Потом, я расстегнул пряжку и, сняв кошель и ножны, сложил ремень вдвое и поднёс к ней. Ина, ни на мгновение не задумываясь, взяла тугую кожу в руки и поцеловала так, как рабыня могла бы поцеловать плеть.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, каковы теперь наши отношения? — спросил я.

— Да, — прошептала женщина, и стоило мне опуститься на колени рядом с ней, подняла руки и обхватила ими мою шею.

— Они заключаются в том, что я буду вашей рабыней, — добавила она шёпотом.

— Но Ты ведь не рабыня, — улыбнулся я.

— Не-е-ет, — простонала Ина, и в этот момент, я склонился над ней, закрыл её рот своими губами.

— Прекрати петь, — буркнул я.

— Простите, — тут же тут же с готовность отозвалась Ина, без капли раскаяния в голосе, причём, это был уже не первый раз, когда мне пришлось напомнить ей об этом.

В данный момент она сидела на корме плота, лицом вперёд. Её ноги, по самые бёдра, были измазаны грязью. Мы только недавно снова вылезли на плот, после того как были вынуждены вместе проталкивать его сквозь особенно густые заросли ренса. И даже не смотря на то, что сил у женщины было немного, выкладывалась она полностью, причём без каких-либо требований с моей стороны. Наверное, было что-то ненормальное в том, что благородная Леди из Ара, никем непрошеная, нетерпеливо спрыгивает в воду и рьяно присоединяет свою крошечную силу к выталкиванию связанного из тяжёлых бревен плота из болота. С недавних пор, Ина по большей части, ехала на плоту, в задней его части. Конечно, её ничтожный вес был ничем по сравнению с самим плота, так что это ни коем образом не замедляло нашей скорости. Руки её теперь были свободны, но ошейник из ремня, как и верёвка, привязанная к плоту, по-прежнему оставались на ней. Само собой, ей было запрещено даже думать о том, чтобы избавиться от них без разрешения. Впрочем, далеко не всегда я позволял ей наслаждаться свободными руками. Бывало, что я связывал её руки за ее спиной и привязывал их к лодыжкам вплотную, оставляя Ине лежать на брёвнах в таком положении. В другой раз я мог оставить её лежать связанной по рукам и ногам, но более традиционным способом, не привязывая ноги к рукам. На время моего сна, я она была связана, как и раньше: со скрещенными лодыжками, связанными серединой пеньковой верёвки, концами которой были связаны и притянуты к животу её запястья. Я имел обыкновение связывать ей руки спереди, оставляя за спиной узел, державший руки вплотную к животу, так чтобы она даже не думала о том, что его можно достать и развязать.

Подобный способ связывания, конечно, можно использовать и в обратном случае, когда руки девушки находятся за её спиной, а узел спереди. Впрочем, неважно, где находились руки, а где узел, у красотки Ины, лежавшей на плоту или на песке, не было особых трудностей с тем, чтобы не забывать о том, что она была моей пленницей. Ну и конечно, как бы ни были связаны конечности Ины, когда мы были в пути на ней всегда были ошейник и верёвка, привязанная к плоту. Кроме того, когда руки и ноги женщины связаны не были, шнуры для этого были всегда рядом, я подсовывал их под ошейник. Таким образом, в случае необходимости или желания, было удобно их использовать. Точно также обычный рабский камиск чаще всего подпоясывается обрезком пеньковой верёвки, который завязывается сбоку рабским узлом, чтобы потянув за свободный конец, можно было легко развязать и использовать для связывания соблазнительной носительницы этого предмета одежды. У Ины, конечно, никакого камиска не было. Я держал её раздетой.

Со времени нашего маленького приключения на барже минуло уже пять дней. Ина, обернувшись назад, плескала воду себе на ноги, тщетно пытаясь оттереть с них болотную грязь. Когда до неё окончательно дошла бесполезность этого занятия, она свесила ноги в воду, и занялась этим делом всерьёз. Теперь она сидела спиной в сторону движения. Но при этом опять начала что-то напевать под нос.

— Я кажется уже всё сказал насчёт пения, — строго прикрикнул на неё я.

— Простите меня! — ответила женщина.

Теперь моя пленница уделяла большое внимание содержанию своего тела в чистоте, регулярно моясь. Также она делала всё возможное, чтобы сохранять свои волосы чистыми и расчёсанными, хотя это было не лёгкой задачей в условиях болота. Если бы кто-то увидел её сейчас, он бы ни разу не сомневаясь принял бы её за рабыню, которой приказано держать своё тело и волосы привлекательными и чистыми. Впрочем, обычно, невольницы делают это без лишних напоминаний, в конце концов, их могут просто наказать за недолжное внимание к этому вопросу. Они же не свободные женщины. Вообще, я подозревал, что окажись под рукой у Ины косметика, и даже если бы это оказалась смелая, возбуждающая косметика рабынь, способная до глубины души шокировать любую из свободных женщин, то она воспользовалась бы ей, не задумываясь и не смущаясь.

