– Ай... – вздрагиваю я.

Девушка в ужасе прижимает ладонь ко рту.

– Ты в порядке? Это мой майонез?

– Майонез?.. – переспрашиваю я, потирая локоть, а поезд на всех парах мчится по туннелю. Откуда, черт возьми, такая жуткая боль?

– У меня в этой сумке банки с майонезным песто[20]. Я делаю его сама. И угощаю друзей. Боже, он не разбился? – с ужасом в глазах она начинает рыться в соломенной сумке. 

Мое предплечье изнывает от боли, а она проверяет свой соус.

– Не переживай. На меня только что напал твой мазик, но я не буду выдвигать обвинения, – морщась, бормочу я себе под нос.

По тому, как она на меня смотрит, видно до нее наконец дошло.

– Ты в порядке? 

Я киваю.

– Да. С моим локтем тоже, что и с пальцами ног.

– Тебе на ноги упал майонез? 

– Нет. Меня атаковала бейсбольная бита. По-видимому, неодушевленные предметы объявили мне сегодня войну, – говорю я, пока острая боль стихает. – С твоим майонезом все в порядке?

Она кивает и держится за поручень, пока мы подъезжаем к следующей остановке.

– Он выживет. Извини, что ударила.

– Все нормально. Жизнь в крупных городах – опасная штука.

Она сморит на фотографию на экране телефона, который я по-прежнему сжимаю в руке.

– Такая милая пара.

– Ах, да, – говорю я, поднимая телефон. 

– Они выглядят такими счастливыми вместе, – добавляет майонезная девушка. 

– Неужели?

Она кивает.

– Однозначно.

– Как думаешь, что он должен ей сказать?

Она наклоняет голову.

– Ты о чем?

– Должен ли он признаться ей в своих чувствах?

Она пожимает плечами с широкой улыбкой.

– Конечно, ему следует это сделать. Если девушка нравится ему так же как майонезный песто, нужно признаться ей в этом. 

– Обязательно ему это передам, – говорю я, когда поезд останавливается в мидтауне[21].

Поднявшись по лестнице и выйдя из метро, я отчетливо понимаю, что наша ситуация с Шарлоттой намного сложнее майонеза, и моя нелюбовь к мазику тут ни при чем.

«Лаки Спот» напоминает зоопарк. Для размышлений тут нет времени. И для планирования тоже. Как, в принципе, и для попыток разобраться с неведомыми мыслями, зародившимися в моей голове.

Мне нужно выработать стратегию, но я еще не до конца разобрался в происходящем.

Мы теперь больше, чем друзья?

Настоящие ли чувства?

А взаимные ли они?

И как эти чувства называются?

В моей груди словно батут, а сердце на нем делает сальто. Никогда раньше со мной такого не происходило, и, боюсь, если я решусь прыгнуть, то могу приземлиться на голову. 

Или задницу.

А может даже на лицо.

Вот такие пироги. Вечер пятницы, бар переполнен, а я без понятия, что мне делать с охватившими меня майонезно-пестовыми чувствами.

В час пик я разрываюсь между оформлением заказов на ноутбуке, рассказом Шарлотты о злоключениях в поезде и помощью за стойкой бара, пока Шарлотта в кабине разрабатывает новую маркетинговую идею.

– «Бельведер» закончилась, – объявляет Дженни за стойкой, махая пустой бутылкой.

– Я принесу, – говорю я и иду в кабинет, где в кресле сидит Шарлотта в джинсах и белом топике на бретельках. Когда я ее вижу, в голове начинают мелькать образы: тот момент на углу Сорок третей улицы; майонезный песто; зубная паста; слова, которые она сказала Эйбу прошлой ночью. Сердце громко колотится, пытаясь вырваться из груди. То сумасшедшее ощущение, которое описывают в книгах, фильмах, песнях, стихах о влюбленных…

– Приветик, – мягко произносит она. Но меня поражает сладость звука. Он кажется таким личным, только моим.

Да.

