Убедившись, что человечек не причинит ему вреда, конюх начал думать о том, как с ним поступить. Оставить его в доме было опасно, потому что слух о нём наверняка дойдёт до ушей царя. Тогда придётся признаться, что человечек находился в золотом кувшине, найденном в желудке осьминога.
"За кражу кувшина не сносить мне головы, - подумал конюх. - Поэтому избавлюсь-ка я от человечка. Утоплю его в море, а кувшин разрежу на куски и продам знакомому ювелиру, чтоб никто ничего не заподозрил".
И он сгрёб Синдбада в кулак и отправился на берег, который находился недалеко от его дома.
Была ночь, по небу мчались тучи, пронзительно выл ветер и большие волны с тяжёлым грохотом набегали на прибрежные скалы. Конюх влез на самую высокую скалу, размахнулся и швырнул несчастного Синдбада далеко в море.
"Человечку ни за что не выжить в такую бурю, - сказал он себе. - Я совершаю грех перед Богом, но собственная голова дороже".
Оказавшись в бушующем море, Синдбад пришёл в ужас и горько раскаялся в своём желании покинуть тёплый и уютный сосуд. Судьба, направляемая рукой Всевышнего, жестоко испытывала его. Избавив от заточения в сосуде и ниспослав луч надежды, она вновь обрекала его на гибель!
Он поплыл, борясь с волнами, которые казались ему гигантскими. И он ни за что не доплыл бы до берега, если бы ему не подвернулась щепка, которая для маленького Синдбада была целой доской. Он вцепился в неё обеими руками и, закрыв глаза, отдал себя на милость Аллаха.
Щепку с Синдбадом вынесло на берег, но здесь случилась новая беда. По берегу, в поисках выброшенной волнами рыбы, рыскала свора бродячих собак. Мореход закричал в смертельном страхе, увидев над собой громадную оскаленную пасть. Голодный вожак собрался было разорвать его, но тут невесть откуда выскочила невзрачная собачонка, схватила Синдбада и, держа его в зубах, кинулась прочь. Разгневанный вожак бросился за ней, а с ним и вся его изголодавшаяся стая.
Синдбад от ужаса не мог даже стонать. Ветер свистел в его ушах, собачий лай казался ему раскатами грома.
"О Аллах, - в отчаянии мыслил он, - на этот раз я погиб окончательно".
Однако вскоре, к своему немалому удивлению, он понял, что собачонка несёт его довольно осторожно. Он мог даже поворачиваться между её зубами. Но каждая попытка высвободиться приводила лишь к тому, что собачьи зубы сжимались ещё крепче. В конце концов он перестал шевелиться, закрыл глаза и, творя молитвы, начал смиренно ждать своей участи.
Лай преследователей приближался. Вскоре псы настигли беглянку и вожак вцепился ей в шею. Собачонке пришлось выпустить добычу. Коротышка Синдбад кубарем покатился по земле. И тут вдруг раздался громкий крик. Кричал какой-то старик, опиравшийся на суковатую палку. Он бросил её прямо в клубок сцепившихся собак, а когда они разбежались, подошёл к собачонке и начал гладить её по загривку. Голодные псы, огрызаясь, ходили поодаль, но к человеку с палкой и его собаке приблизиться не смели.
Заметив Синдбада, старик поднял его с земли, положил на ладонь и принялся с удивлением рассматривать. Когда-то он был цирковым акробатом, а теперь бродил по городам и селениям, зарабатывая на жизнь попрошайничеством и игрой на дудке. Кормиться ему помогала ручная собачонка, которую он обучил воровать у людей лепёшки, рыбу, цыплят и кости с остатками мяса, и приносить ему. За это она получала кусочки сахара, которые обожала.
Старый мошенник сразу смекнул, какой сказочный подарок послала ему судьба. Он отнёс Синдбада в свой шалаш на опушке леса, поиграл на дудке и показал, как надо танцевать. Догадливый мореход повторил танец. Старик удовлетворённо кивнул и дал ему с полдюжины хлебных крошек.
На следующее утро бывший циркач уселся на базарной площади, поставил перед собой медное блюдо с плоским дном и выпустил на него Синдбада. Злосчастному скитальцу пришлось весь день плясать под звуки его дудки. Народ вокруг смеялся, десятки пальцев показывали на удивительного человечка. Восхищённые зрители накидали старику полный подол медяков. В тот день циркач впервые за много лет наелся досыта. Он лёг спать под развесистым деревом на окраине посёлка, оставив собачонку присматривать за пленником. А уж она следила в оба! Синдбад несколько раз пытался сбежать, скрыться в травяных зарослях, но она с лаем вскакивала и ловила его, а просыпавшийся старик награждал беглеца ударами маленькой плётки.
