– Что ты помнишь? – спросила я, выходя в сгущающиеся сумерки.

– Мало чего. Все перепутано, – гробокопатель потер висок, – гархи, источник, хозяин, ммм… драка, мертвая, нетекущая кровь… или это было раньше? – он выглядел растерянно, словно человек, проснувшийся в незнакомом месте: ему нужна пара-тройка секунд, чтобы прийти в себя, вспомнить, где он и как сюда попал.

– Мы дома?

– Да, если не обращать внимания на то, что Юково как-то переместилось на восток под крылышко к Простому.

Веник спрыгнул с моего крыльца, в два счета оказался на своем и толкнул дверь. Та не шелохнулась. Падальщик зарычал, отступил на пять шагов и ударил с разбега. Я ждала треска и вывернутых петель, но результат был тем же. Вернее, его отсутствие, разве что гробокопатель схватился за плечо и выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

– Что, к низшим, здесь происходит? – спросил он. – Где все?

– Я здесь, похоже, не дольше твоего, – я остановилась, – и знаю не больше. Как ты здесь очутился?

– В смысле?

– В смысле, я пришла вон по той дороге. А ты?

– Я здесь живу. Если ты спятила за компанию с остальными, это не мои трудности.

– То есть сегодня ты встал с кровати, вышел из этой двери… – я наклонилась к брошенной на обочину сумке и потянула за лямку, – и во сколько это было? Утром? В обед? Час назад?

– Черт его знает, – гробокопатель потер висок, – все мутно, словно после жбана пива в бытность человеком. Четок только твой голос, как ты зовешь хранителя.

– Ты сказал, это бесполезно.

– Сказал. Не знаешь почему?

– Нет. А ты? – я перекинула ремень через плечо.

– Тоже, но я до сих пор уверен, что это бесполезно, – мужчина замолчал, настороженно поворачивая голову.

Я знала этот жест, видела не раз. Нечисть услышала что-то недоступное человеческому уху.

– Кто-то кричит, – гробокопатель вышел на дорогу, взгляд единственного темного глаза был устремлен в центр стежки, – зовет отца.

– Целитель, – проговорила я и побежала к центральной улице, чертова сумка снова стукала по бедру.

Когда мы вышли из-за поворота, он увидел то же, что и я. Когда побежала, Мартын меня не остановил. У парня свой путь и свое место, куда он хотел попасть больше всего на свете и судя по всему попал. Там, куда смотрел падальщик, жил черный целитель Константин, по совместительству отец Мартына.

Серый кирпичный дом с плоской крышей, покрытой листовым железом, был таким же пыльным и пустым, как и мой. И как у моего, его дверь была распахнута настежь.

– Отец, хватит, – голос парня сорвался.

На пороге просторной спальни, скорее, знакомой мне по одному видению, чем виденной воочию, валялся черный рюкзак.

– Ты. Снова. Сбежал. Из filii de terra, – холодный голос ронял каждое слово, словно каменное, – гаденыш.

– Отец, какого низшего…

Перед глазами предстала дивная картина, на которой отец ласково прижимал сына к стене за шею.

– Я не сбегал. Я выучился. Все. И прошу, давай я это прозвище младшему передам. Ему оно подходит больше меня, – Мартын предпринял попытку освободиться. – Не веришь, спроси ее.

– Привет, – поздоровалась я, Константин знакомым жестом потер висок. – Дайте угадаю: все, как в тумане, и события чередуются в голове, как карты в колоде, а состояние напоминает похмелье?

– Продолжай, – целитель отвернулся от сына, опустил руку.

– В себя пришли, проснулись, очнулись, называйте, как хотите, от голоса сына, так?

– Примерно, – ответил Мартын, потирая шею, – я в сердцах низших помянул, тут меня и встретили.

– Меня тоже, – согласилась я, – только не так горячо.

– Дом справа чей? – спросил Веник, неслышно появляясь в дверях.

– Падаль, – процедил Константин вместо приветствия.

– Падаль, падаль, – не стал возражать гробокопатель. – Так чей?

– Викарии, – Константин оглядел классический черный костюм, в который по насмешке ушедших оказался одет, – ведьмочки, что камушки заговаривает, – Константин скинул пиджак и стал закатывать рукава белой рубашки. – Пашка к ней за побрякушками бегала.