Именно это описывают в книгах, фильмах, песнях и стихах о влюбленных. Я чувствую это, когда смотрю на нее. Ни в офисе, ни в баре мы еще не были с ней близки. Да, я этого очень хочу, но мои мысли не только о сексе. Я постоянно думаю о Шарлотте. В моей голове роится алфавитный суп, образуя слова…

– И снова здравствуй, – мягко говорю я и киваю на шкаф за ее спиной. – Мне нужен «Бельведер».

– Сейчас дам.

Отложив айпад на стул, она встает и тянется к ручке шкафа. Топик задирается, слегка оголяя спину.

– Ты великолепно выглядишь, – говорю я.

Она смотрит на меня и улыбается.

– Ты тоже. Позже поедем к тебе? Или ко мне?

Может, для нее это просто секс и больше ей ничего не нужно. Но даже если так, мне нужно знать.

– Ага. Куда захочешь.

Шарлотта открывает шкаф, а я подхожу ближе, намериваясь поцеловать ее в шею.

Но меня поражает вспышка боли, когда дверка шкафа бьет меня по башке. Дикая боль разносится по голове, телу, охватывая каждую клеточку.

Я проклинаю мучительное торнадо адовых мук.

– Господи! Боже милостивый! Ты в порядке? – говорит Шарлотта в панике, хватая меня за плечи.

Правой ладонью я закрываю глаза, черепушка раскалывается, ломит в висках.

– Кажется, ты ударила меня по голове, – говорю я, превратившись в Капитана Очевидность. 

– Боже, – шепчет она с таким видом, будто я потерял глаз.

– Что?

Я отлично вижу, поэтому уверен, что пока не одноглаз, но подозреваю, что с лицом у меня не все в порядке.

– Я никогда в жизни не видела такой огромной шишки.

Я сегодня узнал о нескольких вещах.

Во-первых, я заглянул в календарь. Оказывается, сегодня неудачный день для Спенсера и мне трижды делали больно. На часах за полночь, и мне хочется верить, что угроза миновала.

Хотя никогда нельзя быть уверенным до конца.

Во-вторых, моя шишка самая огромная в истории человечества, но после трехчасового охлаждения я не только отморозил себе висок, но еще почти избавился от опухоли. Опять же, при виде такого синяка на лице любой скажет: «Ничего себе! Вот это фонарь! Чувак, тебе реально не повезло».

Именно это мне сказал парень в аптеке, когда я покупал ибупрофен.

В-третьих, ибупрофен творит чудеса.

Но пришло время реального испытания. В дверь звонят. Я знаю, это Шарлотта. Она написала, что едет ко мне с провизией. Оборачиваюсь к Фидо. Парень дрыхнет на подушке, высунув изо рта язык.

– Можешь открыть?

Он не отвечает, поэтому я ползу с дивана к двери. Нажимаю на кнопку домафона.

– Привет? Это самая горячая в мире медсестра, которую я недавно заказал в агентстве по медицинскому уходу на дому?

Из динамиков раздается смех.

– Да, именно. Я пришла обтереть тебя мочалкой.

Я впускаю Шарлотту и жду, пока она подымится на лифте на шестой этаж.

– Ты моя отрада для глаз.

Я любуюсь, как она идет ко мне.

– Только не говори, что у тебя еще и глаза болят, – дразнит она.

– Нет, только это, – отвечаю я, слегка касаясь головы.

Я закрываю дверь и возвращаюсь к дивану. Шарлотта кладет пакеты на журнальный столик и окидывает меня взглядом. Подносит пальцы к синяку, но не касается.

– Больно?

Я киваю.

Она наклоняется ко мне и целует в лоб.

Я стону для эффекта:

– Больно. Очень-очень.

Шарлотта качает головой и отходит оглядеть меня.

– Серьезно. Как ты?

Я прикусываю уголок рта, разрываясь между желанием сказать ей правду: «становится лучше», – или перейти к сочувствию и сексу. Принимаю решение за наносекунду.

– Ужасно, – бормочу я и зарабатываю еще один поцелуй.

Она садится прямо, соединив ладони.

– Хорошо, я принесла тебе любимый напиток, – говорит она и достается из пакета огромную бутылку скотча.

Я с благодарностью приподымаю бровь.

– Холодную кунжутную лапшу из твоего любимого китайского ресторанчика.

Она хватает и демонстрирует мне белую коробку. Я облизываю губы.