— Что-то движется в воде слева, — предупредил я. — Остерегайся.

Женщина мгновенно выдернул ноги из воды и, развернувшись, примостилась на брёвнах вперёд лицом.

В следующий момент, мы увидели как по водой извиваясь словно язык кнута, вдоль плота проплывает узкая тёмная фигура, футов пять длиной. Маленькая треугольная голова змеи скользила под водой, чуть-чуть не касаясь поверхности. Я не думал, что она могла представлять для нас большую опасность, но имелась некоторая вероятность того, что движение ног женщины в воде, могло привлечь её внимание.

— Это — болотный щитомордник, — объяснил я.

— А он ядовитый, — поинтересовалась она, разглядывая тёмную ленту.

— Да, — ответил я, и женщина тут же отползла от края.

— Никогда прежде не видела ничего такого, — пробормотала она.

— Они довольно редкие, — пожал я плечами, — даже здесь, в дельте.

— А они также ядовиты как осты? — полюбопытствовала Ина.

Мне вспомнился один коротышка, с которым я когда-то был знаком в Тарне. Его тоже звали «Ост». Нельзя сказать, что это было неподходящее для него прозвище. С момента начала восстания на шахтах, за которым последовала и революция в самом городе, я никогда больше не видел его, и даже не слышал о нём. Не знаю, пережил ли он то восстание и революцию, оставившую в прошлом эпоху матриархата в Тарне. Даже и по сей день женщины в Тарне почти поголовно рассматриваются как бесправные презренные рабыни. У мужчин Тарны, оказалась превосходная память, а история многому их научила. Женщины Тарны могут стать свободными только временно, на то недолгое время пока длится беременность, а после родов они порабощаются повторно. По закону Тарны человек, считается свободным, даже если он выношен и рождён рабыней. Это отличается от многих других городов, где обычно предполагается, что потомство рабыни тоже несвободно, и принадлежит владельцу матери. В Тарне даже воспитание молодежи разделено по половому признаку. Мальчиков изначально приучают быть мужчинами и владельцами, о девочек готовят быть женщинами и рабынями. Для мальчиков частью Церемонии Домашнего Камня является клятва о доминировании, в которой они клянутся никогда не предавать своей природы, оставаясь господами над женщинами. Именно на этой церемонии, они получают два жёлтых шнура, которые по традиции все мужчины Тарны носят в поясе. Эти шнуры, каждый около восемнадцати дюймов, очень подходят для того, чтобы связать женщине руки и ноги. Юные женщины Тарны тоже присутствуют на той церемонии, однако им не позволено целовать или касаться Домашнего Камня. Наоборот, прямо перед ним их раздевают и заключают в ошейники. Только что принесшие свою клятву юноши тут же связывают их своими жёлтыми шнурами, так, чтобы они сразу же познали это ощущение. По окончании церемонии, девушку обычно уводит домой тот или иной из парней, чаще всего тот, чьими шнурами оказались связаны её руки, а это обычно именно тот, кто проявил интерес к её приобретению. Вот так, на его поводке она попадает, обычно в дом его отца и, зачастую, по-совместительству, владельца его биологической матери. В силу этой церемонии, девушка отныне по закону считаются рабыней юноши, который уже сам будет решать оставить её себе или продать. Дошло даже до того, что теперь свободные женщины других городов, посещающие Тарну, должны на воротах, получать временные ошейники и рабские туники и ходить по городу только на поводке. Как бы это ни было парадоксально, но правила в Тарне в течение нескольких последних лет Татрикс Лара. Безусловно, у неё самой, как жительницы города, очевидно, имелось некоторое понимание того, чем должна быть рабыня. Насколько я помню, в своё время она это хорошо изучила. Кстати, несколько месяцев назад, будучи в Порт-Косе, я слышал от одного торговца серебром уроженца Тарны о том, что Лара отреклась от престола. Возможно, сложение ей своих полномочий пойдёт на благо города. Мне трудно судить об этом. Несомненно, это должно покончить с некоторой политической напряженностью в городе, однако, по моим сведениям, за время её долгого правления, совместного с администратором Кроном, Тарна, наконец, достигла похвальной политической стабильности. Со слов всё того же торговца серебром, я смог заключить, что сложении Ларой своих полномочий, не было ни насильственным актом, ни результатом чрезвычайного политического давления на неё. Это был целиком и полностью добровольный акт, очевидно расцененный ею как пошедший на благо города. Но, не исключено, что это было сделано и в её собственных, личных интересах. Торговец не знал дальнейшей судьбы Лары. Можно предположить, что теперь она просто одна из женщин Тарны, всего лишь ещё одна рабыня из многих. И могу только надеяться, что она теперь счастлива.