Рамси шумно пыхтит за спиной, с коротким рычанием рывками преодолевая ступени. Это странным образом щекочет Джону низ живота, но об этом он тоже не хочет думать.

– Не хочешь, кстати, хоть плащ снять, Джон Сноу? Мешает, должно быть, – остановившись и тяжело выдохнув, вдруг смешливо спрашивает Рамси. – Ты только расстегни и вниз скинь, а я себе приберу.

– С ума сошел? – оборачивается Джон. – Тут осталось-то немного, да и не так он тянет, рюкзак даже больше, потерпеть можно.

– Да ла-адно, – тянет Рамси, оскалившись и опершись на локоть. – А то что я, думаю, ползу тут, блядь, на карачках, и даже на жопу твою не попялиться. Скидывай давай.

– Вот, – Джон прикрывает глаза, выдохнув, и переворачивается на спину, прогнувшись на рюкзаке и упершись пяткой в сухой ото льда участок ступени. – Вот об этом я и говорил, – он немного отдыхает и переводит дыхание. – Здесь все так… не так, что мне даже кажется, что ты богохульствуешь, когда говоришь такие вещи.

Рамси не отвечает, и Джон просто расслабляется, глубоко дыша морозным воздухом. И вздрагивает, когда Рамси вбивает кулак в лед между его голеней. Точнее, так кажется Джону в первую секунду, когда он поднимает голову; сразу после он замечает глубокую трещину, в которую Рамси вцепился пальцами.

Рамси подтягивается выше, схватившись за торчащий изо льда корень, и нависает над Джоном.

– А вот о чем я говорю, – у него даже сбивается дыхание от напряжения, – здесь нельзя богохульствовать. Секс или насилие – этим деревьям все равно, под нами уже столько крови, спермы и слез, что мы новых не добавим. И еще, – он тоже теперь делает эти паузы, – Джон, прекрати бояться и каждый раз неуклюже переводить тему. Ты просто нравишься мне. Я не собираюсь тебя насиловать. Даже здесь, – он вздыхает, поднимая взгляд, и цепляется за выступ выше.

Он ползет прямо по Джону, широко расставив ноги, и тот невольно прикрывает глаза, отворачиваясь, когда Рамси почти проезжается ширинкой по его лицу. Джон удерживается от искушения схватиться за скользнувший по капюшону плащ и дернуть Рамси вниз. Нет, он не настолько злится, разворачиваясь и хватаясь за тот же корень. Но достаточно, чтобы взять вбок, углядев клочки торчащей подо льдом земли, в которую так хорошо воткнуть пальцы, и начать подниматься быстрее, давая ледяной крошке из-под сапог срываться Рамси в лицо. Пожалуй, Джону действительно не помешает немного раздражающий спутник, приятно греющий этим раздражением кровь.

Наверху весь дождь пришелся на кроны деревьев, теперь тихо звенящие переплетенными ветками, а под ними – тонкий твердый наст, ломающийся под ногой, так что хотя бы здесь можно не бояться выпрямиться. Рамси хрустит спиной, разогнувшись, пока Джон осматривает близлежащие деревья, старые, толстые и узловатые.

– Эти подойдут, – он снимает рюкзак, придержав закрепленную на боку винтовку, стягивает перчатки и достает нож, перевязанные тесьмой желобки и пачку крепких пакетов.

– Отлично, – Рамси скидывает свой рюкзак, расправляя плечи. – Тогда закончим – и привал?

– Да, набираться это все будет несколько часов. Хорошо бы успеть спуститься до темноты, – с сомнением отмечает Джон.

– Хорошо бы пожрать и вытянуть ноги, а там разберемся, – парирует Рамси, подходя к ближайшему дереву. Он втыкает свой острый нож, примерившись, и с силой взрезает ствол. Красный сок сразу сочится из-под лезвия по белоснежной коре. Рамси пробует его с пальца перед тем, как вставить в разрез металлический желобок. На вкус холодный и солоно-сладкий, как кровь и лимфа, намешанные с пряным медом. Рамси глотает и облизывает губы.

