игнорирования действовала превосходно. Писатель всегда любил посидеть вот так, у окна, подсмотреть за сторонней жизнью, ее ритмом, вибрацией, даже запахом. Тем самым, он словно наполнял себя чем-то недостающим. Из своей уютной квартиры подобные наблюдения казались ему сродни просмотра хорошего кинофильма. Даже теперь представилось, как старушки и девушка заканчивают свой бесполезный треп, поворачиваются к капризному зрителю и с поклоном уходят в затемнение, из которого следуют титры. Вместо титров к остановке подъехал троллейбус, скрыв главных героев дорожной грязью, под которой светилась реклама стирального порошка.
Как всегда неожиданно зазвонил телефон. В который раз, напомнив себе о желании сменить мелодию, писатель произнес в трубку многозначительное:
- Да.
В ответ прозвучал, наверное, самый раздражающий и провоцирующий на сквернословие вопрос:
- Привет. Узнал, как дела?
Голос казался знакомым, а вот его хозяин - нет. Недолго поразмыслив, писатель парировал также глупо:
- Нормально. А кто это?
- Ааа, старичок, богатым буду. Это я - Патош.
В списке десяти персонажей из своего прошлого, с которыми писатель совершенно не желал встретиться снова, начиная с рыжего конопатого хулигана-переростка со школы и заканчивая озабоченно-лысеющим доцентом кафедры естествознания, Патош занимал одиннадцатое место. Потому как вся его сущность была непонятна здравому смыслу окружающих, хотя смысла в окружающих Патош тоже не находил. Но почему-то считал писателя своим лучшим другом. Познакомились они в университете. Просто и банально, если отбросить некоторые детали. Если не отбрасывать, то из подобных деталей можно состряпать бульварный детектив.
Началось все за неделю до сессии. А именно, за неделю до сессии за писателем стали следить. Сперва только в университете, а потом и по дороге домой. Хотя он прекрасно понимал всю бредовость подобной ситуации, от подобных ощущений избавиться не мог. Тень неизвестного происхождения преследовала его повсюду, и тяжелый взгляд этой тени на собственно затылке не давал покоя. И когда писатель пытался разобраться, что происходит, то вгонял себя в состояние тихой паники, а в таком состоянии внятно соображать не мог, потому грядущую сессию завалил. Как на зло, ни один преподаватель не вошел в его сложное положение. И в тот момент, когда писателю сообщали по телефону о дате пересдачи, к нему сзади подбежал Патош, чуть обескуражив своей нахрапистостью, похлопал по плечу и раздраженно приказал прервать беседу. До этого случая, приказывать писателю могла только мама, но это была ее работа, в остальном подобного тона он не терпел. Хотя, вся бравада обычно заканчивался надутыми щеками или бегством, в тот раз он просто недоуменно опешил, растерялся и, подчинившись, выключил телефон. Это был тот самый незнакомец, чья загадочная тень преследовала писателя не одну неделю. И тот самый тяжелый взгляд, который сверлил его затылок, словно рентген, проникая в самые потаенные места. Но, как ни странно, писатель не испугался. В нем возникло другое чувство - чувство неадекватности. С подобными ощущениями и стал ассоциировался у него этот странный парень. Так и стояли, молча, переваривая ощущения друг от друга. Затем Патош рассмеялся, громко и противно, не обращая внимания на окружающих. Смех будто создавал вокруг него облако, и писатель, спрятавшись в нем, поспешил ускользнуть прочь, не оглядываясь, словно боясь взглядом утянуть его за собой. Но Патош все же настиг беглеца во дворе, снова хлопнул по плечу и начал рассказывать о разных химических опытах, об открытиях физиков, изобретателей и еще много кого и много чего, как лучшему другу или знакомому с детства - откровенно, просто, с интонацией. И так продолжалось еще около года. Патош находил его в самых разных местах, никогда не обращая внимания на окружение или обстоятельства. Мог вызвать его с лекции, ворвавшись в зал с криками или даже угрозами, представившись сотрудником правоохранительных органов, мог спокойно занять место в соседней кабинке в туалете и снова рассказывать обо всем на свете, но только не о себе. И, правда, о нем писатель практически ничего не знал. Только идиотское прозвище и отсутствие каких-либо моральных принципов. Писатель даже не знал, учился ли Патош в этом университете или просто приходил портить ему нервы. В общем, он не был человеком в полном смысле этого слова, хотя с другой стороны, может быть, только он и был человеком в полном смысле этого слова.
