Но… все-таки в лесу кто-то… выстрелил! Трижды выстрелил.

Кто? Зачем? В кого?

Может быть, злой человек ранил того красавца дятла и добивал его двумя зарядами…

А может быть, кто-то из охотников зарыл собаку, и ей было три года…

«Нет, не спокойно и в этом голубом храме с колоннами из живых дубов» — так подумал Иван Иваныч, стоя с обнаженной белой головой и подняв взор к небу. И это было похоже на весеннюю молитву.

Лес молчал.

О жизни этой птицы рассказывается не в сказках, а в научных статьях. И все-таки мне пришлось долго за нею гоняться, как за настоящей сказочной синей птицей — манящей и неуловимой.

Из статей я знал, что синяя птица живет в узких горных ущельях, у кипящих потоков и водопадов. Там на обрывах скал она и строит свое гнездо. Известны ее размеры — с галку. Цвет темно-синий с фиолетовым отблеском на спине, голове и груди. Хвост длинный, ярко-синий, крылья округлые, тоже синие. Песня — набор громких красивых свистов, крик — резкое и тягучее «дзжжжиии!».

Родина синих птиц — горы Индии, Бирмы и Гималаи. Оттуда она проникла и к нам — в горы Тянь-Шаня.

У нас всего лишь краешек обширной области ее обитания, совсем небольшой, размером, скажем, с половину Московской области. Но и тут, в этом маленьком северном клинышке, синяя птица живет не везде: только по ущельям горных рек с берегами, поросшими лесом и заваленными камнями.

Синюю птицу иногда называют лиловым дроздом. В облике ее и в самом деле есть что-то дроздиное, а перо отливает лиловым. Птица эта стоит того, чтобы попытаться увидеть ее на воле — в сыром и гремящем ущелье, загроможденном глыбами скал и заросшем кустами. Увидеть птицу и землю, ее породившую.

Ученые много знают о жизни синих птиц: где живут, чем питаются, сколько несут яиц, как долго выкармливают птенцов. Известно, что весит синяя птица в среднем 180 граммов, клюв от ноздри у нее в среднем 19 миллиметров, даже установлено, что хвост у самцов на полтора сантиметра длиннее, чем у самок. В общем, все то, что можно узнать, измеряя и вскрывая убитых птиц. С тем, чтобы потом написать статью в научный журнал.

А что такое синяя птица для случайного путника? Займет ли она место в его душе? Какое дело ему, путнику, до сантиметров ее хвоста и граммов ее птичьей плоти? Кто измерял и взвешивал радость и волнение от встречи с ней?

Долгий поиск неизвестного мне существа был как подъем на вершину горы. Не только каждый день, но и каждый час был переполнен радостными открытиями. Поиск не для того, чтобы еще и еще уточнить какие-то мелочи, а чтобы коснуться смысла существа и земли.

Неизвестное тебе существо вместе с тобой живет на Земле. Природа создавала его так же долго, терпеливо и трудно, как и тебя. И оно — в своей ветви! — тоже вершина творения, единственное в своем роде. Неповторимое, как и ты.

О чем бы человек ни рассказывал, он, прежде всего, рассказывает о себе. И если это рассказ о природе, то это непременно и рассказ о его отношении к ней.

Человек и природа — естественное и неразрывное единство. Постоянно общение двух миров — человеческого и природы. Как бы ни отдалялись мы от природы, как бы ни старались от нее оторваться, — пуповина нас держит. Тысячи крепких нитей связывают нас: иные напряжены до предела, многие уже оборвались. Но оставшиеся, как резиновые жгуты, притягивают тем сильнее, чем больше мы их растягиваем.

Жизнь природы изменчива, как и наша жизнь. Она тоже полна событий и смысла. И достойна того, чтобы о ней, дикой, было рассказано по-человечески, рассказано благожелательно, правдиво и вдумчиво, благодарно и обстоятельно — как бы перелистывая дни и годы собственной жизни.

