– Да, мне так нравится, – наконец пожимает плечами Рамси, тоже бросая отвлеченно думать. – Всегда нравилось.

– Хорошо, – с сомнением, но без повода для придирок кивает Джон, – тогда, если ты хочешь… – он кладет холодные-холодные пальцы Рамси на щеку, на некрасивую, испещренную нарывами и лопнувшими сосудами кожу. – Надеюсь, упыри не решат заявиться сюда прямо сейчас, – опять без улыбки говорит он перед тем, как поцеловать жирные губы.

Горчащий мед тает на языке, аж зубы от сахара сводит.

Рамси отстраняется от поцелуя скоро, вдоволь натеревшись твердым членом между ног Джона.

– Если заявятся… Хах, никогда еще не стрелял из коленно-локтевой, – пока Джон поднимается, Рамси ухмыляется и с готовностью встает на четвереньки, лицом прямо к сердце-древу, руку протяни – и коснешься вырезанного века назад лица. Не оборачиваясь, он стягивает штаны с кальсонами до бедер, обнажая прикрытый поверху длинной курткой зад, толстый, белоснежный и прыщавый. И Джон хочет попросить Рамси передвинуться, но куда двигаться, если его повсюду преследуют эти темные глаза, да и он не хочет выглядеть ребенком, взаправду боящимся духов, живущих в деревьях. Поэтому Джон торопливо расстегивается обеими руками, стараясь не глядеть на кровавый лик – у грязного, каленого до боли Рамси Болтона тоже есть, на что посмотреть, – и решительно сует руку Рамси под куртку, хватает его полное бедро, прижимая к себе. Достает член, выправляет яйца, прижатые расстегнутыми штанами, и отводит полу куртки, чтобы не мешалась. Так вставить еще посложнее, чем лицом к лицу, запоздало думает Джон, крепче стиснув бедро и водя членом по волосатой промежности. Рамси нетерпеливо выдыхает носом, опираясь на локоть, отставляя зад еще, и тянется рукой назад, оттягивает правую ягодицу, раскрываясь. Его нестриженые ногти впиваются в кожу, в мелкие красные точки прыщей, и Джон сглатывает. Даже на морозе пахнет теплом и потом от черных волос, густо сбегающих от самой поясницы.

– Давай, суй там уже, – прикрикивает Рамси, прогнувшись в мощной спине и прижавшись щекой к своему окровавленному плащу. – Жопа мерзнет пиздец.

Джон хмыкает. Рамси живой, естественный и легко выводит его из любого ступора. Джон чуток плюет на пальцы и касается его между ягодиц, чувствуя, что волосы действительно и так влажные, возит немного, размазывая слюну, вызывая у Рамси еще один недовольный вздох. И сплевывает еще в руку, дает слюне стечь с пальцев на член и слегка гладит, отчего тот сразу напрягается сильнее. Джон кусает губу, прижимая головку к рефлекторно сжавшемуся входу, и осторожно, стараясь помягче, проталкивает ее внутрь. Рамси наконец убирает руку, тяжело выдыхает и упирается лбом в сведенные ладони.

Джон вводит член аккуратно, медленно покачиваясь, по густым волосам, чувствуя, как упруго растягиваются мышцы. Внутри у Рамси гладко и мягко. И тепло-тепло. Джону обжигает щеки и живот, когда он чувствует это тепло, когда прикрывает зад Рамси собой от ветра, когда тихо шлепается подтянувшимися яйцами о его липковатую промежность. Так тесно, так хорошо, как между сочащихся корней чардрева, как в горячей земле, напитанной кровью. Джон вздрагивает. Это не его мысли, определенно нет. Он качает бедрами назад, с трудом вытаскивая из насильно расслабляющегося нутра, и снова входит глубоко, чувствуя, как плотно и естественно охватывают его член тугие мышцы. Рамси низко вздыхает с каждым его движением, тоже невольно покачиваясь и шире расставляя ноги. Он такой податливый, и в самый пах Джона ровно, глубоко отдается его пульс.

