Во время Великой Октябрьской социалистической революции Н. А. Васильев находился в Москве и, таким образом, оказался свидетелем всех революционных событий тех дней. Он подробно описал их в письме к жене в Казань от 3 (16) ноября 1917 г. Николай Александрович сообщал, что «наконец и в Москве власть перешла в руки большевиков после шестидневных упорных боев и можно писать письма, так как в городе восстанавливается спокойствие». Он взволнован сообщением жены об артиллерийской стрельбе в Казани и пишет, что в Москве также имела место артиллерийская перестрелка, причем поскольку недалеко от места жительства Васильева располагался кадетский корпус и юнкерское училище, «то перестрелка была совсем рядом. Шесть дней гремели пушки, под конец, — замечает Николай Александрович, — даже привык. . .
Самая ужасная борьба была около Кремля и около Храма Христа Спасителя. Частных домов пострадало мало, но зато Кремль очень сильно пострадал. Пострадали Чудов Монастырь, соборы, Василий Блаженный. Грабежей и погромов было очень мало. У большевиков оказалась очень хорошая организация. Они заарестовали предварительно всех хитровцев. У них оказались подавляющие силы. На стороне правительства были только юнкера. . . Считают до 1000 жертв с обеих сторон. Значит, еще новый этап в русской революции. Это было неизбежно». И сын и отец Васильевы приняли социалистическую революцию как закономерный и необходимый этап в развитии России и до конца своих дней, не будучи коммунистами, отдавали свои силы молодому Советскому государству на поприще науки и просвещения.
В этом же письме Николай Александрович жаловался на здоровье, беспокоился о жене и сыне, опасаясь, что в такое тяжелое время, как революция, «в результате нелепой случайности они могут остаться без средств к существованию».
Возвратившись в Казань, Н. А. Васильев продолжил преподавательскую деятельность в Казанском университете. Постановлением Совета университета 9 декабря 1917 г. он был утвержден в должности доцента по кафедре философии, а с 1 октября 1918 г. Декретом Совнаркома переведен в состав профессоров Казанского университета по кафедре философии [30, ф. 977, он. 619, д. 5, л. 42].
Н. А. Васильев с отцом и сыном
Лето 1918 г. было тревожным. К Казани приближались белочехи. В августе они заняли город и собирались двигаться дальше — на Москву. Путь к Москве должен был лежать через старинный город Свияжск, в котором сосредоточились сильные части Красной Армии. В тот момент, когда белочехи подошли к Свияжску, Васильевы находились в Каинках, которые располагались неподалеку от города и через которые проходила линия фронта. Белочехам удалось приблизиться к Свияжску, но город они взять не смогли. Н. А. Васильев с семьей оказался в самом пекле кровопролитных боев. Он перенес артиллерийский обстрел, был свидетелем бесчинства белочехов. Все это стоило ему больших душевных сил и пагубно сказалось на его и без того плохом здоровье. 16 сентября 1918 г. комендант Свияжска выдал Н. А. Васильеву пропуск для возвращения в Казань: «Прошу пропустить до гор. Казани гражд. Николая Александровича Васильева с женой и сыном. Основание: резолюция Политкома правобережной группы тов. Гордиенко. За неимением Комендантской печати прикладывается печать Начальника милиции» {6}.
Вскоре красноармейцы оттеснили белочехов далеко от Казани и жизнь вошла в свое обычное русло.
В 1919 г. Н. А. Васильев объявил о чтении на историко-филологическом факультете курса «Практические занятия по психологии» для студентов первых и вторых курсов [31, ф. 1337, он. 2, д. 1, л. 12, 41]. Вскоре Совет факультета рассмотрел просьбу профессоров Н. А. Васильева, А. Д. Гуляева и А. О. Маковельского об учреждении особого психологического факультета. Спустя год Совет факультета обратился к Николаю Александровичу с просьбой прочесть в текущем академическом году общий курс психологии [31, ф. 1337, он. 2, д. 2, л. 73]. Академик АПН СССР А. Р. Лурия вспоминал, что Н. А. Васильев «читал великолепные, блистательные лекции — частью по психологии, частью по философии, издавал прелюбопытные исследования. . . Васильев был очень интересный человек — философ, фантазер. . .». В его «Лекциях по психологии», подчеркивал А. Р. Лурия, «можно встретить большие разделы о мозге, очень интересные рассуждения о личности — читаны эти лекции, заметьте, в начале века» (цит. по: [67, с. 46)].
