— Я жила сама по себе долгие годы.

Он схватил ее за плечо, и Николетт вздрогнула, но в его голосе звучала паника, которой она не слышала ранее.

— Ты можешь не пережить это, — произнес он торопливым низким голосом. — С таким ты не имела дело ранее. Эти мужчины хотят тебе навредить, Николетт. Они могущественны. Они жестоки. И они не считают нас людьми. Они сломают тебя, убьют тебя. Пожалуйста, прошу, позволь мне доставить тебя в место, где тебя защитят.

Между ними повисла тишина, и Николетт попыталась найти в себе силы согласиться. Ее чувства к Себастьяну были глубокими и сложными, но страх превосходил все. Она помнила, как ее передали Вацеку, как она оказалась в ловушке с мужчиной, который должен был ее защищать, но сделал что угодно, только не это.

Николетт покачала головой, ощущая, как в горле вдруг встал комок.

— Я не могу.

Она думала, что Себастьян вновь попытается с ней спорить. Она боялась, что он разозлится, даже на виду у всех этих людей. Вместо этого он сделал шаг назад, и в его взгляде как будто что-то надломилось.

— У меня есть только два дня, — официальным тоном произнес он. — Остаток сегодняшнего и завтра. Но мне нужно собраться в дорогу. Перед отъездом я спрошу тебя еще раз, но после этого я ничего не смогу для тебя сделать, даже если захочу.

— Себастьян, я…

— Идем, нам нужно еще многому тебя научить.

Себастьян произвел бы впечатление на Николетт, не будь она настолько вымотана. Когда он сказал, что хочет научить ее чему-то еще, он имел в виду не просто магию. Он научил ее нескольких трюкам самообороны. Они поработали над тем, как можно скрывать свою ауру, чтобы ее сложнее было заметить. Он показал ей гаджеты, которыми пользуется Корпус, чтобы выслеживать людей, и как иногда их можно обдурить, если не оставаться на одном месте. Она слушала и внимала всему, что он ей давал, и всякий раз, когда ей казалось, что Себастьян разозлится на ее медлительность, он лишь хвалил ее решительность и навыки.

— Ты слишком снисходителен ко мне, — сказала она наконец.

Себастьян на ходу учил ее, как тренироваться в своих навыках, и она усваивала все с потрясающей скоростью.

— Почему ты так говоришь?

— Вацек называл меня идиоткой, — выпалила Николетт. — Он говорил, что я, видимо, специально торможу, потому что я не могла усвоить все, что он мне показывал. Значит, либо ты показываешь мне элементарные вещи, либо ты просто лжешь.

Себастьян резко остановился и повернулся к ней. Они стояли посреди оживленного тротуара, и люди чертыхались, когда им приходилось обходить пару, но Себастьян их проигнорировал.

— Николетт, я похож на монстра, злоупотребляющего насилием?

— Нет!

— Надеюсь, что нет. Потому что мне кажется, Вацек именно таким и был. Он был ужасным мужчиной и ужасным учителем. Не сравнивай меня с ним, потому что я предпочитаю думать, что я вовсе не такой.

— Кажется, я не понимаю.

Себастьян вздохнул и затащил ее в переулок, где они могли спокойно поговорить.

— Я хочу сказать, что все, что я тебе сегодня показывал, ты схватывала на лету и хорошо усвоила. Ты потрясающая, ты упорно работаешь, ты допускаешь ошибки, но потом поднимаешься и пробуешь заново. Если верить моему учителю, именно это характеризует хорошего ученика и могущественного виккана. Вот и все. Ты стойкая, сильная и потрясающая, и ты действительно чертовски хорошо справляешься.

Николетт нахмурилась, не понимая причин собственного упрямства.

— Но если я такая способная, как ты говоришь, ему бы… не нужно было…

Рык, зародившийся в груди Себастьяна, напоминал сердитые звуки, которые издают большие коты.

— Этому животному не нужен был повод, чтобы обращаться с тобой таким образом. Это я и пытаюсь показать тебе, это я говорю тебе прямым текстом. Он делал с тобой ужасные вещи, от которых любого хорошего виккана тошнило бы.

Николетт уставилась на него с огромным комком в горле. Она боялась, что если попытается заговорить, то тут же разревется.

