- О джинн, - пролепетал опомнившийся Синдбад. - Я не верю глазам. Это невозможно...
Джинн вперился в него пылающим взглядом.
- Я прочёл твои мысли и знаю, что тебя удивило. Ты не можешь взять в толк, как я, такой громадный, поместился в этом ничтожном сосуде.
- Ты прав, о джинн. Именно об этом я и хотел у тебя спросить.
- Лёгкое колдовство, доступное самому заурядному ифриту!
- И всё же я не поверю, пока не увижу своими глазами, как это произошло.
Ибн Джалиджис расхохотался.
- Если я захочу, то помещусь не то что в кувшине - в напёрстке, в иголочном ушке, да в чём угодно!
- Нет, нет, не могу поверить, - твердил Синдбад. - Я читал в древних книгах, что этого не мог сделать даже сам Сулейман ибн Дауд!
- Сулейман не мог, а я могу, - хвастливо заявил джинн. - Потому что я - самый умный, самый хитрый и самый ловкий из всех джиннов на свете!
- Если Сулейман не мог, то джинн и подавно не может, - настаивал Синдбад. - Я человек торговый и меня не проведёшь. Я знаю, что почём в этом мире.
- Ты обвиняешь меня во лжи? - заревел джинн, и от его громового голоса затряслись стены. - Я, конечно, тебя убью, но вначале докажу правоту своих слов. Перед смертью ты убедишься в моём колдовском могуществе. Смотри же!
И джинн, заклубившись в воздухе дымом, начал засасываться в горлышко сосуда. Засосавшись наполовину, дым вновь превратился в джинна. Только теперь перед Синдбадом возвышалась лишь верхняя половина туловища; нижняя находилась в сосуде.
- Не верю, не верю, - повторял Синдбад. - Это невозможно. Такой большой джинн в таком маленьком кувшине никак не поместится.
Джинн в ярости потряс кулаками.
- Не веришь, несчастный? - И он, снова превратившись в дым, продолжал засасываться в горлышко.
Синдбад схватил лежавшую неподалёку печать и подполз к сосуду. Туда уже затягивались последние остатки дыма. Внезапно они обрели очертания уродливой головы. Клыкастая пасть раскрылась и проревела:
- Теперь-то ты убедился?
- Как я могу убедиться, когда твоя голова больше самого кувшина? - воскликнул Синдбад.
Джинн посмотрел ему в глаза.
- А-а-а-а! - вдруг заревел он, его голова затряслась, а кувшин запрыгал в воздухе. - Я прочёл твои мысли, коварный! В твоей руке печать Сулеймана, которой ты хотел вновь замуровать меня в проклятом сосуде! Нет предела человеческому злодейству, и не зря я поклялся убить того, кто освободит меня!
Дым повалил из горлышка со страшной силой, и через несколько мгновений джинн вновь стоял посреди комнаты. Лицо его кривилось, пальцы скрючивались и тянулись к Синдбаду.
- Превратить тебя в таракана и раздавить - это величайшая милость с моей стороны, - дрожащим от злости голосом проговорил он. - Нет, ты не заслуживаешь такой лёгкой смерти! Твоя смерть будет мучительна и ужасна! Я превращу тебя в жабу и буду медленно поджаривать на огне этого светильника. Ты будешь корчиться в жесточайших муках, и не будет для меня зрелища слаще, чем вид твоих страданий, презренный обманщик.
- Погоди, о джинн, - вскричал мореход в последней надежде. - Ты ведь хотел превратиться в меня. А кто же, как не я, сможет по достоинству оценить такое превращение? Я очень сомневаюсь, что ты будешь похож на меня, ведь у тебя голос - как труба, а руки - как клешни. И потом, куда же ты денешь свои клыки?
Джинн, ни слова не сказав, закружился вихрем. Через минуту вихрь сузился до размеров человеческой фигуры и застыл, превратившись в точную копию Синдбада. Кошмарный колдун стоял перед мореходом в таком же полосатом халате, и даже лицо у него было такое же бледное и испуганное.
Но испуг сохранялся лишь первые мгновения. Двойник всплеснул руками и расхохотался, и смех у него был точь-в-точь как смех настоящего Синдбада.
- Теперь я - Синдбад! - закричал джинн. - Мне принадлежат твои корабли и товары, твой дом, твоя жена, твои слуги. А завтра я превращусь в халифа и мне будет принадлежать весь Багдад!
