— Это — мужчина, — намекнул я любопытной Ине, вынырнувшей в первом ряду, и она тут же встала перед ним на колени, положила ладони на песок и ткнулась между ними головой в песок, отдавая почтение.

Конечно, он был совсем молод, а она уже зрелая женщина, но она была женщиной, а он мужчиной, а потому именно Ина обязана была выказать ему почтение, подчиняя свою женственность его мужскому началу. Ренсовод от такого жеста на мгновение опешил. Похоже, на своём острове он не привык к получению такого внимания и уважения от красивых женщин. Женщины ренсоводов, в целом славятся своим сварливым и ревнивым характером. Многие из них, как мне кажется, полагают, что быть женщинами это унизительно, а потому зачастую ведут себя так, словно скорее являются суррогатом мужчин, чем настоящими женщинами. Правда, теперь в дельту приходят другие времена. Увеличивающееся с каждым годом количеством рабынь, не трудно догадаться, с каким негодованием была встречена эта тенденция местными свободными женщинами, приводит к тому, что многие из мужчин, кому повезло обзавестись невольницей, становятся куда менее расстроенными и униженными чем они привыкли быть прежде. Сами ренсоводки, кстати, как только оказываются в рабстве, и узнают что их нелепые отговорки теперь безвозвратно остались в их прошлом, быстро превращаются в превосходных рабынь, что давно признано работорговцами. Не случайно же они так часто приходят в дельту, чтобы сторговать здесь женщин, обычно лишних дочерей, которые, что интересно, зачастую и сами не горят желанием оставаться на ренсовых островах. Впрочем, точно так же, как и многие другие женщины, которые по собственной инициативе предлагают себя деревенским старостам в качестве товара для подобного торга. Доходили до меня, кстати, кое-какие слухи о том, что на некоторых ренсовых островах, мужчины устроили своего рода бунт и сами поработили своих женщин. Говорят, теперь они держат их в верёвочных ошейниках с подвешенными маленькими дисками, на которых указываются имена их владельцев. Благодаря им, тавро для клеймения кейджер, обычно стандартного вида, теперь стало одним из привычных товаров на торговых площадках в дельте. Полагают, что эти мужчины являются самыми опасными из ренсоводов, поскольку они осознали себя настоящими мужчинами. Подобный всплеск мужской энергии имел место в Тарне, сразу же после ниспровержения тамошнего матриархата.

— Ренсовод, — прорычал один из наших мужчин.

Парень гордо расправил плечи, но попятился.

— Я помню тарларионов и их стрелы, — заявил другой.

— Точно, такое не забывается, — согласился третий.

— А я никогда не забуду наш поход через ренс, — сказал четвёртый.

А паренёк-то оказался не из робкого десятка.

— Видите раскраску на его лице, — указал кто-то.

— Точно, — поддержал его ещё один и, сдёрнув с разведчика ветки кустарника, добавил: — и вот это тоже.

— Прирезать ренсовода, — предложил солдат, доставая нож.

— Точно, убить и дело с концом, — бросил его товарищ.

— Стоять! — прикрикнул я на особо рьяных.

— Давай, я перережу ему горло, — наступал тот что с ножом.

— Назад, — приказал я ему. — Где Лабений?

— Вон там, — указали мне сразу несколько мужчин.

Обернувшись, я увидел Лабения в нескольких ярдах от меня. Офицер стоял лицом к деревом, положив на его ствол свои вытянутые руки. Можно было подумать, что он там медитировал.

— Давайте отведём его к капитану, — предложил я.

Это казалось мне наиболее вероятным способом спасти мальчишке жизнь. Я опасался, что его юный возраст не имел никакого значения для мужчин, которые познакомились со стрелами, прилетающими из ниоткуда, кому пришлось пережить весь ужас похода через дельту и потерять здесь своих товарищей. Для солдат имело значение только то, и я не стал бы упрекать их за это, что такой парень, крупный, здоровый и сильный, даже теперь мажет натянуть большой лук, а если не теперь, то через год или два. Кроме того, в моей голове родилась сумасшедшая по своей абсурдности идея. Признаться, мне было любопытно, нет ли подобных мыслей у Лабения.

