— Неужели, Вы действительно собираетесь оставить меня здесь, в таком состоянии? — всхлипнула моя пленница.

— Да, — кивнул я, закрывая за собой дверь.

— Я не знала, что это Вы, — прошептала женщина.

— Всё в порядке, это я, — успокоил я Ину.

Снаружи уже совсем рассвело, но здесь в трюме царил полумрак, разрываемый лучами света, проникавшими сквозь щели и проломы в ставнях. Ина прекрасно выглядела в этих колодках, хотя она, на мой взгляд, уже должна была испытывать определённый дискомфорт.

— Мне удалось сбить камнями пару небольших гантов, — похвастался я своей добычей.

Я не стал ставить её в известность, что помимо охоты на гантов, я ещё и занимался разведкой местности, что собственно и было моим основным намерением. У меня появились подозрения, что мы могли уже добраться до тех мест, через которые отступали из дельты солдаты Ара. В подтверждение своих подозрений, я обнаружил остров с остатками походных костров, брошенным снабжением и прочим мусором.

Бросив гантов на скамью, на соседнее с Иной сиденье, я осмотрел внутренности трюма при относительно нормальном освещении. Раньше, по обе стороны центрального прохода, имелись пять скамей, по пять мест на каждой. Сейчас, конечно сохранились далеко не все. Вдоль обоих бортов шли ряды стальных колец. Посредством таких колец и цепей, в этом трюме можно было перевозить неопределенное количество невольниц, это помимо тех, что размещались на пятидесяти сидячих местах на скамьях. Хотя это и не практично в дельте, но вообще-то такие баржи, можно было связать в караван и буксировать все вместе. Впрочем, обычно в такой невольничьей барже, перевозят не больше пятнадцати — двадцати рабынь.

Я окинул взглядом свою пленницу, в который раз убедившись, насколько хорошо она удерживалась в колодках. Осознав, что её рассматривают, женщина втянула живот и выпрямилась насколько смогла, конечно. Да, следует признать, что выглядела она необыкновенно соблазнительно.

— Надеюсь, мой похититель доволен своей пленницей, — прошептала Ина.

— Возможно, — неопределённо пожал я плечами, — как свободной женщиной.

Она не стала спрашивать меня, ни где я был, ни почему меня не было так долго. Она уже успела изучить достаточно, чтобы не делать такой глупости, которая вполне можно стать причиной для наказания.

— Думаю, что в этот раз, ради того, чтобы приготовить гантов, мы можем позволить себе небольшой костерок, — сказал я. — Если развести огонь здесь на железной пластине, дыма будет немного, да и тот будет распределяться по трюму, а выходить в несколько окон. Сомневаюсь, что его можно будет заметить снаружи.

Ина даже не заикнулась, чтобы попросить меня освободить её от колодок. Судя по всему, за те несколько анов, что меня здесь не было, для неё стало ясно очень многое, впрочем, как я и ожидал, даже притом, что она была свободной женщиной. Зато она, тихим стоном, продемонстрировала мне обуревавшие её потребности. Это показалось мне очень интересным. Вообще-то я оставил её в колодках, вовсе не для того, чтобы возбудить, а, прежде всего, ради её же безопасности, ну и немного, чтобы продемонстрировать одну из сторон жизни рабынь.

Теперь она, взволнованно сверкая глазами, призывно смотрела на меня. В её глазах, как в открытой книге, читалось, что теперь она действительно изучила и поняла многое из того, что, возможно, было не до конца ясно ей раньше, и прежде всего то, что её подчинение моим желаниям было бескомпромиссным и абсолютным.

— Ты сидишь, на том самом месте, которое, можешь не сомневаться, много раз полировали своими ягодицами бесчисленное множество рабынь, — сообщил я ей, и услышал ещё один тихий стон, свидетельство женских потребностей.

— И Ты больше не похожа на свободную женщину, — улыбнулся я. — Скорее, я вижу перед собой влюблённую рабыню.

— Первый ан, я был зла, — призналась Ина. — Я даже попыталась бороться некоторое время. Пожалуйста, не бейте меня за это!

— Не в этот раз, — успокоил я женщину.

— А потом, позже, я вдруг поняла, что должна ждать Вас здесь, там куда Вы меня поместили, и в том же положении, в которое поместили, и столько, сколько Вы пожелали. Меня охватили странные чувства.

