Вначале Вокульский выступает как труженик, ученый, как общественный деятель и участник восстания 1863 года. Однако условия того времени не дают ему, человеку без денег и положения, возможности развернуть свои силы и способности: «Ребенком он жаждал знаний, а его отдали в магазин при ресторане. Служа там, он надрывал свои силы, занимаясь по ночам, и все издевались над ним, начиная с поваренка и кончая подвыпившими в ресторане интеллигентами. А когда он попал наконец в университет, его стали дразнить напоминаниями о кушаньях, которые он недавно разносил в ресторане». О конспиративной деятельности Вокульского и о его участии в восстании 1863 года Прус, имевший дело с цензурой, сообщает краткими намеками. Герой романа принимает активное участие в тайном кружке молодежи, где слышит пламенные речи революционера Леона «о будущем, лучшем устройстве мира, при котором исчезнут глупость, нищета и несправедливость… не будет больше различий между людьми». Сосланный в Сибирь, Вокульский продолжает заниматься наукой. «Был ли он лакеем, — характеризует своего героя Прус, — ночи напролет просиживающим за книгой, или студентом, пробивающимся к знаниям вопреки нужде, или солдатом, шедшим вперед под градом пуль, или ссыльным, который в занесенной снегом лачужке работал над научными изысканиями, — всегда он носил в душе идею, опережавшую современность на несколько лет. А другие жили лишь сегодняшним днем ради своей утробы или кармана».
По возвращении из ссылки для героя наступает время несбывшихся надежд, напрасных поисков работы, полуголодной жизни.
Это было глухое время, время политической реакции, спада общественного движения, когда часты были разочарования и отступничества, малодушные примирения с тем, что диктовал житейский расчет. И Вокульский принимает решение, равное отречению от первой части его биографии и определившее дальнейшую его жизнь. Он женится на богатой вдове и становится купцом. Встреча с аристократкой Изабеллой и любовь к ней заставила Вокульского (как объясняет поведение героя автор) затратить все силы ума и души на то, чтобы как можно выше подняться по ступенькам общественной лестницы, нажить состояние. Стремясь совершить скачок «из каморки при магазине в будуар графини», он расширяет свое предприятие, от мелкой торговли переходит к спекулятивным операциям, из владельца маленького магазина становится крупным финансистом, дельцом международного масштаба.
Автору «Куклы» ясно, что Вокульский не мог личным трудом заработать свои миллионы. «Воображаю, как бы вы себя почувствовали, — говорит герою романа изобретатель Охоцкий, — если б когда-нибудь вам явились все те, кто сейчас работает ради ваших прибылей, и спросили: „Чем воздашь ты нам за наши труды, за нашу нужду и недолголетнюю жизнь, часть которой ты забираешь у нас?“ Фанатик науки и патриот превратился в буржуа-эксплуататора. Прус образно характеризует три этапа жизненного пути героя: лев (Вокульский в юности, участник кружка Леона и повстанец), вол (Вокульский-купец, муж госпожи Минцель), волк (Вокульский-предприниматель).
Но Вокульский, такой, каким изобразил его Прус, слишком незаурядная индивидуальность, чтобы удовлетвориться коммерческим преуспеванием, ролью богатеющего буржуа. Он постоянно испытывает сомнения и разочарования.
И примечательно, что Прус наделяет героя на этом этапе его жизни переживаниями, довольно типичными для той социальной среды, в которую он вступил: Вокульского терзает мысль о неопреодолимой дистанции, которая навсегда отделила его, человека „низкого“ происхождения и занятий, от „благородной“ шляхты. Это было чрезвычайно характерно для польского общества, где были еще сильны феодальные пережитки, живо раболепство перед „голубой кровью“.
Приобретательство не может стать для Вокульского целью всей жизни. „Если бы я мог удовольствоваться несколькими десятками тысяч годового дохода да игрой в вист, я был бы счастливейшим человеком в Варшаве, — рассуждает герой романа, — но, так как у меня, кроме желудка, есть и душа, жаждущая знаний и любви, мне пришлось бы там погибнуть“. Он сохраняет человечность и отзывчивость, уважение к честности и личной порядочности, сочувствует обездоленным и даже помогает некоторым из них. Мало того, он предвидит неминуемый крах буржуазного порядка. „Рано или поздно, — говорит он, общество должно будет перестроиться от основания до самой верхушки. Иначе оно сгниет“.
