Он жил в кошмарах восемь лет, спрятавшись от всего мира, отказавшись от чувств, кроме боли, но ему стоило только дойти до чертового ресторана, в окне которого он увидел женщину своей мечты, на которой было сексуальное, маленькое черное платье, и она так самозабвенно смеялась. Потом полтора года он трахал ее. Полтора года. Каждую ночь он оставлял ее одну, говоря себе, что он никогда больше к ней не вернется, но наступала ночь, и он ничего не мог с собой поделать, он проигрывал битву с самим собой, ему необходимо было попробовать ее снова, прикоснуться к ней, услышать ее мягкий, сладкий голос шепчущий: «Малыш», почувствовать, как ее ноги крепко обвивают его талию, как она кончала под ним, чувствовать, как следила за ним взглядом, пока он одевался, борясь с собой, чтобы не запрыгнуть обратно к ней в постель, сжать в своих объятиях и увидеть как зарождается новый день, и солнечные лучи будут освещать ее спящее лицо.

Она была в его руках, но он не знал, что он поселился в ее сердце, и отрицал сам себе, что она слишком глубоко добралась до него за эти полтора года, черт побери.

Он никогда не вернется к прошлому, и сейчас он точно знал, что он тогда упустил и не готов был теперь, черт побери, ничего терять.

— Мистер Дельгадо? — услышал он и открыл глаза, врач зашел в комнату.

Все, кроме Трейси и Эльвиры встали. Трейси не встала, потому что она обнимала спящего Эшера, Эльвира, потому что держала спящего Бруно.

Хок не двинулся с места, пока доктор Хантер подходил к нему, он не сделал ни единого движения, даже видев улыбку на его лице.

— С вашей женой все хорошо, — заявил доктор Хантер, остановившись в полуметре от Хока, — также и с вашей девочкой.

— Девочкой? — услышал свой вопрос Хок, как бы со стороны, его мать заплакала, потом все начали всхлипывать, поздравлять, атмосфера в комнате разрядилась.

Он продолжал пялиться во все глаза на врача, потребовав:

— Я хочу увидеть свою жену.

— Конечно, — кивнул доктор. — Она спит, — но Хок не остановился.

— Я хочу увидеть свою жену.

Доктор Хантер снова кивнул.

— Следуйте за мной.

Хок взглянул на своих спящих сыновей, больше ни на кого в этой комнате, и последовал за врачом.

Он увидел, как ее глаза открылись.

Она с просонья в замешательстве пару секунд смотрела перед собой, он протянул руку и сжал ее пальцы, она повернула к нему голову.

— Кейб, малыш, — прошептала она.

Он ощутил ее слова, словно физические ее прикосновения.

Потом он почувствовал, как сжала его пальцы в ответ, а он заскользил пальцем вверх к ее обручальному кольцу.

Он закрыл глаза.

Слава тебе Господи. Спасибо, за все, мать твою, Спасибо, Господи.

Хок открыл глаза.

— Мы назовем ее Женевьева.

Он посмотрел на Гвен, у нее округлились глаза.

— Женевьева? — прошептала она.

— Да, — шепотом ответил он.

Она внимательно посмотрела на него. Потом шепотом заявила:

— Виви.[8]

— Не столь важно, — пробормотал Хок.

Гвен улыбнулась и увидев его улыбку, его рука автоматически сжала ее.

Спасибо Господи.

— Больше никаких детей, — провозгласил он.

— Хорошо, — тихо согласилась она.

Он встал со стула, наклонился, приблизив свое лицо к ней.

И признался, наверное, впервые в жизни:

— Ты до смерти меня напугала, Душистый горошек.

Ее взгляд потеплел, выражение лица стало более расслабленным и спокойным. Он опять смог ее удивить, она нравилась ему такая.

Черт, но так любил этот ее взгляд, когда она смотрела на него такими газами, и ему казалось, что любил он ее только еще больше, и неважно сколько ему приходилось приложить усилий, чтобы заработать этот взгляд.

— Супергерои не пугаются, — сказала она ему, и впервые за несколько часов, он почувствовал, как его губы стали расплываться в улыбке. Она улыбнулась ему в ответ и спросила: — Где мои мальчики?

— Спят в зале ожидания.

— Они смогут прийти?

— Не волнуйся, если ты хочешь, чтобы они пришли, я схожу за ними.

— Хочу, — прошептала она.

— Ты получишь все, что хочешь, детка, — прошептал в ответ Хок, наклонившись, чтобы поцеловать ее.

Он крепко сжал ей руку и поймал ее взгляд.

— У нас теперь есть маленькая девочка, — тихо произнесла она.

— Да, — также тихо ответил он.

— Я могу ее увидеть?

— Я принесу ее.

Гвен кивнула, пару секунд изучая его лицо.

А потом спросила:

— И что мне теперь делать?

— Что ты имеешь ввиду?

— Мне нечего теперь желать, не о чем мечтать. Что я теперь буду делать?

Хок почувствовал, как у него внутри все сжалось, грудь как-то сдавило и что-то ужалило его в горло.

— Я найду способ занять тебя мечтами, детка, — прошептал он.

— Хорошо.

Его рука снова сжала ее, а другой он нежно прошелся костяшками пальцев по ее бледной щеке, она от его прикосновения закрыла глаза.

— Люблю тебя, Душистый горошек, — прошептал он, и ее глаза тут же распахнулись.

Она улыбнулась и сказала:

— Я тоже люблю тебя, малыш, — он стал подниматься, но она позвала его.

— Да?

— Прежде чем ты уйдешь, покажи мне свои ямочки, — попросила она.

От ее слов у него запершило в горле, Хок опустил голову и поцеловал ямочку у основания шеи своей жены. Затем он поднял голову и улыбнулся.

Она прошлась пальцами по его лицу, а потом он почувствовал подушечку ее большого пальца у себя на ямочке.

Ее глаза переместились с пальца на него, и она улыбнулась в ответ.