Сотни борцов за права трудящихся и родственников людей, погибших во время крупнейшего в стране индустриального пожара, собрались вчера, в канун 11-й годовщины пожара, на площади в Накхон Патхом, чтобы почтить память жертв трагедии. Десятого мая 1993 года на фабрике игрушек «Кадар Индастриал» погибли сто восемьдесят восемь рабочих. Большинство из них были молодые женщины, выходцы из нищих деревенских семейств. Почти пятьсот человек получили травмы, многие из них остались инвалидами на всю жизнь.

Собравшиеся возложили к месту трагедии венки и цветы, возвели временный мемориал и провели шествие в память о погибших. Они призвали государство учредить особое ведомство по обеспечению безопасности на рабочих местах, а также выделить средства и дать разрешение на строительство постоянного мемориала. До сих пор владелец земли чинил препятствия попыткам создать здесь мемориал.

Шалье Лиангракса, потерявшая в огне свою дочь Вантану, обвиняет владельца фабрики в халатности. «Как нам растить маленького сына Вантаны на жалкие четыре тысячи батов компенсации, которую выплачивает фабрика?» – спрашивает она.

Моя подруга Туи (она не работает в баре) недавно нашла работу в хорошей больнице в Паттайе, одном из лучших курортных городов страны. Ей платят пять тысяч батов в месяц, что считается приличной суммой. Чтобы получить это место, Туи необходимо было внести страховой депозит на пять тысяч батов. Фарангам необязательно предоставлять страховые депозиты своим нанимателям ни у себя на родине, ни в Таиланде; но тайцы должны это делать.

Как-то вечером Туи забыла выключить кондиционер в своем кабинете, а на следующий день ее оштрафовали на тысячу батов – тридцать процентов месячной зарплаты. При этом электричества за ночь нагорело примерно на сто батов. Недавно умер ее дядя, и ей нужно было съездить в родную деревню – всего на три дня. Ее оштрафовали на тысячу двести батов, или двадцать четыре процента месячной зарплаты. Штрафование работников – стандартная политика даже в хорошей тайской компании. Вот почему я решила идти своим путем. Я не хотела работать на тайского бизнесмена, а между мной и западным покупателем моих услуг не было посредника.

В 1997 году Тхип, одна из самых красивых моих подруг, отправилась работать в Японию. Там она зарабатывала около трех тысяч долларов в месяц. Ее жизнь в Японии шла прекрасно, пока к ней не привязались с расспросами иммиграционные власти. Тхип просрочила свою студенческую визу на двадцать один месяц. После двух недель содержания в тюрьме ее и других таек заставили собрать вещи и вернуться на родину.

По прибытии в Таиланд их встретили представители тайских властей, которые отобрали у них паспорта и сопроводили всю группу в исправительное учреждение, где их должны были обучать профессиям швей, косметологов и т. п. Любая из этих профессий могла приносить пять тысяч батов в месяц. Поэтому Тхип поступила как умная бар-герл-фрилансер: она вернулась в Паттайю, где могла зарабатывать по полторы тысячи батов в день.

Тайские проститутки могут возвращаться в свои деревни с незапятнанным именем, если у них есть сбережения или они вкладывали деньги в благополучие своих семей – «делали лицо». В тайском обществе именно это имеет первостепенную важность. Тхип не было стыдно вернуться в свою деревню, потому что она каждый месяц присылала домой кучу денег. Как-то раз я сказала Тхип, что ей очень повезло родиться красавицей. Она ответила: «Конечно, поэтому я могу зарабатывать много денег как проститутка!!!»

«Я не бар-герл. Я голодна, и у меня нет денег. Поэтому я иду с мужчиной». Супута (рост полтора метра, вес тридцать пять килограммов) – девушка в самом соку. Она приехала из Сурина, расположенного возле камбоджийской границы. Ее родным языком был суай – тайский диалект, очень похожий на кхмер (камбоджийский).

Она начала работать на швейной фабрике в 12 лет и трудилась по двенадцать часов в день, шесть дней в неделю, получая по три тысячи батов в месяц. Хотя компания не могла легально нанять ее в таком возрасте, девочку приняли с распростертыми объятиями, поскольку на фабрике работала ее мать.

После нескольких лет каторжного труда она перебралась в Паттайю-Бич и стала работать в спортбаре «Хоул суперклаб». Должность официантки приносила ей ежемесячный доход в четыре тысячи батов и еще две-три тысячи чаевых. Временами она встречалась с клиентами после работы, зарабатывая еще по тысяче за вечер. Выбор был нетрудным: работа швеи определенно котировалась ниже, чем роль «официантки-эскорта» с гораздо более высоким доходом. «Лицо», приобретаемое за этот дополнительный доход, намного превосходит «лицо», потерянное из-за занятия проституцией.

Однажды Супута рассказала мне, что, когда ей было десять лет, в их доме не было никакой еды. Мать велела ей пойти к бабушке и узнать, есть ли у той какая-нибудь снедь. Супута пришла к бабушке – тогда она весила тринадцать с половиной килограммов – и спросила, можно ли ей что-нибудь съесть. Бабушка ответила: «Поешь, но не бери слишком много». Вот такая бедность бывает в Исане – провинции, которая занимает треть территории Таиланда. Эта бедность порождает отчаяние и приводит девушек в бордели и на секс-туристические курорты Таиланда. Даже моя семья не была так бедна.