— И? — протянул я поощрительно.

— Я стала ждать вас. И я тосковала по вам, — призналась пленница.

— Ну, это понятно, — пожал я плечами, — просто тебе хотелось поскорее освободиться.

— Нет, — мотнула она головой, торчавшей из досок. — Не всё так просто.

— О-о-о? — вопросительно протянул я.

— Оставленная здесь в полной беспомощности, я начала ощущать странные чувства в животе, да и во всём теле, — попыталась объяснить женщина. — Они как-то связаны с вами.

— Это всё колодки, — сказал я.

Ина жалобно, непонимающе посмотрела на меня, потом в её глазах мелькнул огонёк понимания.

— Ох! — выдохнула она.

— Я вижу, что Ты говоришь правду, по крайней мере, пытаешься, — кивнул я.

— Да! — воскликнула моя пленница.

— Но мне кажется интересным тот эффект, который такие устройства оказывают на женщину, — задумчиво проговорил я.

— Дело не только в этих досках, — сказала она, — уверяю Вас. Здесь что-то другое, значимое, цельное.

Я понимающе кивнул, поощряя Ину.

— Вы сделали меня объектом своего желания, — попробовала объяснить женщина, — и я была беспомощна перед этим!

— Совсем, как рабыня? — уточнил я.

— Да! — воскликнула она.

— Нет, — усмехнулся я, — совсем не так, поверь, нет ничего даже отдаленно напоминающего, поскольку Ты не принадлежишь.

— Дотроньтесь до меня! — вдруг попросила меня Леди Ина.

Всё это связано, как мне кажется, с мужским доминированием и его влиянием на женщину, вдруг обнаруживающую себя абсолютно беспомощной там, где её и надлежит быть, и её пониманием того, что это её истинное место в природе. Думаю, что сексуальность в женщине, это вопрос цельности всего её существа. Это — поразительная, великолепная особенность, способная повлечь за собой полное преобразование женщины, вырвав на поверхность её прекрасную сущность. Рабыня, например, в своём возбуждении и красоте, является истинным воплощением чувственности, любви и служения.

— Дотроньтесь до меня! — повторила пленница.

— Может, стоит сначала освободить? — поинтересовался я.

— Освобождайте или не освобождайте, делайте, как вам нравится, — всхлипнула она, — только дотроньтесь до меня!

Я с интересом посмотрел на беспомощную женщину.

— Я абсолютно беспомощна, — заплакала Ина. — И я умоляю вас об этом!

— То есть, Ты нуждаешься в сексуальном облегчении? — уточнил я.

— Я — свободная женщина. Пожалуйста, не надо заставлять меня говорить об этом! — простонала моя пленница, но наткнувшись на мой взгляд, всхлипнула и ответила: — Да, мне нужно сексуальное облегчение!

— Смелое признание, — покачал я головой.

— Ну пожалуйста! — взмолилась женщина.

— Если Ты получишь такое облегчение сейчас, — предупредил я, — твои потребности, со временем, вновь заявят о себе, возможно ещё более неуклонно и требовательно.

— Пожалуйста, — повторила Ина, глотая слёзы.

— Впрочем, — пожал я плечами, — всё же, это не совсем то, как если бы Ты была рабыней, тогда бы это происходило при полном понимании категоричности полной неволи.

— Пожалуйста!

— Ты соблазнительна, — признал я, проводя рукой по её талии.

— Не так! — простонала она. — По-хозяйски! Так, как дотрагивается хозяин до своей рабини! Пожалуйста, по-хозяйски!

— Но Ты — свободная женщина, — напомнил я, невинным голосом.

— Пожалуйста! — задохнулась Ина. — О-о-оххх! О-о-а-а-ахх!

— Не дёргайся! — прикрикнул я на неё, всё же мне не хотелось бы, чтобы она повредила себе кожу о края колодок и причинила себе боль.

Но Ина уже с трудом могла контролировать своё тело, её маленькие плечи вдруг дёрнулись вверх, и остановились только когда упёрлись в доски колодок. Она потянула руки, словно пытаясь вытащить из отверстий, но кистям рук ни за что не удалось бы пройти сквозь отверстия. Всё что она могла сделать руками, это сжимать и разжимать кулаки. Женщина закрыла глаза и начала мотать головой из стороны в сторону.