Есть отдельные особи, которые явно этого стоят, хотя бы Женька, который так самоотверженно спасал нашего ДДВ-КТС-293, земная кличка — Сенатор. Но с другой стороны, разве не позор для цивилизованной планеты то, от чего пришлось Сенатора спасать?
Теперь у меня другое задание. Опустив хвост, я не спеша пробираюсь вдоль тротуара от дерева к дереву, фиксируя отдельные всплески эмоций многочисленных прохожих, выбирая из общего эмоционального гула отдельные волны, определяя индивидуальные эмоциональные характеристики. Вот показался мальчишка со школьным портфелем, затылок вихрастый, — сразу дрогнуло сердце: а вдруг Женька? Нет, другой. Может, такой же любознательный, мягкий характером, привязчивый? Похоже на то. Но — мимо, мимо. Постановлением Совета мне запрещено предаваться эмоциям. Я же их изучаю, а не заражаюсь ими.
Иду дальше. По дороге попадается большой плоский камень, нагретый весенним солнцем. С наслаждением растягиваюсь на нем, закрываю глаза. Сразу начинает казаться, будто я лежу на письменном столе посреди теплого круга, образованного настольной лампой.
Свет льет прямо в глаза, приходится жмуриться. Рядом — рукопись, ее внимательно изучает мой хозяин.
То и дело он протягивает ко мне большую мягкую ладонь и нежно поглаживает у меня за ухом. О какое блаженство! Оказывается, эта изнеженная ладонь, совсем отвыкшая от соприкосновения с почвой, тоже может пригодиться! Я Урчу от удовольствия. Тут мой взгляд падает на лежащую перед хозяином бумагу: «В районе туманности Конская Голова»… О Котсама, Котсама!
Нельзя так распускаться! Неужели в человеческой семье мне и в самом деле было так хорошо, что я никогда не забуду тех дней? Женька, Женька, где ты?
Хоть бы раз встретить его на улице… Но мне предписано работать совсем в другом районе города. Никогда я не встречу Женьку. Никогда.
Никогда не увижу Котсаму… Хотя — зачем? Разве я ее когда-нибудь видел своими глазами? Ведь я родился на этой планете с зеленой растительностью, под этим прекрасным голубым небом. Это и есть моя родина.
И дом, откуда я удален решением Совета, — мой родной дом. И семья, кото…
Седьмой член комиссии запаздывал, а без него не набиралось кворума. Пока его ждали, я рассказал коллегам о своей беде. За последнее время жизнь в нашем доме совсем разладилась. Жена сдает экзамены, теща уехала в санаторий. А тут еще Женька отбился от рук.
И Сенатор пропал. Никогда бы не подумал, что это меня так огорчит. Прихожу домой и по привычке жду, что сейчас выбежит и потрется о брючину — приветствовать высшее существо, бога, так сказать. Щетку заранее готовлю, а потом вспоминаю: не выбежит, не потрется… Сажусь работать, зажигаю лампу — сейчас бы прибежал, свернулся бы под желтым кругом лампы, щурился бы блаженно и ждал, чтоб я его погладил за ушами… Вот уж не думал, что так быстро к нему привяжусь.
А Женька ничего не делает, никого не слушает, целыми днями шляется по улицам и ищет кота. Скорее всего, Сенатора постигла участь всех городских котов.
В один прекрасный день самый преданный вам уютный домашний кот, сытый баловень семьи, вдруг как с цепи срывается и убегает. Иногда через несколько дней вернется — грязный, голодный, побитый. А бывает, не приходит. Или они погибают, или предпочитают всем вашим заботам голодную и грязную, но независимую жизнь.
Женя так и не утешился. Скоро лето, а мальчишка все бегает по закоулкам соседних дворов и отчаянно кричит, заглядывая в щели сараев и в подвальные окна:
— Сенька! Сенька! Сенечка! Кс-кс-кс!
Мои коллеги согласились, что это очень глупо. Можно ведь взять другого кота. Известно, что кошки никогда не привязываются к нам так, как мы к ним. Они привыкают исключительно к месту.
ЛЕВ КУКЛИН
108 ПРОЦЕНТОВ ЭМАНСИПАЦИИ
Рассказ
…Она набрала несколько цифр на маленьком переносном пульте. Через несколько мгновений экран видеосвязи засветился.
— Чао! — сказала она, вглядываясь в лицо подруги. — Я тебя не разбудила?
— Что ты… — моргнула та. — Я как раз собиралась ложиться…
— Ой, не представляешь, я все время путаю, еще со школы, никак не разберусь в этой разнице… Часовые пояса, планетное время, среднесистемное, галактическое… Надо же… Это в наш век — и такая путаница!
