Да, это была тревога.
Тревога за нее.
От изумления Линн чуть снова не лишилась чувств.
— Что это такое… было? — добавила девушка, когда ее взгляд сфокусировался на осколках хрусталя и ошметках серебряной проволоки — все, что осталось от красивой ловушки для доверчивых дурочек вроде нее. Да уж, она явно не проявила чудеса благоразумия.
— Кто тебя просил совать свой нос…
— Отстань от девочки, Ло! — рыкнула Ирма. — Ей и так досталось. И потом, ну чем она виновата?
— А кто виноват?! И откуда у тебя эта мерзость?
— Я помню, что ли? Подарил кто-то. Сама видишь, сколько тут всего… Натащили в благодарность.
— Хорошенький подарочек, — покачала головой колдунья. — Убила бы на месте за такие подарочки.
— Ладно тебе… Я-то не чаровница, откуда мне знать, что опасно, а что нет? Ты, девочка, пойди полежи, очухайся, — обратилась Ирма к Линн.
Девушка решила последовать совету, дабы избежать очередной выволочки. К тому же у нее кружилась голова и подкашивались колени. Сквозь полудрему она услышала тихий вопрос Ирмы:
— Кто она? Раньше я этого юного дарования рядом с тобой не видела.
— Мы просто давно не встречались, она у меня уже несколько лет.
— Твоя ученица?
— Нет. Просто служанка. Я не беру учеников. С какой бы стати? Но мне понадобилась помощница. Ты же знаешь, я не большая любительница тратить время на хозяйственные дела.
— В таком случае меня удивляет, что ты не обзавелась служанкой раньше.
— А, — махнула рукой Лорисса, — одно дело домашняя прислуга, но разве им можно толком доверять? Кроме того, видишь ли, мне подошла бы не всякая девица. Мне нужна была, во-первых, не болтливая, потому что идиотских сплетен обо мне и так ходит достаточно; во-вторых — некрасивая, чтобы поменьше перед зеркалом вертелась; в-третьих — трудолюбивая, чтобы занималась делами и не тратила времени на всяческие глупости. И наконец, в-четвертых, сообразительная, но не слишком умная, так как это, поверь мне на слово, не лучшее качество для служанки, но и не полная дура, поскольку таковых я не выношу.
— Впечатляет, — хмыкнула Ирма и, изобразив неопределенный жест в сторону кровати, поинтересовалась: — Ну и где же ты сие скопище достоинств откопала?
— Да я особо не усердствовала в поисках, — отозвалась колдунья. — Как-то само собой вышло. Я возвращалась из Северного пояса[4], и моя лошадь потеряла подкову на тамошних каменистых дорогах. Ирма, не поверишь, я считала, что хуже бриатарских дорог быть не может в принципе, но в графстве Ольдэ их состояние превосходит всякое воображение. Удивительно, что бедное животное не переломало себе ноги на валунах. Там не лошадь нужна для передвижения, а горный козел…
— И что же ты сделала, оказавшись на полпути с неподкованной лошадью?
— Ирма, милая, как ты думаешь, что я могла сделать в этой ситуации? — ласково спросила Лорисса. — Дотащилась до ближайшего поселка и нашла там кузнеца! Он представлял собой жалкое зрелище.
— Кто, поселок или кузнец?
— Оба! Ольдэ — одно из беднейших графств, потому что на булыжниках ничего полезного не растет, да и с промышленностью там плохо. Не знаю, куда смотрит граф Ольдейский, но, в общем-то, это его трудности. В этом поселке я Линн и увидела. Вернее сказать, я увидела нечто не поддающегося определению пола и возраста. Там все жители выглядят примерно одинаково: бесформенные балахоны и длинные лохмы. Прибавь к этому десяток бегающих по двору и орущих детей, и ты поймешь, почему мне захотелось поскорее оттуда убраться. Но приходилось ждать, пока не подкуют лошадь. В дом меня не пригласили, чему я не особо огорчилась: посещение хлева не входит в число моих любимых занятий. Стою я посреди двора и вижу, как кто-то, по-видимому, все же женщина, так как даже в Ольдэ мужчины стиркой не занимаются, несет огромную бадью со свежевыстиранным бельем. Внезапно под ноги ей выкатывается облезлая собака, чудом спасшаяся от кучи детей, бадья выскальзывает у нее из рук…
Одеревеневшими от ледяной воды пальцами Линн отжала грубое полотно и выпрямилась, с трудом разогнув ноющую спину. Гора белья с утра, разумеется, сильно поубавилась, но все еще оставалась внушительной. Девочка прикрыла рукой глаза от солнца и посмотрела вдаль, за реку. Конечно, ничего нового она не ожидала увидеть в до боли изученных каменистых пустошах, но все же это было хоть какое-то развлечение в завале хозяйственных работ.
