Довесок помрачнел.
— Если одним словом, то причина в Мощном Локомотиве. Как оказалось, он твердо убежден в силе жестокости и террора. Что еще хуже, его стратегия, судя по всему, не дает сбоев. Тайному Императору больше не нужны ничьи советы, он за ними и не обращается, и потому смягчить бессердечие главкома никак не возможно.
— Такое бессмысленное разрушение нежелательно хотя бы из соображений логистики, — заметила Белая Буря. — Любой город — сокровищница припасов, необходимых армии в походе.
Даргер недоумевающе покивал.
— Насколько я понимаю, единственным оправданием для войны является шанс пограбить в городах. А что я вижу? Самое настоящее расточительство.
— А как бы поступил ты? — спросил Довесок.
— Вместо того чтобы тратить силы на разрушение речных городков, я бы обошел их стороной и сразу двинулся к столице Перекрестку. В ней сходятся все дороги центрального Китая, отсюда и название. Как только мы завладеем столицей, у более мелких городов не останется выбора, и они запросят мира.
Лагерь и пылающий город соединяла широкая дорога. На полпути высились грубо сколоченные косые кресты. Издали доносился слабый стук молотков.
— Пожалуйста, скажите, что это не то, что я думаю.
— Это то, что ты думаешь, — подтвердила Белая Буря. — Но я еще никогда не видела их в таком количестве.
— Увы, Мощный Локомотив верит еще и в сдерживающее воздействие распятия на кресте, — нахмурился Довесок. — Но хватит об этом. Заостряя внимание на плохом, мы не способны по-настоящему оценить бесконечные радости жизни. Друзья мои, с возвращением! Хорошо ли съездили?
— Еще час назад мне казалось, что да. — Даргер задумчиво потер подбородок.
По прошлому опыту Довесок истолковал его жест как: «Мы на грани провала. Как обратить его нам на пользу?» Сам он не считал, что все настолько плохо, но вслух сказал лишь:
— Остается уповать на перемены. Разве не советует один из классиков китайской философии проявлять терпение?
— По-моему, они все это советуют, — отозвался Даргер.
Пока они беседовали, вернулся главком Мощный Локомотив. После уничтожения Горного Склона и казни вражеских солдат от него смердело потом и машинным маслом. Отделившись от отряда, он улыбнулся Белой Буре, а при виде Даргера и Довеска набычился.
— А, вы вернулись как раз вовремя! Узрите мой выдающийся успех! — пророкотал он.
— Что вы сотворили с моим прекрасным оружием? — сверкнула глазами Белая Буря. — Мне доложили, что добрая десятая его часть уничтожена без надежды на восстановление.
— Я просто применил ваши игрушки по назначению. Как я слышал, вы привезли нам нечто новенькое и особенное?
— Мы доставили императору Невесту Феникса, как и было приказано.
— Отлично! Не терпится увидеть ее в действии. — Главком развернул лошадь и поскакал обратно к своим людям.
— Из того, что я слышал, — пробормотал Даргер, — лучше молись, чтобы ею никогда не воспользовались.
Вместе с остальными устало тащились обратно в лагерь солдаты Южных Ворот. Прежде чем они прошагали мимо, Даргер окликнул их командира;
— Царевич Блистательный Первенец! Остановитесь и поведайте нам о своих смелых подвигах. В моей палатке вас ждут мягкие диваны и охлажденное вино. Пока вы восстанавливаете силы после сражения, Умелый Слуга почистит вашего скакуна и позаботится о том, чтобы его напоили и накормили.
Блистательный Первенец натянул поводья. Вид у него был усталый и подавленный.
— С возвращением, Гениальный Стратег, и вас тоже, Белая Буря. Предложение ваше заманчиво, но мне нужно проследить, чтобы мои люди благополучно вернулись в лагерь.
— Для этого существуют заместители. Пойдемте, расслабитесь в компании друзей.
Привлекательное лицо царевича на миг исказилось в нерешительности, но тут же прояснилось.
— Вы очень добры, друг мой. С большим удовольствием.
Чуть погодя все четверо расположились в палатке Даргера, которую тот приказал установить на травянистой возвышенности немного поодаль от основного лагеря, чтобы обеспечить некоторое уединение. Царевич Блистательный Первенец напряженно сидел на краю диванчика, не откидываясь на спинку.