Джон придирчиво продвигается глубже по широкой тропе, дойдя почти до самого сердце-древа. Ствол с грубо вырезанным лицом то скрывается за разлапившимися ветвями, то снова появляется, и Джон через какое-то время замечает, что как-то бессознательно ищет его краем взгляда и не поворачивается к нему спиной. Джон втыкает последний желобок, закрепляет пакет и, потирая замерзшие руки, глядит на сердце-древо открыто, не в силах отвернуться. Сердце-древо смотрит своим слепым взглядом мимо него, в глубину рощи. У него огромные, бездонные глаза, давно подтекшие замерзшим кровавым соком и почти черные в центре, остро выступающий нос, такой, что обрезать руку можно, и широкий, глубоко прорезанный в стволе рот, чьи края опускаются вниз, и из них тоже сочатся алые потеки. Джона против воли слегка передергивает. Он не верит в страшные сказки, но верит, что кому угодно может стать некомфортно в лесу, полном упырей и кровавых деревьев.

– Ну что, можно и пожрать наконец? – Рамси подкрадывается незаметно, жадно опуская руку Джону на пояс.

– Д-да, – Джон вздрагивает, высвобождаясь, и копается по карманам в поисках перчаток, отправляясь обратно, за оставленным рюкзаком. – Только давай без костра опять, ладно? Здесь довольно тепло. И не хочется рисковать соком, если упыри подтянутся на дым.

– О’кей, – Рамси безобидно поднимает руки. – Ты же знаешь, я обожаю мороженые консервы. И примороженных парней, – он бормочет это достаточно громко, чтобы Джон услышал, но недостаточно, чтобы ответил. И наконец снимает свой загаженный плащ, тщательно отряхивает ото льда и расстилает поближе к сердце-древу.

Когда Джон возвращается, Рамси уже сидит, сведя пятки и разложив небогатый паек у себя между бедер. Он вскрывает банку тушенки ножом, а Джон не понимает, как его могут не смущать черно-алые глаза, вперившиеся прямо в спину. Джон старается не думать о них тоже. Слишком много вещей, о которых он старается не думать. Нужно перестать игнорировать хотя бы одну из них.

Тоже сняв опостылевший плащ, Джон аккуратно вкапывает газовую горелку в снег и водружает на нее узкий котелок. Рамси не глядя кидает в него горсть снега, пока Джон так же молча ставит экран, защищающий огонь от ветра.

– Ты убил его… – начинает он, вытаскивая кружку из рюкзака, не смотря Рамси в глаза.

– Кого? – Рамси расстегивает куртку и достает припрятанную у груди флягу. Глотнув, отливает половину в котелок и подсыпает еще снега. Джон научил его делать так.

– Ты помнишь его имя? – он игнорирует ответный вопрос, садясь рядом.

– А. Не. Нахрен мне это? – Рамси видимо вспоминает о случившемся несколькими часами назад, но не выражает никаких эмоций по этому поводу, ножом мешая тающий снег в котелке.

– Ты стрелял у него сигареты. Угощался его конфетами. Вы шутили тогда перед сном так долго, никто не мог уснуть, – Джон меланхолично загребает снег, перетирая между пальцев и засыпая в котелок. Ему почему-то кажется, что если он сам произнесет имя мертвеца, что-то непоправимо изменится.

– Не, не помню, – Рамси дергает плечом и набирает снег в обе ладони, забивая им котелок.

– Мне просто показалось, что, когда ты убивал его… Ты чувствовал что-то? Или тебе было все равно?

– Конечно, мне не было все равно, – отвечает Рамси, и Джон поднимает на него взгляд. – Он был заражен и мог заразить нас, охренительно мне должно было быть все равно.

– То есть так? – помолчав, риторически спрашивает Джон. Копается в карманах, достает мятую пачку и закуривает, подтянув мерзнущие колени к груди. – Хотя, может, так и лучше. Может, ты и прав.

Кровь срывается с рукояти ножа почти черными каплями. Глаза у Рамси холодные и пьяные. Нога мертвеца дергается-дергается-дергается.

– Мне показалось, что ты… вроде как испытывал удовольствие, убивая его, – Джон не может молчать, уставившись в одну точку. Он все еще слышит, как хрустко трещит кость.

– Показалось? – каким-то не своим голосом лукаво спрашивает Рамси, и Джон резко поднимает голову.

– Что?

– Удовольствие? – флегматично переспрашивает Рамси, размешивая наконец растаявший снег и забирая кружку из-под локтя Джона. Он доливает в нее воду из фляги и ставит поверх котелка, накрывая на манер крышки. – Может быть. Что-то вроде. Ну, то есть, знаешь, мне в радость, что одним целым упырем в этом лесу будет меньше. Но ты прав, я не хочу знать, как его звали. И давай закроем на этом тему, Джон Сноу.