На вершине дальнего холма, по которому стелилась дорога, появилась черная точка. Всадник, с удивлением отметила Линн. Надо же, здесь так редко кто-либо ездит. Она прищурилась, пытаясь получше рассмотреть неведомого путника, но тут каменная гряда скрыла его, и Линн потеряла к нему интерес. У нее было еще много работы. Вздохнув, она погрузила в воду очередную рубаху и принялась тереть ее мыльным корнем. От непрерывного стояния в ледяной реке у нее стыли ноги, а поясница болела почти постоянно, но иначе пришлось бы убирать хлев. Из двух зол Линн предпочитала стирку. Здесь, по крайней мере, чисто и пахнет сухими травами. И никто не кричит над ухом и не подгоняет.
Линн отжала последнюю рубаху, кинула ее поверх остального белья, тихо ругаясь сквозь зубы, подхватила тяжеленную бадью и стала подниматься по косогору к дому. Наверху она вскинула голову и едва не окаменела от неожиданности: посреди двора стояла, нетерпеливо постукивая носком изящного ботинка, незнакомая женщина, невысокая и темноволосая, в красивом темно-зеленом платье с богатой вышивкой по подолу и теплом черном плаще. По ее лицу возраст не угадывался: больше восемнадцати, но меньше тридцати. Это, верно, ее Линн не так давно заметила на горе. Из отцовской кузни доносились возня и ржание: скорее всего, лошадь путешественницы лишилась подковы, что и задержало женщину в их забытом богами поселке.
В этот момент из-за угла дома выскочила дворовая псина, которая должна была отпугивать чужаков, но чаще оказывалась жертвой развлечений младших братьев Линн. С достойным лучшего применения усердием они пытались научить ее подавать лапу. Бедное животное, как видно, с родной лапой расставаться не желало, потому и пряталось от юных дрессировщиков по всей округе. На этот раз ее спасение обернулось для Линн плачевно: собака ткнулась ей под ноги, девочка потеряла равновесие и выронила бадью. Свежевыстиранное белье вывалилось в пыль. У Линн не осталось сил даже на то, чтобы выругаться. Братья предусмотрительно сбежали, чтобы не попасться под горячую руку родителям, но у нее такой возможности не было.
— Гвендолин! — Из дома, привлеченная шумом, вышла мать с длинной ложкой в руке. — Что ты натворила, неуклюжая девчонка?! Тебе скоро замуж, а ты так ничего и не умеешь, распустеха!
Линн с отсутствующим видом выслушала поток «комплиментов» в свой адрес, согласно покивала и принялась собирать разбросанное белье. Мать выговорилась и замахнулась ложкой, дабы огреть нерадивую дочь по затылку, но тут — да, день выдался богатым на непредвиденные события! — путешественница проворно вскинула руку, останавливая замах, и холодным звучным голосом спросила:
— А на что вам, собственно, такая никчемная помощница?
— Ой, да ни на что, ваша милость! — ответила разъяренная мать. — Вона, через пару годков еще пяток таких же неумех подрастет. И всех накорми, одень да замуж выдай!
— Тогда, быть может, вы согласитесь мне ее продать?
— Тут из кузни вышел хозяин дома с моей заново подкованной лошадью, обозрел мизансцену и спросил: «Шо тут деется?» Ну я и объяснила: так, мол, и так, мне нужна помощница, ваша дочь вполне годится на эту роль, и раз уж вам она без надобности, я готова ее купить. Кузнец остолбенел, потом с трудом выдавил: «Дак как ваша милость изволит пожелать!» Я отсыпала ему десяток серебряных монет…
— Хватило бы и пяти, — заметила Ирма.
— Да он и одну-то в своей жизни вряд ли видел! Но это было не важно. Сама не знаю, что меня дернуло так поступить, но отказываться от своих слов я не собиралась…