С полуулыбкой Николетт стянула футболку через голову. В лунном свете ее кожа казалась бледной, как молоко. Его голодный взгляд пожирал ее стройную фигуру, упивался плавными линиями грудей и худобой ее тела. Как почитатель перед богиней, Себастьян склонил голову, и в один шокирующий момент Николетт подумала, что он собрался ее укусить. Но вместо этого его рот оказался нежным как перышко, губы поглаживали напряженные соски, сначала один, потом другой. Она вздохнула и захныкала, когда он поддразнил розовую вершинку кончиком языка.

Ее руки на его плечах напряглись, и Николетт попыталась привлечь его ближе.

— Ты хочешь меня, я же вижу, — прошептала она.

— И именно этого я от тебя хочу, — пробормотал Себастьян, уткнувшись носом в нежный изгиб ее груди. — Я хочу, чтобы ты вздыхала и жалобно хныкала, и может быть, немного стонала.

Этот мужчина собирался прикончить ее одними словами, и Николетт осознала, что хотела лишь этого. Как будто почувствовав ее спешку, Себастьян принялся ласкать ее ртом решительнее и голоднее. Он проложил дорожку по ее щекотливому плоскому животику, а потом сильные уверенные руки расстегнули ее шорты. Себастьян стянул их по ее ногам, помедлив, чтобы снять и сандалии, а после она оказалась абсолютно обнаженной перед ним и ночным небом.

Себастьян погладил ладонью вьющиеся темные волосы между ее ног и заурчал с чисто мужским удовлетворением. Николетт задвигала бедрами под его легким прикосновением. Затем самые кончики его пальцем принялись поглаживать ее щелку, делая ее еще более разгоряченной и влажной с каждым движением. Она думала, что теперь он ее раскроет, но его прикосновения оставались до безумия невесомыми. Она даже не осознавала, что жалобно хнычет, пока во рту не пересохло. Она не осознавала, что ее бедра двигаются и подаются навстречу, пока он не остановил ее.

— Ты хочешь меня? — пробормотал Себастьян, и в этом вопросе было нечто большее, нежели простая нужда и желание.

— Хочу, — пробормотала Николетт.

Завтрашний день сам о себе позаботится.

Он проник одним пальцем в ее теплоту, проверяя, насколько она увлажнилась, и зашипел от удовольствия, почувствовав это. Он распределил влагу по ее клитору, кружа вокруг него с тщательной заботой, и дрожь наслаждения пробежала по всему ее телу.

— Ты… ты…

Николетт не могла закончить мысль. Сейчас он казался неумолимым, его прикосновения стали более решительными, более требовательными. Ее руки крепче стиснули его плечи. Она осознавала, что оставляет следы, но ей было попросту плевать. Он вытягивал из нее удовольствие как воду из сухой земли, и она хотела отдать ему все.

Когда наступил оргазм, он ударил по ней как откровение. Ее тело никогда не раскрывалось так перед другим человеком. Никто не заставлял ее тело так петь, так напрягаться. Она выгнулась под его уверенными прикосновениями и запрокинула голову, кончая и крича от наслаждения, которое он ей дарил.

Когда Николетт вернулась в свое тело, Себастьян прижимал ее к себе. Она чувствовала его улыбку, как чувствовала и набухшую длину, прижимавшуюся к ее бедру.

— Ты еще не… — пробормотала она, и он покачал головой.

— Мне сначала хотелось посмотреть на тебя, — сказал он, запечатлевая нежный поцелуй на ее лбу.

Ее тело сделалось теплым и мягким, в движениях определенно присутствовала дремота, но все равно ощущалась какая-то нужда.

— Возьми меня, — прошептала Николетт, и на сей раз не осталось никаких сомнений.

Себастьян разделся за доли секунды, и вот он уже нависал над ней подобно шторму. Она протянула руку между их телами, чтобы оценить его длину, и его размер и толщина заставили ее конвульсивно содрогнуться. Себастьян задрожал от ее прикосновения, а потом раздвинул коленом ее бедра, заставляя ее раскрыться и трепетать от желания.

На мгновение он сел, и Николетт с благодарностью наблюдала, как он раскатывает презерватив по своей длине. Но он ни на секунду не отводил от нее взгляда, и когда он вновь опустился на колени, она знала, что никогда и ничего не хотела так, как этого мужчину внутри себя.