— Ну ладно тебе… — добродушно сказала подруга, крупное лицо которой со всеми далекими веснушками и бигуди еле вмещалось в рамки экранчика. — Ты чего меня вдруг вызвала? Срочное что-нибудь?
— Слушай… — спохватилась хозяйка, порхая по комнате. — А ты прекрасно выглядишь… Крем? Массаж? Биостимуляция?
— Дура ты, Танька… — с той же ленивой и добродушной интонацией бросила с экрана подруга. — Надо уметь жить. На нашей планете — прекрасный климат… А Петр твой где? Вы что… — Ее глаза тревожно забегали по комнате, где не было заметно никаких следов присутствия мужчины. — Вы что, разошлись? Поэтому и звонишь? Признавайся, недотепа!
— Да совсем и не поэтому… Тут в теленовостях сообщили, что у вас в ваших сельхоззаповедниках можно увидеть живых… ой, забыла, как это называется… ну, из них порошок такой белый добывают… для детского питания…
— Молоко? — подсказала подруга.
— Да, да! Это самое… Коровы! Вот! Верно — имеются? — с детским простодушием впилась она в экран.
— Верно… Имеются… Я как раз и работаю оператором по уходу за стадом. В древности было такое словечко: «пас-тух»… — с гордостью сообщила подруга. Может, от этого у меня такой цвет лица, а? — И засмеялась.
— Ну вот, ну вот! — заторопилась хозяйка. — Я и подумала тут же послать к тебе Катьку на каникулы. Поможешь?
— О чем разговор! Присылай, конечно. Ей будет интересно. Сколько ей — одиннадцать, твоей Катьке?
— Двенадцать… Уже к моим туфлям подбирается, ужас! Ну а с Петром… Вот уже второй год пошел… Не то чтобы пришлось расстаться. Совсем не в том смысле, как раньше… Это не развод. Просто открылись новые исключительные возможности!
— Да ты не темни. Он кто? — в упор спросила закадычная подруга.
— Кто… он? — глупо переспросила та, кого называли Татьяной.
— Ну, как зовут… эти твои… новые возможности?
— Ха-ха-ха! — раскатилась хозяйка. — Сразу видно, отсталый ты человек! Я имела в виду чисто техническое решение вопроса…
— Чего-то я не усеку никак… — призналась далекая подруга. — Вызываешь раз в год, а у вас там, на Земле, больно быстро все меняется. Давай-ка поподробней!
— Ага… Сейчас вот только закурю… тоже, между прочим, новое изобретение — квазисигареты…
— Ты не отвлекайся… — напомнила подруга.
— Так вот… Ты подумай, мой Петр вдруг стал дерзить. Это с его-то воспитанием! Особенно — с тех пор, когда я стала получать в полтора раза больше. Спрашивает: «А за что, собственно говоря, тебе платят столько?» — «Как за что? — объясняю. — За работу, разумеется!» — «А что ты, извини, делаешь?» — «Ну… Полдня вяжу или читаю, полдня по магазинам бегаю. Как все… У нас же автоматика!» А он, ну прямо как в сказке про белого бычка, опять за свое! Снова спрашивает: «Так за что же тебе платят?» Я ему и разжевываю, словно маленькому: «Ты что, совсем не соображаешь? За то, что я вообще прихожу на работу…»
С видеоэкрана раздалось тихое фырканье, но хозяйка, увлеченная монологом, не обратила на него внимания.
— Тут он и загудел… Но нельзя же каждый день! А потом, хоть я больше него зарабатываю, на одну мою зарплату разве проживешь, да еще с ребенком?! Нет, нет, я тебе так скажу: современной женщине, ну, самостоятельной, равноправной женщине, для полного счастья нужны постоянная домохозяйственная роботесса и приходящий муж… Вот это — подлинное равноправие! Я своего и устроила в Бюро Семейных Услуг. У вас там этого, конечно, нет. Дело новое, но очень перспективное! А? Плачу за абонемент, Петра держат там, как и других, в анабиозе. В специальных камерах. Если мне требуется… Ну, сама понимаешь, раз в неделю ковер во дворе выбить, чтоб соседки видели, что я замужем… Или в гости сходить, когда одной не вполне удобно. Да… Так я звоню на абонемент, его там… это самое… оживляют и присылают… Очень удобно! Платишь только за электроэнергию… Ну, может быть, пару рубашек купишь. А так — никакие лишних расходов…