— Сейчас слишком поздно что-то менять, но меня одолевают сомнения, мудро ли я поступил, заключив союз с Мощным Локомотивом, — посетовал он.
— Белая Буря, — позвал Даргер. — Пожалуйста, налейте царевичу немного вина.
— Я что, слуга? Хочешь, чтобы я... — Под взглядом Даргера Белая Буря осеклась. Затем потянулась за кувшином и наполнила чашу. Блистательный Первенец любезно принял вино.
— Я не ребенок, — продолжил царевич. — Я понимаю, что война требует жертв и нужно быть готовым убивать. Но сегодня устроили настоящую резню. Мне пришлось повздорить с главкомом, чтобы удержать его от убийств мирных горожан и детей.
— Белая Буря, помогите царевичу избавиться от нагрудника. Он настолько утомлен, что позабыл его снять.
— Неужели? И в самом деле. — Блистательный Первенец наклонился вперед, чтобы Белой Буре было удобнее распустить завязки и стащить броню с его пропотевшей туники. — Спасибо, главарх. Очень любезно с вашей стороны.
Даргер плеснул себе и Довеску воды и убрал кувшин подальше от чужих глаз, за диван.
— Не забывайте про чашу царевича, — напомнил он Белой Буре.
Она подлила Блистательному Первенцу вина. Тот благодарно кивнул.
— Когда город пал, меня с моими людьми отправили его поджечь. Мы проскакали по улицам, поджигая все, что могло гореть, и едва вырвались из пожара.
Даргер толкнул локтем Белую Бурю и, когда она не поняла намек, сказал:
— Наверное, тяжело вам пришлось.
— Воинам порой приходится заниматься такими вещами. Но когда мы покинули Горный Склон, я оглянулся на дело наших рук и увидел бумажные фонарики — десятки бумажных фонариков вылетали из пылающей мастерской. В Южных Воротах есть праздник, когда под такими бумажными фонариками зажигают свечки, и они взмывают в ночное небо, как яркие светляки. Мальчишкой я больше всего любил этот день года. А сегодня, когда увидел летящие фонарики вперемешку с дымом и искрами, мне показалось, что сгорают все немудреные радости моего детства. И больше в моей жизни не будет ничего хорошего.
— Печальное наблюдение. Не так ли, Белая Буря?
— Да.
— Подлейте царевичу вина.
— Нет, мне уже хватит. Я и так, по-моему, выпил больше, чем следовало. — Царевич Блистательный Первенец встал с дивана и зажал под мышкой свой нагрудник. — Благодарю вас за радушие. Оно для меня очень ценно.
С этими словами он удалился. Белая Буря проводила его тоскливым взглядом.
— Это ваш шанс, — прошептал ей Даргер. — Хватайтесь за него обеими руками.
— Я... я понятия не имею, что делать, — опешила она.
— Вы серьезно? — Даргер схватил Белую Бурю за плечи и встряхнул. Затем, по-прежнему шепотом, произнес. — Слушайте внимательно. Вы пойдете за царевичем в его палатку и скажете, что его скорбь глубоко тронула ваше сердце. Не забудьте вино! Потом попросите его продолжить беседу и сочувственно выслушаете. Не перебивая. И ничего не советуя. Если он замолчит, поинтересуетесь его детскими годами. Если он спросит что-нибудь о вас, ответите честно, но коротко. И снова переведете разговор на него. Намекнете, что желаете облегчить его боль, но понятия не имеете, как это сделать. Если вдруг у вас появятся мысли на этот счет — не вздумайте ими делиться! Если он пустит слезу, можете обнять его и утешить. Если вам опять придет что-то в голову — держите это при себе! А вот если у него возникнет идейка-другая, ведите себя как посчитаете нужным. Все понятно?
— Я...
— Тогда вперед! — Даргер всучил Белой Буре кувшин с вином, развернул и вытолкал из палатки.
— Долго же ты ей все объяснял, — вздохнул Довесок, когда главарх оказалась вне пределов слышимости. — И чему только теперь учат матери дочерей?
— Белая Буря наполовину сирота, — пояснил Даргер, — а отец ее лаской не баловал.