— Серьезно?

Идти до дома Хортенко было недалеко. Добравшись туда, он позвонил дежурному помощнику.

— Накормите и помойте Игоря и Максима, затем усадите их читать сегодняшние отчеты. Мне нужно, чтобы вы расширили псарни в подвале и купили для них собак… восьми хватит. Американских фоксхаундов, если можно, хотя сгодятся и любые близкие к ним. Давайте выясним, что причиняет им боль и чего они боятся. Просто на тот случай, если нам придется подвергнуть посла допросу.

Москва была городом скрытых проходов и удивительных глубин. Там имелись пешеходные дорожки, которые проходили под всеми крупными проспектами. Вдоль улиц — уже на открытом воздухе — выстроились мелкие магазинчики и лавчонки. Здания освещали биолюминесцентные лишайники, растущие под стрехами крыш. Подвалы вели в обширные подземные галереи. Нелегальный бизнес вытекал из не отмеченных на карте складов, вырезанных в материковой породе в те времена, когда город был еще молод. Военные установки ушедших эпох и бункеры, созданные для защиты древних тиранов от любых врагов, были глубоко встроены в трехмерную сеть транспортных и служебных туннелей. К слову сказать, некоторые до сих пор функционировали, а в других содержались руины инфраструктуры торопливо растерзанных после бунта электронных рабов человечества. Длинные коридоры соединяли более не существующие здания.

— Водки, барышня?

— За каким еще дьяволом я могу торчать в этой вонючей дыре?

Кто угодно запутался бы в подземных извилистых путях… но к Ане Пепсиколовой данное утверждение не относилось. Для горожан она была лучшим проводником, какого только можно было нанять за деньги, — ведь Пепсиколова раскрывала тайны Москвы. Молодая женщина аристократического происхождения уже давно болталась в криминальном подполье, а поскольку никто не знал ее покровителя, то ее можно было запросто обжулить или обсчитать. Для тайной полиции она превратилась в безжалостного и полезного агента под прикрытием, хотя лояльности стражи порядка к ней не питали. Для Сергея Хортенко она была наивной и гениальной девочкой, сунувшей нос в чужие дела и вследствие этого сломившейся под его волей. Ну а для чудищ, воображавших себя настоящими правителями Нижнего Города, она являлась удобным средством шпионажа за Верхним Городом. Планы тварей наливались, вызревали, и с каждой минутой приближался тот великий день, когда все в Москве — и она в первую очередь — умрут.

Ей порой бывало нелегко держать в узде своих мнимых хозяев — а еще труднее решить, кого из них она ненавидит больше остальных. Единственное реальное удовольствие она испытывала лишь в те моменты, когда ее нанимал кто-нибудь достаточно слабый. Вот тогда-то она и осмеливалась скормить его, живого и вопящего, одному из угнетателей.

Пепсиколова сгорбилась над тарелкой с хлебом, нарезанным на маленькие кусочки. Она смолила сигареты одну за другой и выпивала медленно, но неуклонно, поддерживая негромкое гудение в затылке. После каждой стопки Пепсиколова клала распяленную ладонь поверх хлеба. Затем закрывала глаза, неуловимым движением выщелкивала из запястных ножен Святую Кириллу и тыкала между пальцев, дабы наколоть на острие новый кусочек и убрать изо рта послевкусие. Такой способ она использовала для оценки собственной трезвости. Ей требовалась ясная голова, когда этот иностранный авантюрист по имени Обри Даргер соизволит появиться здесь.

Последние два дня она за ним наблюдала. Сегодня они поговорят.

Наконец раздался дробный топот ног по ступеням, ведущим с улицы, и ее жертва распахнула дверь. На крохотное мгновение прохладный осенний воздух хлынул в «Ведро гвоздей». Потом дверь с грохотом захлопнулась наглухо, восстанавливая вонь сигарет и несвежего пива.

— Англичанин! — воскликнул неприметный юноша — неинтересный даже людям Хортенко. Парень регулярно заглядывал сюда спорить о политической теории и, уходя, оставлял повсюду пачки листовок.

— Точно! — отозвался его приятель.

Молодая женщина, еще наполовину студентка, но уже куда больше проститутка, повернулась на табурете и послала незнакомцу воздушный поцелуй.

Иностранец мог быть очарователен, когда хотел, — это было первое, что записала Пепсиколова в своем отчете.