— Да, — неожиданно поддержал меня тот, что размахивал ножом, — давайте отведём его к капитану!

Когда его подвели к Лабению, который встрепенулся, словно очнувшись от своей задумчивости, и повернулся к нам лицом, то парень заметно побледнел.

— Мы доставили к вам ренсовода, — объявил солдат с ножом.

— Это шпион! — пояснил другой солдат.

— Его Тэрл поймал! — добавил третий.

— Судя по внешности, это охотник и убийца, — уточнил четвёртый.

— Это — мальчишка, — сообщил я.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросил Лабений, повернув голову к ренсоводу и продемонстрировав тому свои глаза, представлявшие сплошной уродливый шрам.

— Хо-Тенрик, — не без гордости представился тот.

— Это что-то означает? — поинтересовался я.

Я решил, что стоит уточнить причину его решения представиться таким образом, поскольку, мне показалось, что это могло бы иметь некое значение. «Хо», кстати, на Горе является приставкой, обычно указывающей на происхождение. Она иногда используется, а иногда нет. В данном контексте её использование, по-видимому, указало на то, что молодой человек был сыном или потомком, родным или приёмным, человека по имени «Тенрик». Можно было бы, конечно, перевести его имя как «Тенриксон», но пусть уж лучше оно остаётся в своём оригинальном, гореанском звучании.

— Я — сын Тэнрика, — пояснил он, — брата Тамруна.

Мужчины недоумённо посмотрели друг на друга. Не трудно догадаться, что это имя мало что могло сказать кому бы то ни было из них.

— Я племянник Тамруна, — гордо добавил Хо-Тенрик.

— Я уже понял, — кивнул я, про себя отметив, что Лабений запомнил это имя, всё же я когда-то упоминал его в одном из наших разговоров.

— Ты пришёл сюда из деревни Тамруна? — уточнил я.

— Нет, — ответил парень.

— Значит из одной из тех, что находятся поблизости от его деревни? — предположил я.

— Да, — не стал отрицать он.

— Далеко же Ты — забрался от дома, — заметил я.

— Мы здесь охотимся на солдат Ара, — усмехнулся он.

— Убить его! — крикнул один из солдат.

— А кто такой этот Тамрун? — проявил любопытство другой.

— Тамрун — это верховный вождь здешних ренсоводов, — объяснил я, — своего рода легенда, стратег и государственный муж местного уровня, почти как Хо-Хак, для ренсоводов западных болот, один из немногих, кому когда-то удалось организовать и сплотить вокруг себя большинство их кланов.

— Значит, это он был организатором нападений на нас? — уточнил солдат.

— Полагаю, что да, — кивнул я.

— Да! — гордо заявил юнец. — А ещё я и все мужчины моей деревни участвовали в этом.

Честно говоря, я не думал, что эти его нетерпеливо хвастливые заявления, в данных обстоятельствах, были разумны и необходимы.

— Превосходная месть, — криво усмехнулся один из солдат. — Нам в руки попался племянника этого самого Тамруна.

— Я не боюсь пыток! — заявил Хо-Тенрик.

Похоже он действительно был отчаянным храбрецом. Сам я всегда питал здоровую неприязнь к пыткам, даже, если можно так выразиться, на грани полного отвращения к ним.

— Почему Вы на нас нападали? — спросил Лабений.

— Вы — наши враги, — ответил ренсовод. — Вы вторглись в наши земли.

— Но мы же преследовали косианцев! — воскликнул один из солдат.

— Если в дельте и есть косианцы, то их очень немного, — заметил Хо-Тенрик.

— С его точки зрения, он абсолютно прав, — сказал я. — В конце концов, они-то знали, что в дельту не входили никакие отступающие косианские войска, а, следовательно, они вполне обоснованно могли предположить, что и вы тоже это знали. Затем, к сожалению, одна была сожжена из их деревень, и этот факт естественно был расценён как начало боевых действий против них. Если Ты пнул ларла, то не стоит обвинить его в том, что он заметил этот факта.

— Ты что, встал на их сторону? — опешил мой оппонент.

— А что бы Ты сам подумал, если бы был одним из них? — спросил я.