РОЖДЕСТВЕНСКИЕ МУЗЫКАНТЫ Висела над крышей дома Рождественская луна, Усадьба была нам знакома, И снежная роща темна. Торжественно скрипка запела И смолкла в безлюдье ночном: Смотрели мы оторопело, Как в зеркале за окном Хозяйка танцует, не зная, Что комнату видим мы, Мелькает рубашка ночная, Как призрак в объятьях тьмы… Давно прогнала она мужа, Но только что стала вдовой, Трещала декабрьская стужа, Мы молча вернулись домой. Перевод Р. Дубровкина ДВА СОЛДАТА Мы повстречались за углом С соперником моим. С тех пор как я покинул дом, Не виделись мы с ним. И вновь я вспомнил обо всем, Что больно нам двоим. Я увидал ее тотчас Ту, что любил и он, Чей прах, наверно, и сейчас Лежит непогребен. Она опять воскресла в нас, Как призрак тех времен! Гляжу — в его застывшем взгляде, В расширенных зрачках Вновь память вспыхнула об аде, О крови, о слезах… Но тут и он, к моей досаде, Мой заприметил страх. Однако, дав уйти испугу, Мы разошлись бесстрастно, Ни слова не сказав друг другу О драме той ужасной. Но не уйти нам от недуга, Что жжет нас ежечасно. Перевод В. Лунина ПОЭТ Он хочет жить темно и тихо, Ему противны свет, шумиха, Молва, визиты в знатный дом И лесть, и клятвы за столом. Он не нуждается в участье Богатства, красоты и власти И в чувствах тех, кто в дальний путь Спешит, чтоб на него взглянуть. Когда же весть до вас дойдет, Что он окончил круг забот, В час сумеречный, час унылый Скажите над его могилой: «Тебя любили две души». И день в кладбищенской тиши При свете звезд умрет спокойно. Так будет честно и достойно. Перевод А. Сергеева Из сборника
«МИНУТЫ ОЗАРЕНИЙ» НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ Я — то, что не умрет, Нить сходства и родства, Я — тот подземный крот, Что слышен вам едва; Но смертное — прейдет, А я всегда жива. Я — очертанье лба, Жест, голос или взгляд, Я шире, чем судьба; Пускай лета летят Ни время, ни гроба Меня не поглотят. Перевод Г. Кружкова ВОЗЛЕ ЛАНИВЕТА. 1872 ГОД {37} Указательный столб там стоял на пригорке крутом Неказист, невысок, Где мы с ней задержались немного, осилив подъем, На распутье вечерних дорог. Прислонившись к столбу, она локти назад отвела, Чтоб поглубже вздохнуть, И на стрелки столба оперла их — и так замерла, Уронив подбородок на грудь. Силуэт ее белый казался с распятием схож В сизых сумерках дня. «О, не надо!» — вскричал я, почуя, как странная дрожь До костей пробирает меня. Через силу очнулась, как будто от страшного сна, Огляделась кругом: «Что за блажь на меня накатила, — сказала она. Ну, довольно, пойдем!» И пошли мы безмолвно в закатной густеющей тьме Все вперед и вперед, И, оглядываясь, различали тот столб на холме Среди мрачных пустынных болот. Но в ее учащенном дыханье таился испуг, Искушавший судьбу: «Я увидела тень на земле, и почудилось вдруг, Что меня пригвоздили к столбу». «Чепуха! — я воскликнул. — К чему озираться назад? Не про нас — эта честь». «Может быть, — она молвила, — телом никто не распят, Но душою распятые — есть». И опять побрели мы сквозь сумерки и времена, Прозревая за тьмой Муку крестную, что на себя примеряла она Так давно. — Боже мой! Перевод Г. Кружкова Посещая храм По воскресным дням, Там, на месте своем, Повторяя псалом Или тихо хвалу Бормоча в углу, В пору летних засух, Когда мается дух, В должный день и час Слушая рассказ Про годину мытарств Из Книги Царств, Как библейский пророк От скорбей и тревог В пустыню бежал И смерти там ждал, Но Господь перед ним Явился незрим, Буря вдруг пронеслась, Земля сотряслась, И повеял чуть слышный Голос воли всевышней, Мог ли я ожидать, Ловя благодать В блеске милых очей И церковных лучей, Что придет такой час, Когда тот же рассказ О гонимом провидце В сердце мне постучится И ознобом, как лед, По спине проберет? Когда выпало мне Немного поздней, Жарким летним днем Перед алтарем То же место читать И его толковать Для других прихожан Простых хуторян, Вряд ли готовых Вникать в каждый стих, Забыв о коровах И овцах своих, Но готовых всегда Вздремнуть под шумок, Я не ведал тогда И ведать не мог, Исполняя урок, Какая нас ждет Великая Сушь, Когда время пройдет И выпьют года Нектар наших душ. Но как ныне истек Ликования срок, Светом залитый храм Обезлюдел — и там, Где сиял ее взор Из лучистых орбит, Лишь плита до сих пор Ее имя хранит, И в пустыне своей, Вдалеке от людей, Жду я, втайне стеня, Угасания дня (Хоть я мог бы восстать И громко воззвать На скрещенье дорог, Как древний пророк), Снова бурю и гром Слышу в сердце своем, И дыханье огня Настигает меня, И из всех голосов, Сердцу внятных поднесь, Всех слышней тихий зов: «Что ты делаешь здесь?» Перевод Г. Кружкова |
