Я доложил о последней связи.

— Великие Моголы? — переспросил Август. — А ты не ошибся?

— Он повторил два раза очень отчетливо.

— Ладно, разберемся, — сказал Август. — Прошу тебя, Павел, будь осторожней — без самодеятельности.

На похоронах я появиться не мог. Я понимал, что конспирация необходима, но было очень горько. С Герой мы дружили давно — вместе кончали Школу, четыре года наши кровати стояли в одной комнате, каждый день в шесть утра он стаскивал с меня одеяло и гаркал в ухо: «Вставай, защитник планеты!» Я тогда очень гордился своей профессией и считал, что именно мы, сотрудники МКК, обеспечим Земле спокойствие и безопасность.

К тому же у меня было свидание с Анной. Я пытался убедить себя, что это нужно для дела. Получалось плохо: для дела было нужно, чтобы я встретился не с ней, а с Элгой и осторожно выяснил, почему директор не поверил в мою легенду. Этот вопрос меня тревожил.

В конце концов я махнул рукой и направился в городскую библиотеку. Там после небольших уточнений мне выдали толстенный том по средневековой истории.

Оказалось, что Великие Моголы — это династия, которая правила в Индии с шестнадцатого до середины девятнадцатого века. Ее основал некто Бабур Тимурид.

Он происходил из Моголистана — отсюда и наименование династии (по-индийски — Мугхал). Собственно, Великими Моголами их назвали европейские путешественники в семнадцатом веке.

Наибольшего расцвета государство Великих Моголов достигло при Шах-Джахане. Оно было централизованной феодальной монархией и в семнадцатом веке включало в себя почти всю Индию. Однако уже в то время, несмотря на внешнее могущество, в стране стал назревать внутренний кризис, приведший в итоге к междоусобице и распаду государства. Влияние Великих Моголов падало, и находившаяся под их властью территория быстро сокращалась. К середине восемнадцатого века они фактически владели только Дели и прилегающими районами, а к концу века стали марионетками в борьбе крупных феодалов Северной Индии. Этим воспользовались англичане и в 1803 году захватили Дели. Формально Великие Моголы продолжали считаться правителями Индии до 1858 года, когда английские колониальные власти упразднили династию.

Представители Великих Моголов: Бабур, Хумаюн, Акбар, Джахангир, Шах-Джахан, Аурангзеб, Бахадуршах, Джахандар-шах, Фаррук Сийяр, Мухаммед-шах, Ахмед-шах, Аламгир, Шах Алам, Акбар II, Бахадуршах II.

Какое отношение все это имело к фантомам, я не знал. На всякий случай я выписал основные моменты и зазубрил их.

Потом я поехал к Анне.

На перекрестке, где мы договорились встретиться, куря красную женскую сигарету, лихо топталась девица — из тех, что ищут партнера на один вечер. Каблуки ее серебряно звякали при каждом шаге, из сережек неслась популярная мелодия.

Анны не было. Я посмотрел на часы.

— Павел, — позвала девица.

— Да-а… — глубокомысленно сказал я, окидывая ее взглядом.

Анну было не узнать. Волосы она зачесала вверх, столбом, — самая модная прическа, «Нефертити», косметика светилась: на глазах — синим, на губах — зеленым, вместо обычного платья она надела переливающуюся радугой футболку и джинсы, на которых вспыхивали живые картинки.

— Вам не нравится?

— Очень эффектно, — сказал я. Взял ее под руку: Куда мы пойдем?

Анна закусила зеленую губу.

— Вы не подумайте, это я в первый раз так. Потому что надо быть как все. А то меня пригласит кто-нибудь, посмотрит — и больше не показывается. Я боялась, что и вы.

— Вам не требуется быть как все, — искренне сказал я.

— Правда?

— Правда.

Она обрадовалась:

— Я сбегаю, переоденусь. Я тут недалеко живу. А то словно это и не я…

— Не надо, — сказал я. — Сегодня не надо. В следующий раз.

— А будет следующий раз?

— Вы хотите этого?

— Да. А вы?

— Да.

Последние фразы мы произнесли шепотом, остановившись. Рядом никого не было. Только какой-то мужчина в блестящем, будто металлическом, костюме читал новости на стене, время от времени нажимая кнопку, чтобы сменить кассету.