На второй день циркач перешёл в соседний посёлок, где снова заставил Синдбада плясать на потеху зрителям. Когда тот пытался передохнуть, он стегал его плёткой и колол иглой, заставляя продолжать танец, а ещё кувыркаться, прыгать, корчить рожи и кривляться. Зрители и здесь щедро одарили старика медяками. Но этого ему было мало. Наутро он перешёл на новое место, и мучения Синдбада продолжились.
Жадный циркач, стараясь получить от зрителей как можно больше денег, каждый день придумывал для Синдбада новые трюки. Он заставлял его ходить по натянутой верёвке, прыгать через горящий обруч, а однажды обмазал мёдом, и зрители с хохотом смотрели, как человечек дерётся с осами, слетевшимися к нему со всех сторон. Синдбад был вооружён лишь иглой, которую он использовал как копьё. Осы были для него такой же величины, как для обычных людей - собаки. Только осы были глупее собак, потому что не пытались увернуться от направленной на них иглы. Синдбад всаживал её прямо в их мохнатую грудь, и сейчас же отступал, потому что осы приходили в ярость и пытались ужалить. Зрители восхищённо кричали, когда ему всего за минуту удавалось проколоть с полдюжины особенно настырных насекомых. Но такие поединки его страшно изнуряли. Через полчаса он валился без сил и представлял для ос и их жала лёгкую добычу. А к концу боя у него распухало тело от укусов, и боль была такая, что он не мог даже пошевелиться. Опасаясь потерять столь ценного кормильца, старик давал Синдбаду пару-тройку дней отдыха, и когда тот немного приходил в себя, снова обмазывал мёдом. Уж больно прибыльными были бои с осами!
Однажды, привлечённые запахом мёда, к Синдбаду подлетели два шершня. Каждый из них был ростом со злосчастного бойца, и оба обладали длинным жалом и могучими челюстями. Синдбад сразу понял, что игла против них бессильна. Едва он всадит её в грудь чудовищному насекомому, как в него тотчас вопьётся жало. Он даже не пытался драться. Бросив иглу, он побежал, а потом в отчаянии упал на землю и закрыл глаза, ожидая, что шершни сейчас нападут на него. Но вместо гудения насекомых над его головой раздалось карканье ворон. Поборов страх, он осмелился открыть глаза и оглянуться. Над ним кружили три крупные чёрные птицы. Две из них долбили клювом шершней, третья летела к нему самому.
Зрители закричали в испуге. Закричал и Синдбад, увидев необычных птиц. Было отчего ужаснуться: одна из них была одноглазой, а другая - трёхглазой. И только третья выглядела как обычная птица. Она-то и схватила Синдбада своим клювом, подняла в воздух и полетела. Две другие вороны полетели за ней.
Старый циркач завопил от злости, видя, что вороны уносят его человечка. Схватив палку, он кинулся за ними, но куда там! Они поднялись высоко над лесом и скрылись за его верхушками.
4
Вороны опустились на уединённой лесной поляне и выпустили Синдбада. В ту же минуту они обратились в людей. Перед Синдбадом стояли три высоких тощих человека в тёмных одеждах. Они были похожи друг на друга как родные братья. Все трое крючконосые, с удлинёнными пепельно-серыми лицами, только у одного был один глаз, который находился над переносицей, а у другого - целых три, причём третий глаз тоже находился над переносицей. И только третий колдун выглядел как обычный человек, потому что у него было два глаза. Колдуны так и звались: Одноглазый, Двуглазый и Трёхглазый.
Некоторое время они тараторили между собой на каком-то непонятном Синдбаду языке, потом Двуглазый отбежал от остальных и, взмахнув руками, произнёс заклинание. Тотчас над ним соткались какие-то белые буквы. Вскоре они исчезли, а вместо них появились другие. Целые полосы букв появлялись и исчезали в воздухе, и колдун, показывая на них пальцем, нараспев читал возникающие слова. Два других колдуна чутко внимали ему и время от времени поглядывали на похищенного ими человечка. На последнем слове Двуглазый вскрикнул и показал пальцем на Синдбада. Буквы исчезли и больше не появлялись. Колдуны снова затараторили. Наконец один из них сорвал с пальмы широкий лист и посадил на него морехода; другой колдун ниткой, выдернутой из одежды, крепко привязал его к листу. Затем все они вновь обернулись воронами, схватили клювами лист с Синдбадом и подняли в воздух.