— Водки! — крикнул Даргер, хватая стул и швыряя кепку на стол. — Если это пойло можно так назвать.

Бутылка, стакан и тарелка хлеба были доставлены. Даргер хлопнул стопку и отщипнул мякиш. Затем откинулся на стуле, чтобы наполнить стаканы на соседнем столе.

— Итак, что за подрывную чушь мы обсуждаем?

Дилетанты рассмеялись и подняли свои стаканы в приветствии.

Даргер производил впечатление щедрого человека, но в действительности тратил совсем немного денег. К примеру, заказал лишь полбутылки водки в течение долгого вечера. Вот и вторая особенность, которую Пепсиколова отметила в своем отчете.

Она пытливо изучала Даргера прищуренными глазами. Он отличался от всех, с кем ей доводилось иметь дело. В принципе, он был неплохо сложен, но лицо… ну, стоило ей хоть на мгновение отвернуться или самому Даргеру — сменить позу, как он буквально терялся в потемках. Не то чтобы он был неказист, отнюдь… Если выражаться точнее, то внешность Даргера была настолько типичной, что его облик отказывался задерживаться в памяти. Когда Даргер говорил, то черты его лица оживлялись. Но едва его губы переставали двигаться, как он тут же сливался с обоями.

Непримечательный. Вот верное определение.

Пепсиколова подошла к столу иностранца.

— Вы кое-что ищете.

— Как и все мы, — Даргер улыбнулся ей и подмигнул, явно приглашая присоединиться к нему в частном заговоре. — В юности я некоторое время работал предсказателем. «Вы стремитесь к совершенству», — говорил я. «В вас есть неизведанные глубины… Вы пережили великую утрату и познали страшную боль… Окружающие не в состоянии оценить вашу чувствительную натуру». Я твердил всем одно и то же и кормил каждого одинаковыми сказками. На самом деле моя болтовня была столь убедительна, что пошел слух, будто я вожусь с демонами… В итоге я сбежал от толпы линчевателей под покровом ночи.

Пепсиколова пинком отодвинула ближайший стул.

— Садись же и расскажи мне о себе, — продолжил Даргер. — По-моему, ты замечательный человек, который заслуживает гораздо лучшего, чем дрянное обращение, которое ты до сих пор видела в жизни.

Он смеялся над ней! Пепсиколова мысленно пообещала себе, что он заплатит за свои слова.

— Проводник, — произнесла она. — Мне сообщили, что вы нуждаетесь в проводнике, достаточно сведущем в подземных путях.

Он задумчиво уставился на нее.

Пепсиколова легко могла представить, что он видел. Женщина брачного возраста, худенькая, с коротко постриженными темными волосами. Одета в рабочую одежду: мягкая шляпа, свободный пиджак поверх простого жилета и сорочки, мешковатые штаны. Ботинки у нее были достаточно прочными, чтобы переломить хребет крысе, наступив на нее лишь единожды. Она знала это по опыту. Даргер не заметит Святую Кириллу и Святую Мефодию — один узкий клинок для рукопашной и второй для метания, — которые она прятала в рукавах. Но у девочек имелся братец, Большой Иван, прикрепленный на поясе. Иван, как и многие мужчины, был не слишком функционален, поэтому служил для понта и устрашения.

— Ваша цена? — спросил Даргер.

Она ответила.

— Вы наняты, — кивнул он. — За половину названной суммы, разумеется… я не дурак. Можете начинать знакомить меня с общей областью, где я желаю сосредоточить свои поиски.

— А именно?

Он неопределенно повел рукой.

— Я думаю о востоке. Под старым городом.

— То есть у подножия Кремля? Я знаю, что вам нужно.

— Правда?

— Не думайте, что вы первый, кто нанимает меня для поисков утерянной могилы царя.

— Освежите мою память.

Не потрудившись убрать из голоса раздражение, Пепсиколова бросила:

— Во время падения Утопии огромное множество вещей было спрятано, чтобы защитить их от определенных сил. Среди них оказалась и могила царя Ленина, некогда возвышавшаяся на Красной площади, но теперь похороненная в неизвестности. Как имена Петра Великого или Ивана Грозного, его имя до сих пор важно для русских. Если его тело найдется, оно, несомненно, будет использовано вашими друзьями-диссидентами. Кроме того, существуют обычные слухи о связанном с могилой кладе. Конечно, это полная чушь, но я уверена, вы все равно в них верите. В общем, не думайте, что меня легко обмануть.