– Но самой ее здесь нет? – уточнил Веник.

– Фиг знает, – ответил за него сын.

– Он-то знает, – падальщик задумался, – слева дом заперт, как и мой, справа – открыт.

– Это важно? – спросил черный целитель.

– Может, и нет, – Веник пожал плечами, – но лучше это выяснить. Предлагаю осмотреть стёжку, возможно, есть еще «неразбуженные» выжившие.

Черный целитель ничего не ответил, ожег взглядом гробокопателя, тот сразу сделал шаг в сторону и вышел на улицу.

Если нарисовать план Юкова на бумаге, то он будет походить на двусторонний гребень или телевизионную антенну. Середина – стежка, или улица Центральная, которую с юга на север пересекают двенадцать прямых, словно по линейке, улиц: Январская, на которой живу я, Февральская, Мартовская, Апрельская, где стоял дом черного целителя, Майская…

До того как село солнце, мы успели осмотреть почти все дома, некоторые только снаружи, некоторые изнутри, таких было чуть больше двух десятков, в том числе и уютный домик ведьмака. Электричества не было нигде. Черный целитель остался стоять около своего дома, вглядываясь в темный лес, и только святые знают, что там видел. Он не отвечал на вопросы и игнорировал все живое, лишь раз послав нас с его сыном в далекие и не очень края. И ни разу не спросил, где змея и его младший сын. Наверное, к лучшему.

Я ходила от дома к дому, смотрела на знакомые и незнакомые дома, двери, окна и очень хотела убежать из того места, куда еще так недавно стремилась. Моей была правая сторона улицы, гробокопатель тенью скользил по левой, Мартын двигался с другой стороны Центральной. Если дверь открывалась, ее стопорили куском кирпича, камнем или сломанной доской, что валялась возле крыльца. Святые знают зачем, но я уже давно усвоила простую истину, никакая информация в нашей тили-мили-тряндии не бывает лишней.

Мы заканчивали осмотр домов по Декабрьской на северо-восточной окраине села, когда на глаза попалась какая-то странность, но потребовалось время, чтобы понять, какая именно. Все дома на моей стороне оказались закрыты, как и на предыдущей улице, включая треугольный дом Антона Зибина. Но было здесь и нечто другое. Для того чтобы понять причину беспокойства, пришлось отойти и взглянуть на ровный ряд построек со стороны.

За спиной раздавалась ругань падальщика, когда очередная дверь не пожелала сдаваться.

– Посмотри,– позвала я, указывая на дома, – Мне кажется, или они вправду все одинаковые?

– Вправду, – ответил гробокопатель.

Последние пять домов смотрели на нас совершенно одинаковыми непримечательными фасадами. Облупившаяся зеленая краска на дощатых стенах  слишком уж одинаково облупившаяся, словно под копирку. Грязные припорошенные песком стекла, песчинка к песчинке.

– И все закрыты, – сочла нужным добавить я.

– Эти тоже.

Мы повернулись, но те, что стояли, за спиной были разными по цвету и по постройке.

– Эй! – раздался крик с другой стороны Центральной, там осматривал дома Мартын, – эй! – снова раздался голос парня.

В нем не было паники, он кого-то звал, и этот кто-то, явно, не его отец, тот на «эй» не откликается.

Гробокопатель скользнул между домов на параллельную улочку, мгновенно скрываясь от глаз. Я побежала, не скрываясь, порой, быть нечистью немного утомительно.

Дверь в дом нашего сказочника была открыта настежь. Гостеприимный хозяин был прибит к ее полотну чем-то похожим на гигантские сосульки.

– Эй! – третий раз позвал молодой целитель, выдергивая прозрачный кол из груди сказочника.

Баюн вздрогнул, раскрыл черные глаза и захрипел. Мартын ухватился за второй и вытащил. По майке Ленника расползались черные пятна, и раненый сполз на доски крыльца.

– Ушедшие, – парень склонился над мужчиной, призывая магию, глаза зажглись и тут же погасли, Мартын, не оборачиваясь, крикнул, – Найдите отца! Скорее!

– Зачем? – не поняла я.

– Затем. Я его не вытяну. Не могу. Не получается. Не знаю почему. Еще вопросы? – он отвечал быстрее, чем я успевала спрашивать. – Бегом!