В одной из статей Прус сказал о том, что хотел изобразить в Вокульском человека, стремящегося к большим делам и целям: „Вокульский — это не „конгломерат“, а тип, очень часто встречающийся у нас… Это человек, в котором мысль, чувство, воля и органические силы достигли высокой степени напряжения. Когда судьба подавила в нем рыцаря, в нем проснулся ученый, когда он остался вдовцом… — проснулся (вследствие нерастраченных физических сил) влюбленный, который стал спекулянтом, когда погибли влюбленный и спекулянт, вновь проснулся ученый“.
Противоречивое положение Вокульского, испытывающего отвращение к предпринимательской деятельности, и его любовь к Изабелле, завершившаяся глубоким разочарованием, обусловили духовный кризис и гибель героя. Чтобы преодолеть этот кризис, он должен был или стать „нормальным“ капиталистом, как те, которых он презирает, или порвать со своим классом. Прус не ставит Вокульского перед необходимостью выбора. Но, в отличие от Сенкевича, автора „Семьи Поланецких“, он утверждает, что нельзя быть одновременно капиталистом и честным человеком, а тем более богатой духовно, творческой личностью. Тот, кто, подобно Вокульскому, не может выпутаться из противоречия между своим социальным положением и совестью, неминуемо кончит банкротством. Задуманный Прусом характер был сложен, во многом необычен, но художник сумел сделать его интересным читателю и убедительным. „Это живой человек, — пишет о Вокульском Мария Домбровская, — мой хороший знакомый с десятого года моей жизни“. Писательница особенно отмечает мастерство Пруса в изображении любви Вокульского к Изабелле. „Кукла“, — пишет она, — является первым в польской прозе „романом“ на высоком уровне, написанным с силой, страстью, с поразительным знанием психологии чувств и вместе с тем по-стендалевски мужественно, экономно, без издержек сентиментальности».
«Тема „Куклы“ такова, — писал о своем произведении Прус: — изображение наших польских идеалистов на фоне разложения общества. Разложение состоит в том, что хорошие люди прозябают или бегут, а подлецы преуспевают… что хорошие женщины (Ставская) несчастны, а дурные (Изабелла) — обожествляются, что люди незаурядные наталкиваются на тысячи препятствий (Вокульский), что у честных не хватает энергии (князь), что человека действия угнетают всеобщее недоверие, подозрения и т. д.».
Нет места в описанном Прусом обществе и такому идеалисту, как Жецкий. Воспитанный в атмосфере прошлой эпохи, эпохи патриотической конспирации и восстаний, чудаковатый поклонник Наполеона, с которым польские патриоты связывали в свое время надежды на освобождение Польши, Жецкий принимает участие в венгерской революции 1848 года и даже после поражения восстания 1863 года остается верен прошлым идеалам, упорно ожидает «всеобщей войны за свободу народов», которая вернет независимость Польше. Он не хочет видеть, что общество изменилось, что его современники приспосабливаются к буржуазному развитию. Он в неприкосновенности сохраняет даже заблуждения своей молодости, наивно веря в нового Наполеона, который наведет «порядок в Европе». Прус представил Жецкого живым анахронизмом. В эпоху погони за деньгами смешны его романтизм и готовность к самопожертвованию, так же как смешны его клетчатые брюки более чем десятилетней давности. Но в данном случае юмор Пруса — это благожелательный, мягкий юмор. Он ставит героя на истинное его место в общественном развитии, ушедшем далеко вперед, подчеркивает (в духе мицкевичевского юмора в «Пане Тадеуше») принадлежность героя к невозвратному прошлому и вместе с тем никак не исключает сочувствия автора и читателя к той славной национальной традиции, которая в этом образе представлена. «Он, наверное, единственный в европейской литературе, — писал о Прусе Стефан Жеромский, — кто обладает дивным даром характеристики беллетристических образов с помощью возвышенного и тонкого юмора. В этом его бессмертие».