– Давай уже, у меня высокий порог, – говорит Рамси, приподнявшись и откинув капюшон с головы. Его черные волосы, чьи концы так и зажаты балаклавой, уже прилично растрепались сухой и одновременно сальной шапкой. Рамси чуток оборачивается; по его щеке изморозью бежит белесый след слезающей кожи, а под ним – красное пятно румянца. Это почему-то жжет хуже выстрела, сдирающего кожу на боку, и Джон чувствует, как ноют его шрамы, когда невольно ускоряется и берет Рамси сочными рывками, больно впечатывая бедра в бедра. Рамси удовлетворенно запрокидывает голову, и Джон не удерживается, хватает его за волосы, натягивая крепче. Он не очень уверен, что именно в нем хочет так делать, но он хочет. Держать Рамси за волосы и бедро, злыми рывками вбивая член в его зад. Кажется, Джон даже подтекает немного от возбуждения, очевидно меньше, чем первый раз, но все же. Это облегчает сейчас и когда Рамси тянется назад, пытаясь достать волосы из его руки. Он делает это молча, и Джону это почему-то кажется очень смешным. Он по-мальчишески наматывает кончики волос на пальцы, пользуясь тем, что Рамси неудобно, выгнувшись, вслепую возить рукой между своих лопаток. И Рамси рычит и никак не может дотянуться до хватких пальцев, пока Джон ритмично входит в него – и так это становится еще слаще.

Рамси бросает высвобождаться, когда Джон проезжается пару раз особенно остро и глубоко, и хватается за сердце-древо, качаясь от еще ускорившихся толчков. Так его зад раскрывается еще свободнее, давая Джону проталкиваться в самую глубину, а с каждым движением бедер назад Рамси снова стискивает его тугими мышцами. Словно трахаешь самое пекло, обвивающее член жгущими жарко ледяными языками. Кружится голова. Рамси сует руки прямо в вырезанный рот сердце-древа и, ухватившись крепче, подмахивает грубыми рывками.

– Подрочи мне хоть, что ли, – бросает хрипло, склонив голову. Волосы в руке Джона натягиваются, но он отпускает их, раз так. И необдуманно сует руку вниз, под полный живот, сгребает толстый член в ладонь. Ощущение врасплох; это незнакомо и вдруг стыдно. Стыдно от того, как много места он занимает в руке, как горячо жжет замерзшие пальцы, как влажно капает на них, стыдно от мыслей, куда Рамси пихал этот член и что вообще им делал. Почему-то стыднее, чем сосать.

Рамси неожиданно стонет, даже Джон понимает, что больше нарочно, больше подогреть его кровь, но это все равно обжигает пах. Не меньше того, как Рамси порывисто насаживается на его член, неумело, грубо и болезненно удовлетворяя их обоих. Джон только сжимает кулак крепче, позволяя Рамси вгонять член в него, и сам неловко охватывает, стараясь задевать пальцами сочную головку. Если так живо надрачивать – еще течет в руку. Джон ярко румянится от этого и от того, как ему выбивает дыхание с каждым толчком в гладкое нутро, как ноют бедра и поясница, как Рамси зажимает его накрепко, насмерть. И – это правда – Джону хочется кончить в его тесный зад прямо сейчас.

Если вынуть после, то он наверняка не закроется сразу, и белесые потеки твоей спермы будут сочиться по черным волосам.

Это красиво.

Это ужасно.

Только краем глаза Джон замечает, как из-под пальцев Рамси струится что-то красное, прямо по белоснежному стволу сердце-древа.

– Постой, – он замедляется и даже перестает наглаживать горячий член, кладя ладонь Рамси на поясницу, жестко удерживая его. – Что у тебя с руками?

– Ничего. Продолжай, – строптиво рычит Рамси.

– Да ты себе все руки изрезал, как тут продолжать? – Джон возмущается, жар сходит, и член становится чуток мягче. И Джон хочет уже выйти из Рамси, когда тот рычит еще и тянется назад, рывком хватая его за бедро.

– Только попробуй сейчас прокинуть меня, сукин сын.

Рамси очевидно предельно возбужден, а, значит, не несет ответственности за сказанное, и Джон только старается игнорировать, как он все еще легонько ездит по его члену туго сжатым задом, как нарочно, насильно принуждая к продолжению. Джон закусывает губу и отрывает руку Рамси от своего бедра, смотря на вывернутую ладонь. Середина ее разодрана до мяса, но натекло и по пальцам, и под рукав, так много, больше, чем должно при таком порезе… Джона это очень беспокоит.

– Мы можем потом продолжить.

– Ты можешь отсосать. С моими руками ничего не случится, – Рамси отталкивает ладонь Джона, пачкая кровавым и кожу, и куртку. Джон слышит в его последней фразе недосказанное продолжение, но Рамси замолкает, и он решает проигнорировать это тоже.