В весеннем триместре 1921 г. Н. А. Васильев вел в университете курс логики и методологии, социальной психологии, а также совместно с В. И. Несмеловым и К. И. Сотониным читал лекции по истории мировоззрений [31, ф. 1337, он. 27, д. 6, л. 6, 14]. В осеннем триместре он разработал и читал курс по истории русской философии, философии немецкого идеализма и практическим занятиям по поэтике Аристотеля. На вопрос анкеты, обращенной к профессорам и преподавателям университета: «к какой специальности себя относите?» — Н. А. Васильев ответил: «а) логика; б) психология и история мировоззрений» [31, ф. 1337, он. 27, д. 6, л. 20, 24].
Здание Казанского университета
В 1921 г., уже будучи профессором, Н. А. Васильев решил опубликовать свою кандидатскую студенческую работу «Вопрос о падении Западной Римской империи и античной культуры в историографической литературе и в истории философии в связи с теорией истощения народов и человечества», правда написав к ней заново обширное «Послесловие» [24]. С современной точки зрения данная работа не представляет какой-либо научной ценности, но позволяет яснее представить характер мировоззрения ученого.
В «Послесловии» он попытался назвать внутреннюю причину, которая препятствовала ранее публикации работы, сомнение в ее выводах. «Признание их полной истинности. . . — подчеркивал Н. А. Васильев, — бросало бы такой мрачный свет на всю историю и прогресс человечества. . . что мне, как автору. . . теории о неизбежном вырождении и истощении человечества, приходилось испытывать нестерпимый душевный гнет и почти нравственные муки и колебания. . . Разум неудержимо влек меня к этой теории, а сердце отказывалось ей верить и требовало больших доказательств, чем какие мог дать рассудок» [24, с. 231]. Однако, продолжает Н. А. Васильев, дальнейшие события в России и весь ход последующего исторического периода укрепили убеждение в правильности сделанных выводов. Намеченные в 1906 г. только тонкими штрихами параллели между характером упадка, загнивания Римской империи и царской России к моменту русских революционных событий стали настолько отчетливыми, что появилась возможность констатировать «замечательное сходство между русским и римским развитием. И там и здесь великодержавное государство, созданное земельной аристократией, с резко выраженными империалистическими тенденциями подчинить целый orbis terrarum {7}. И там и здесь при крайней слабости среднего сословия государство в политической форме императорского абсолютизма с некоторыми демократическими тенденциями сохраняет социальное преобладание земельной аристократии и отчасти крупного торговопромышленного капитала. Достигши апогея своего развития, государство быстро начинает хиреть, ибо в самых причинах успеха оно таит зародыши грядущей гибели, и в катастрофе 1917 года Русская Империя гибнет» [24, с. 232].
В основе методологии данной работы Н. А. Васильева лежит биологическое толкование общественных явлений и развития истории. Автор под углом зрения своей «теории истощения» прочитывает Монтескье, Гердера, Гегеля, Ницше. «Рассматривая историю человечества как историю человеческого вида, историческую эволюцию, как отражение эволюции биологической, — подытоживал Н. А. Васильев, — мне пришлось прийти к выводу, что историческая эволюция (культура) есть накопление вредоносных биологических вариаций, ведущих к вырождению» [24, с. 231 ]. Однако в социальной революции Н. А. Васильев видел естественный процесс обновления социального организма. Именно в этом плане он оценивал коренные социальные преобразования, которые совершались в России: «В биологическом движении свежих слоев народа к культуре — главный смысл февральской и октябрьской революций» [24, с. 236].