Я сказал излишне весело:

— Так куда же мы направимся? В концертном зале сегодня гала-представление. Билетов не достать, все равно как к вам на Спектакль, но, используя свое положение инспектора…

Грохот барабана заставил нас оглянуться. В улицу втягивалась длинная колонна. Шли ровными рядами — по десять человек. Плечом к плечу. Все — в черных галифе, в зеленых рубашках с закатанными рукавами.

Единым махом били в мостовую сотни увесистых сапог: «трум!.. трум!..»

По бокам не в ногу шагали равнодушные полицейские.

— «Саламандры», — без выражения сказала Анна. — Фашисты.

— Но фашистская партия запрещена, — сказал я.

— Разве дело в названии? — Она процитировала: — «Призовем молодых. Призовем жестоких. Призовем тех, чья вера — нация, чей долг — нация, чья совесть — нация».

Перед колонной несли тяжелое знамя. На черном бархате травяным соком зеленела громадная буква «С». Из нее вырывалось пламя. Эту букву я уже видел.

Она стояла под запиской, которую я нашел в своей разгромленной квартире. Интересная новость. Значит, мною занимаются «саламандры». И даже хуже. Мной занимается сенатор Голх. Тот самый сенатор, по чьему поручению я якобы произвожу инспекцию.

Я почувствовал себя неуютно.

— Если «саламандры» кого-нибудь убивают, то полиция никогда не находит убийц, — сказала Анна.

— Вот как?

— Вы же не инспектор, Павел.

— А кто?

Она пожала плечами:

— Не знаю.

«Трум!.. трум!..» — били сапоги. Невидимые палочки рокотали по барабану. Молодые каменные люди смотрели вперед. Только вперед. «Трум!.. Трум!..» Сегодня нам принадлежит эта страна, а завтра весь мир!

— А вы знаете, что Краб — «саламандра»? — сказала Анна. — Он у них даже какой-то начальник. И Элга ими очень интересуется. Бегает на собрания. Истеричка. Напрасно я устроила ее к нам в Дом.

— Вы не любите Элгу? — спросил я.

— Это моя сестра, — сказала Анна.

Темнело. Зажглись голубые панели на домах. В кромке тротуара проступила сиреневая линия. Мы шли вдоль улицы. Был слабый ветер. Деревья шелестели, словно бумажные. Прозрачные, хрупкие такси бесшумно скользили над мостовой, в их желтой скорлупе сидели по четверо, по шестеро — беззвучно смеялись. У многих в пальцах светились иглы «Анарко».

— Она, конечно, наврала вам, что она инженер, сказала Анна. — И вы поверили. А она работает всего полгода. Но удивительно вписалась. Словно рождена для Спектаклей. А вот я не вписалась. У меня все получается не как у других. И не нарочно. Просто не выходит. Наверное, я не ко времени. Мне бы родиться в двадцатом веке…

— Время не выбирают, — ответил я чисто машинально, так как в этот момент оглянулся — привычка далеко не лишняя — и заметил того же мужчину в посверкивающем металлическом костюме. Он шел за нами.

Случайность или слежка? Для подобных случаев ношу с собой сигареты. Зажигалка, разумеется, не работала. «Сел аккумулятор», — объяснил я Анне. Стал заряжать вручную, нажимая рычажок большим пальцем. Анна что-то рассказывала. Мужчина приближался.

Подзарядка аккумулятора — дело длительное. Ему пришлось пройти мимо нас. Я его хорошо рассмотрел.

— …Очень странные сны, — сказала Анна. — Большой сад. Тропический. Пальмы, магнолии, орхидеи. Да-да, растут орхидеи. Распускаются по ночам. Песчаная дорожка, я бегу по ней, спотыкаюсь, падаю — плачу.

Меня поднимает женщина. У нее доброе лицо. И мы идем с ней к морю. Она держит меня за руку. Море очень теплое, а песок горячий. Вам приходилось видеть непонятные сны, такие, что даже не знаешь, откуда они взялись?

— Нет, — сказал я, краем глаза следя за улицей.

Как я и ожидал, мужчина немного прошел вперед и свернул в первую же парадную. Все стало ясно — за мной следили. Разумеется, это могли быть наши сотрудники. Вряд ли меня пустили без всякого прикрытия. Но я сомневался, чтобы люди Августа работали так прямолинейно. Во всяком случае, портрет мужчины зафиксирован в зажигалке и завтра его установят.