— Здесь есть еда, — радостно воскликнула Клодия из угла.

— Хорошо, — отозвался я. — Съешь.

Она торопливо запихнула кусок хлеба в рот, давясь им, словно превратилась в голодное жадное маленькое животное. Скорее даже она питалась с рвением полуголодной рабыни.

— Сведи ноги, — приказал я, глядя вниз на надзирательницу, — руки вытяни по бокам, ладонями вверх.

Как только девушка выполнила мою команду, я присел рядом с ней. Она тревожно дёрнулась, но позы не изменила.

— Эти тряпки, несомненно, скроены таким способом, чтобы их легко было сбросить с себя, не так ли? — осведомился я.

Надзирательница буркнула что-то гневное и непроизвольно дёрнулась. В любом случае, её платья я пока не касался. Зато сдёрнул с неё тюрбан, о котором я изначально подумал, что он предназначен, чтобы прикрыть остриженную налысо голову.

— Ой! — взвизгнула девушка.

— Ух-ты! — опешил я, к своему удивлению обнаружив, что её волосы, выпавшие из-под тюрбана, рассыпались ниже плеч.

— Ого, — выдохнула Леди Клодия, заинтересовавшись происходящим, подошедшая ко мне, с коркой хлеба в руке.

— Да, — протянул я. — А волосы-то не сострижены.

Надзирательница сердито дёрнулась.

— Насколько я помню, — сказал я, обращаясь к Леди Клодии, — Ты тоже не захотела постричься.

— Нет, — улыбаясь, ответила та. — Я была слишком тщеславна, и слишком гордилась ими. Мне казалось, что они слишком красивы, и мне не хотелось походить на одну из тех девок, которые носят воду на карьере, или работают на мануфактуре или в жаркой прачечной. Я решила, что пусть другие женщины жертвуют своими волосами, а не я. Правда, когда меня поймали на стене, волос я лишилась мгновенно.

— Тогда это уже было наказанием, — заметил я.

— Несомненно, — согласилась Клодия, — кроме того, у города была потребность в тросах для катапульт.

— Как тебя зовут, пленница? — спросил я нашу бывшую надзирательницу.

— Пленница? — попыталась возмутиться она.

— Даже не сомневайся, — заверил её я.

— Публия, — представилась девушка.

— Ты свободная? — решил уточнить я.

— Конечно! — ответила она возмущённо.

— Ты уж прости меня, — усмехнулся я, — но наиболее распространенные места клеймения прикрыты этими тряпками.

Девушка опять дёрнулась.

— Как Ты думаешь, — обратился я к Клодии, — побуждения Леди Публии, касательно её волос, были такие же как и у тебя?

— Думаю, что да, — с набитым ртом проговорила женщина, только что запихнувшая в рот остатки хлеба.

— И Ты абсолютно правильно думаешь, — заверил её я, — но, подозреваю, что в её случае, была ещё одна причина, до которой Ты не додумалась.

— Какая же? — сразу заинтересовалась Клодия.

Но я уже обернулся к нашей лежащей ничком пленнице и спросил:

— Из какой Ты касты?

— Из торговцев, — ответила Публия.

— В целом, это довольно зажиточная каста, — заметил я.

— Это и моя каста тоже, — признала Клодия.

Я сдёрнул кошелёк с пояса пленницы, порвав при этом шнурки. Тяжёлый у неё оказался кошель. Бросив его своей сокамернице, я кивнул, чтобы она проверила, что в нём.

— Ух-ты, сколько здесь золота, — воскликнула она.

— Пересыпь его в мой кошелёк, — приказал я, и Клодия немедленно занялась делом.

— Как же так, Леди Публия? — спросил я. — Ты, член касты Торговцев, и до самого последнего момента обладательница тяжёлого кошелька, вдруг ходишь босой и рядишься в тряпки?

Девушка помалкивала.

— Да ещё такие интересные тряпки? — добавил я, хмыкнув.

Она снова предпочла не отвечать на мой вопрос.

— Что-то я сомневаюсь, что Ты сама их шила, — заметил я, потеребив ткань пальцами. — Чувствуется, знаешь ли, рука опытного портного. Если присмотреться к швам повнимательнее, то видно, что работал профессионал, слишком уж они плотные, ровные и аккуратные. Впрочем, я нисколько не сомневаюсь, что кроил он по твоим указаниям. Всё точно просчитано, чтобы казаться обносками, но при тщательном рассмотрении, видно, что это больше похоже на карнавальный костюм.