Земля — это гигантский клубок, сотканный из нитей жизни. Однажды кончик одной из ниточек оказался в моих руках; с тех пор я разматываю и разматываю клубок. И нет для меня занятия более важного и более нужного. Десяти жизней не хватит, чтобы хоть чуточку размотать его, — но дело начато. Я стану и дальше разматывать, ни на что особенно не надеясь. Это мне очень надо, это меня увлекает — и, значит, это и есть мое главное дело. и если по ходу дела будет необходимо заглянуть во все ущелья всех горных хребтов — я попытаюсь сделать и это. Я пройду через леса, пустыни, чтобы увидеть все самому.

Я знаю, что надо спешить. Время прожорливо. Земля на глазах мельчает. Вымирает пространство и тишина, как когда-то вымерли мамонты. Вымирают дремучие леса, непроходимые болота, неприступные горы. Даже звериные тропы и водопои, даже птичьи колонии и базары. Все больше животных становятся редкими. Нетронутая природа становится воспоминанием. И уходят те, кто еще помнит ее такой.

От мамонтов остались шкуры и кости; воспоминаний о живых не осталось. Вот так же и другие существа могут не оставить памяти о себе — были и нет. Нужна, наверное, особая Красная книга — книга воспоминаний о встречах с дикими существами на не тронутой еще земле. Пока не поздно…

Мир птиц и зверей. Теперь уже все согласны, что нам не прожить без чистой воды, чистого воздуха, чистой земли. Все согласны, что бережно расходовать богатства природы разумнее, чем расточительно. Всем стало приятнее встречать в лесу зайцев, а не охотников: если исчезнут охотники — никто о них и не вспомнит, если вымрут зайцы — жалеть станут все.

Все согласны, чтобы в лесах и полях цвели дикие цветы, бегали дикие звери и пели дикие птицы. Не те дикие звери и птицы, которых содержат в специальных загонах, не те, что скапливаются у подкормки в охотничьих хозяйствах — считанные, меченые, полудомашние. Спасаемые охотниками от других, чтобы убивать самим. Полувольный лесной скот, который забивают не кувалдой, не током, как делают это на бойне, а из охотничьих ружей. и называют это почему-то охотой.

И даже не те, что нашли спасение в заказниках и в заповедниках А те, что живут еще повсеместно, испытывая на собственней шкуре все неурядицы века.

Все согласны — пусть они радуют наши глаза и уши. Все эти зайцы, ежи и лисицы. Соловьи, жаворонки и дрозды. Даже ящерицы, лягушки и жабы!

Ну, а как быть с теми, которых мало кто знает, которых мало кто видел, а то и не слышал даже краешком уха? На что они нам, все эти редкости: белые и черные журавли, чешуйчатые крохали и чешуйчатые дятлы, розовые чайки и белые кречеты, серпоклювы и шилоклювки? Улары, черные аисты, франколины? Пустынные и степные коты, тростниковые и пустынные рыси?

Что нам в них? Они и так для нас вроде бы и не существуют. Вымрут — мы даже и не заметим. Даже охотники не пострадают: все равно их запрещено стрелять!

Так, может, не надо и волноваться? Пусть горы станут без горных орлов, а степи — без степных?

Что же мы потеряем, если исчезнут те, кого мы и так не видели и не знали? И потеряем ли?

Я охотник до мозга костей. Но охочусь я не за шкурами и не за мясом, а за удивительной жизнью птиц и зверей, за их красотой. И ружье мое — это я сам, и патроны мои заряжены не дробью и не картечью, а моим любопытством. Я прицеливаюсь собой и собою же стреляю.

Для этого я отправляюсь туда, где еще не ступала моя нога. Там таится моя добыча — нетронутая земля и порожденная ею жизнь. Жизнь, которую я тороплюсь увидеть, пока она не исчезла. и что-нибудь попытаться сделать, чтобы ее сохранить.

Я всегда помню, чем одаривала меня природа, за все за это я должен ей отплатить. И я свидетельствую: каждое исчезнувшее существо, знали мы его или даже не догадывались о его существовании, тяжелая и большая потеря.

Все рождено землей: деревья и травы, цветы и птицы. Земля объясняется с нами языком красок, запахов, звуков. Голоса бесчисленных жизней — больших и маленьких! — несутся со всех сторон. Громкие и едва уловимые, но всегда таинственные и зовущие. И каждый умолкнувший голос — невосполнимая утрата; хор жизни звучит все тише и тише.