- В меня превратиться немудрено, ведь я нахожусь тут, перед тобой, - слабым голосом возразил Синдбад. - Но как же ты превратишься в нашего луноликого халифа?
- В тот самый миг, когда увижу его, - ответил джинн. - Я его тут же убью и в его облике займу престол.
- Значит, ты не можешь превратиться в то, чего никогда не видел! - воскликнул Синдбад. - А стало быть, ты не настолько могуществен, как утверждаешь!
Джинн вперился в него взглядом.
- Я не видел халифа, зато ты видел! - крикнул он. - Я читаю это в твоих мыслях! Вспомни его получше, и я тут же, при тебе, превращусь в него!
- Ты хочешь сказать, что можешь превратиться во всё, что я воображу? - переспросил Синдбад.
- Во всё! - горделиво подтвердил джинн.
- Не могу поверить в такое, - пробормотал мореход.
Джинн в гневе затопал ногами.
- Нарочно превращусь, чтобы ты окончательно убедился в моём могуществе и умер со спокойной душой на этот счёт! - провопил он. - Давай, воображай! Сейчас стану хоть халифом, хоть слоном, хоть мелкой букашкой!
Синдбад протянул ладонь и представил, что на ней сидит комарик. Джинн вновь превратился в дымный вихрь, который на этот раз заклубился особенно быстро, так что даже раздался свист. Вскоре вихрь сделался крохотным, свист уже походил на писк, мгновение - и на ладонь Синдбада опустился комар. Синдбад тотчас треснул по нему другой ладонью. Но он когда развёл руки, то - о ужас! - убедился, что коварному джинну ничего не сделалось. Комар был жив и пищал, и этот писк очень походил на смех...
Синдбад закрыл глаза и со стоном опустился на пол. Чья-то нога, обутая в сафьяновую туфлю, грубо ударила его. Синдбад поднял голову и увидел перед собой своего двойника.
Ибн Джалиджис трясся от ярости, его глаза налились кровью.
- Коварнейший из смертных! - взревел он. - Даже та мучительная казнь, которую я приготовил для тебя, будет слишком лёгким наказанием за твою наглую выходку! Ты задумал погубить меня, словно я и правда букашка, которую можно просто так взять и прихлопнуть ладонью, оставив от неё мокрое пятно! Ты умрёшь, и умирать будешь мучительно и долго, очень долго!
Насупив брови и заложив назад руки, он начал расхаживать по комнате.
- А-а! - завопил вдруг он. - Зачем так долго ломать голову, когда самая мучительная казнь для тебя, Синдбад, лежит у меня под ногами? - С этими словами он поднял золотой сосуд. - Вот здесь, в этой темнице, не видя света солнца и звёзд, не слыша людских голосов, ты будешь томиться неисчислимое количество лет!
Он протянул в сторону Синдбада руку, крикнул слова заклинания, и Синдбад начал уменьшаться, пока не превратился в человечка ростом с палец.
- Ты не будешь нуждаться в воздухе, в еде и питье, - продолжал творить колдовство ибн Джалиджис, - болезни не тронут тебя, и жить ты будешь всё время твоего заточения в сосуде, хоть бы оно длилось целую вечность...
Мореход почувствовал, как его против воли влечёт к горлышку, которое стало таким большим, что он мог пролезть в него. Увеличилась и комната, а его мстительный двойник сделался настоящим великаном.
Джинн хохотал, глядя, как коротышка Синдбад влезает в сосуд. Миг - и горлышко закупорила пробка. Ещё миг - и сосуд, взлетев, упал джинну в руки. Он вышел с ним на балкон, подбросил в воздух и крикнул несколько слов. Сосуд, застывший было над его головой, тут же сорвался с места и умчался со скоростью пушечного ядра.
Двойник Синдбада оглядел с высоты балкона многочисленные крыши спящего города.
- Завтра всё это будет принадлежать мне, - сказал он с довольной усмешкой. - А потом и весь мир будет у моих ног. Я сделаюсь властителем вселенной! Эй, слуги! - закричал он и захлопал в ладоши.
На крик явился Ахмед.
- Я голоден, как сто гиен, - сказал лже-Синдбад. - Неси сюда всю еду, какую найдёшь в доме!
- Слушаюсь, господин.
- А что моя прекрасная супруга? - осведомился джинн.
Слуга с поклоном указал на лестницу, выстланную красным персидским ковром.