При этом я улыбнулся про себя. Я знал, что рабыни тоже частенько практикуют подобные хитрости со своим короткими откровенными та-тирами, кажущимися простыми лохмотьями, подходящими их низкому статусу. Видел я, как они трудились над такими тряпками, чтобы показать дюйм своего тела здесь, но скрыть там, таким образом, создавая шедевр чувственности, уязвимости и провокации. Такими, и не только, способами, эти соблазнительные, любвеобильные, закованные в ошейники маленькие животные, часто спасают себя от наказаний и доводят свих владельцев до полубезумного от желания и страсти состояния.

— Поздравляю, — усмехнулся я. — Весь ансамбль продуман до последней детали, особенно мне понравились разные длины зубцов на подоле, отчего твои икры время от времени сверкают а разрезах. Всё говорит о том, что у тебя замечательное воображение и изумительный вкус.

Пленница что-то пискнула, но на этот раз мне послышались нотки удовлетворения.

— Вопрос относительно того, зачем тебе мог бы понадобиться такой костюмчик, конечно, остаётся открытым.

Девушка, лежавшая передо мной, замерла.

— Впрочем, загадка легко решается, — усмехнулся я, — если знать, как эти одежды, в отличие от одежд свободной женщины, могут быть легко, быстро и вызывающе сброшены. Интересно, носишь ли Ты, типичное для свободных женщин, даже представительниц низших каст, нижнее бельё?

Маленькие кулачки бывшей надзирательница в ярости сжались так, что побелели костяшки пальцев.

— А ну-ка вставай на колени, — приказал я, — теперь повернись лицом ко мне.

Девушка повернулась, не скрывая своего раздражения, впрочем, вся её злость сразу сменилась страхом, робостью и послушанием, стоило мне только взяться за её вуаль. Я осторожно потянул лёгкую ткань на себя, и Публия немедленно упала на четвереньках, в надежде уменьшить натяжение на вуали, и не дать мне сдёрнуть её. Глаза девушки вдруг стали безумными, расширились и чуть не выпали из орбит.

— Нет, — простонала она, — пожалуйста, только не снимайте мою вуаль.

— Да я и не собирался этого делать, — успокоил я Публию, и дождавшись её вздоха облегчения, добавил: — Леди Клодия сделает это.

Из широко раскрытых глаз девушки брызнули слёзы отчаяния.

— В конце концов, Ты же видела её без вуали, — пожал я плечами.

Пленница заплакала.

— Оставайся на четвереньках, — предостерёг я бывшую надзирательницу.

Стоя так, она была неспособна помешать Клодии, ну и конечно не смогла бы прикрыть лицо руками.

Моя пленница задрожала.

— Только снимай вуаль очень аккуратно, — предупредил я свою сокамерницу.

У меня были свои причины на то, чтобы сохранить вуаль неповрежденной.

— Пожалуйста, нет! — взмолилась Публия.

Вуаль был закреплена на завязках, и Клодия, осторожно, обеими руками, сняла её с головы нашей бывшей надзирательницы.

— Красивая! — вынуждена была признать Леди Клодия.

— Пожалуйста, только не смотрите на мои губы! — всхлипнула пленница.

Но моя рука уже была в её волосах, задирая голову девушки вверх.

— Губы действительно превосходные, — признал я. — После соответствующего обучения, целовать её будет одно удовольствие.

— Она очень красивая! — вздохнула Клодия.

— Не красивее тебя, — успокоил я женщину.

— Правда? — спросила Леди Клодия, и непроизвольно задержала дыхание.

— Конечно, правда, — заверил я женщину.

Клодия мгновенно выдохнула, возможно представив насколько привлекательной она сама может быть.

— А Ты можешь снова встать на колени, — бросил я пленнице, убирая руку с её волос.

Публия, не теряя времени поднялась на колени и сразу прижала руки у лицу.

— А вот руки опусти, — велел я.

— Но на мне же нет вуали! — попыталась протестовать девушка.

Это было верно, стоит только ей опустить руки, и ее губы, рот и лицо во всей их выразительности, изысканности, чувственности и красоте окажутся обнажены, выставлены на всеобщее обозрение! Их сможет рассматривать кто угодно! Её лицо окажется голым, так лицо рабыни.