На долю секунды Николетт испугалась, что будет слишком чувствительной, чтобы продолжать, но потом головка его мужественности потерлась о ее складочки, дразня и как будто спрашивая, и она застонала, разводя ноги еще шире.

— Ты готова? — прошептал Себастьян, и когда он кивнула, это стало единственным разрешением, в котором он нуждался.

Он ворвался в нее, заставляя Николетт громко застонать и вцепиться в него. Он растягивал ее, раскрывал ее, и она хотела и желала этого. Она жаждала его гордой горячей плоти внутри себя, и проникнув в нее всей своей длиной, Себастьян помедлил.

— Я… хочу тебя, — прошептал он с острым отчаянием в голосе. — И я хочу тебя жестко.

Это должно было напугать ее, но вместо этого лишь заставило ее выгнуться под ним.

— Покажи мне, — властно прошептала она, и с гортанным стоном Себастьян почти полностью вышел из нее и вновь вошел.

Николетт никогда не чувствовала себя более дикой, чем тогда, когда он вбивался в нее, прижимая к земле как жертву, как загнанное животное, и она упивалась этим ощущением. Она целиком и полностью находилась в его власти, и он овладевал ей так, будто собирался поглотить без остатка. В этом была страсть и красота, и Николетт отдалась этому без остатка.

Она уперлась пятками в одеяло и толкалась ему навстречу, встречая каждый толчок за толчком. Она чувствовала судороги, прокатывавшиеся по его телу, и понимала, что это уже близко. Действуя по наитию, она схватила в кулак его густые темные волосы и дернула его голову к своим губам.

— Я хочу тебя, — прорычала она. — Я хочу тебя внутри, я хочу этого, покажи мне себя.

Изданный им звук был почти нечеловеческим, и Себастьян принялся вколачиваться в нее еще сильнее. Николетт обхватила ногами его талию, заставляя его проникать еще глубже, и достигнув вершины, он неподвижно застыл, сотрясаясь над ней.

Спустя несколько долгих секунд Себастьян перекатил их на бок, и Николетт осознала, что прижимается к его груди. Их обоих как будто окутали мягкие чары. Здесь воцарилось умиротворение, слишком редкое и слишком чудесное, чтобы нарушать его простыми словами, и они просто позволили этому нежному как паутинка мгновению длиться.

Наконец, Себастьян откатился и избавился от презерватива, а Николетт села, обхватив себя руками. Себастьян выгнул бровь.

— Ты как будто нервничаешь. Что-то не так?

— Я не знаю, что следует дальше, — призналась она. — Я… я имею в виду, это было… это было изумительно, но я редко этим занимаюсь. Я не делаю всего этого, и не знаю, что потом.

Когда волна наслаждения схлынула, Николетт почувствовала себя до странного потерянной и обделенной. Она не знала, что ей нужно услышать или почувствовать, но в этом плане Себастьян, казалось, намного ее опережал. Он притянул ее в свои объятия, и несмотря на изначальное напряжение, она расслабилась, прижимаясь к его успокаивающей мощи, пока он поглаживал ее по волосам.

— А за этим следует вот что, — тихо сказал Себастьян. — Только ты и я под летним небом. Мы можем касаться друг друга и сохранять молчание. Мы можем обнимать друг друга. Мы можем поговорить о чем угодно. Мы можем отправиться на поиски душа или попросту начать все сначала.

— Начать все сначала? — изумилась она, и Себастьян рассмеялся слегка резковатым смехом.

— Что ж, мне понадобится немного времени, но да, если ты хочешь, можно и сначала.

Николетт задрожала от обещания, звучавшего в его голосе, и содрогнулась от мысли о том, чтобы получить еще больше Себастьяна. Она обхватила его руками и вновь увлекла на одеяло рядом с собой. Завтрашний день сам о себе позаботится, а прямо сейчас его губы были такими мягкими и теплыми, идеальными, как будто созданными для того, чтобы целовать ее.

Утро наступило слишком рано, но Себастьян не удивился. Оно всегда наступало слишком рано, а после украденного дня долг звал громче обычного. Еще не совсем рассвело, но небо уже сделалось жемчужно-серым, предвещая восход. Они натянули на себя одно легкое одеяло, чтобы защититься от росы, и Себастьян аккуратно выскользнул из-под него, чтобы не разбудить Николетт.