— Поверь мне в этом, даже если не доверяешь во всем остальном. Вацек творил бесчеловечные вещи, и в конце концов кто-то перерезал ему горло за это. Поверь мне, никто об этом жалеть не стал. Ты изумительная, и если он говорил тебе что-то обидное, поверь, он делал это для того, чтобы причинить тебе боль.

Николетт почувствовала, как комок в горле растет, эти слова заставили ее уставиться на мужчину. Себастьян, очевидно, догадался, что что-то не так, потому что замолчал и обеспокоенно посмотрел на нее.

— Николетт?

— Он мертв?

Себастьян выругался себе под нос и кивнул.

Николетт почувствовала себя так, будто крышка ее черепной коробки просто открылась и улетела. Мир казался смутным, как будто она тонула или падала. Она заставила себя сосредоточиться и только тогда сумела вновь посмотреть на Себастьяна.

— Ты серьезно? Он мертв?

Себастьян кивнул, наблюдая за ней с беспокойством, и Николетт покачала головой.

Она все еще чувствовала себя так, будто лишилась опоры, поэтому прислонилась к кирпичной стене, а когда Себастьян подошел ближе и коснулся ее плеча, она положила голову ему на грудь.

— Николетт?

— О боже, он мертв, — прошептала она, и тогда хлынули слезы.

Она не понимала, почему плачет. Она не понимала, почему все ее тело сотрясалось, почему она цеплялась за Себастьяна, будто он был единственной стабильной вещью во всем мире. Она понимала, почему испытывает облегчение, но не понимала этого всеобъемлющего чувства печали или горя. Она не знала, почему ей хотелось смеяться, почему хотелось согнуться пополам и блевануть, почему ей просто нужно было рыдать и рыдать.

Руки Себастьяна обхватили ее, и он прижал ее ближе к себе. Она смутно осознавала, что он гладит ее по спине и целует в лоб. Постепенно она взяла себя в руки.

— Прости, — прошептала Николетт.

— Это я должен извиняться. Должно быть, ужасно было узнать все так.

— Он был ужасным человеком, не знаю, почему я так отреагировала.

— Ты скорбишь.

Голос Себастьяна прозвучал тихо и низко, и Николетт скептически уставилась на него.

— Но он был ужасным человеком, — сказала она.

— Ты скорбишь по тому, что потеряла, по тому, кем он должен был для тебя стать. Если бы он выполнил свою работу, обращался с тобой с подобающим милосердием, все было бы иначе.

После этих простых слов Николетт начала в это верить. Если бы Вацек оказался другим, добрым мужчиной или хотя бы менее жестоким, все было бы иначе. Она не путешествовала бы с бродячим цирком. Она бы намного дальше продвинулась в изучении своих способностей. Она бы никогда не подумала, что ее силы могут ограничиваться тем, чем она довольствовалась столько лет.

— Николетт, послушай меня. Вацек вел себя неправильно, и если ты ничего другого от меня не примешь, прими хотя бы эту мысль, хорошо? Все было бы абсолютно иначе, если бы твоим учителем стал кто-то другой.

Хоть Николетт кивнула, и они вернулись к работе, ее не покидала мысль обо всем том, чего она была лишена. В параллельной вселенной существовала версия Николетт, которая никогда не убегала. Возможно, эта версия встретила Себастьяна. Возможно, искры между ними вспыхнули без следа страха или недоверия.

Они работали над ее способностями, и когда Себастьян не мог помочь, поскольку его собственный дар сильно отличался, он возмещал это, слушая, как она объясняет ситуацию, и предлагая решения. Она заметила, что за день его телефон звонил несколько раз, и хоть Себастьян останавливался и смотрел на экран, он никогда не брал трубку. Наконец, когда опустился вечер, они вернулись в безопасный дом, заказали китайскую еду и уселись со списком имен и адресов.

— Ладно, давай по новой. Назови хозяев и хозяек Чикагских ковенов.

— Гарольд Фремонт, Дилан Чо, Умберто Питерс и… и… — Себастьян ждал, но Николетт лишь беспомощно уставилась на него. — Я… я не помню.

— Хелена Бюшон. Хорошо, теперь адреса.