— Позвольте мне поцеловать вас! — закричала пятая.

Остальные женщины, услышав такое предложение, задохнулись сначала от удивления, а потом от гнева, протеста и негодования, шокированные её наглостью.

— Испытайте меня, — предложила пятая женщина, соблазнительно выгибаясь.

— Шлюха! Шлюха! — наперебой закричали на неё другие женщины.

Это было приглашение рабыни. Меня даже несколько заинтриговало, откуда свободная женщина могла знать об этом. Впрочем, далеко не все свободные женщины столь уж несведущи, как полагают мужчины. Признаков того, что рабство конкретно этой женщины, стоявшей последней, уже очень близко к поверхности, было предостаточно. Конечно, я не мог знать этого наверняка, но был уверен, что ей часто приходилось бороться с этим.

— Нетерпеливые губы свободной женщины ждут Вас, — позвала меня стоявшая пятой.

Подойдя, я встал перед женщиной, и она, не обманув моих ожиданий, потянулась вперёд, пытаясь добраться до меня, но было остановлена цепью. Замерев на мгновение, я, с задумчивым видом полюбовался, как она напрягается, стараясь дотянуться до меня. Поймав её удивлённый взгляд, я заметил в нём удивление, быстро сменившееся испугом, от понимания того, что теперь, когда она сделала своё столь смелое предложение, я могу и не захотеть принять эго. Что если теперь, оскорбив её и опозорив перед сёстрами по несчастью, её разоблачительный, ошеломительный, неожиданный порыв будет отклонён? Вдруг, она сейчас получит презрительную пощёчину или порцию насмешек. Искорка страха в её глазах быстро начала разгораться в пожар ужаса. Но я не дал ей сгореть в этом огне и, взяв её голову в руки, прижался своими губами к её. Всё началось с робкого поцелуя свободной женщины, но затем, когда я, не дав ей разорвать его, удержал её в своих руках, она сама прижалась ко мне. Закончился этот поцелуй, хотя и, несомненно, всё ещё бывший поцелуем свободной женщины, весьма прозрачным намёком на скрытую внутри её тела страсть. Теперь я уже не сомневался, что помещённая в подходящие условия беспомощности и подчинения, а так же при надлежащем обучении, она откроет в себе способности к откровенным поцелуям рабынь, по крайней мере, быстро к ним приблизится.

Наконец, я отпустил женщину, и она поражённо уставилась на меня. Её тело всё ещё рефлекторно вздрагивало, руки мёртвой хваткой сжимали цепь, шедшую от наручников к кольцу в стене. Вдруг она опомнилась и, попытавшись успокоиться, выпустила цепь. Её маленькие руки теперь снова, как и прежде, обвисли внутри железных браслетов. Вот только успокоиться у неё не получалось. Её всё ещё заметно потряхивало.

— Выкупите меня, — лукаво глядя на меня, попросила она.

— Испытайте меня! — позвала хорошенькая стройная девушка, стоявшая четвертой, и казавшаяся наиболее скромной из всей пятёрки.

На мой взгляд, из них именно она могла послушнее и охотнее, и с наибольшей благодарностью, пойти к своим цепям.

— Шлюха! — обругала её третья женщина.

Поцелуй лишь подтвердил моё мнение о том, что со временем она может стать превосходной рабыней.

— А разве Ты не хочешь, чтобы тебя выкупили? — поинтересовался я у выпавшей из реальности девушки.

— Да! — опомнившись, воскликнула она. — Да! Конечно!

Но я-то видел, что она никогда не будет по-настоящему счастлива, пока не почувствует ошейник на своём горле.

— А как же я! — внезапно встрепенулась третья женщина. — Тогда целуйте и меня тоже! Испытайте меня!

Похоже, что и она не хотела остаться за бортом этого, внезапно возникшего, своеобразного состязания, наградой в котором могла стать свобода одной из них. И ни одной из них не хотелось бы упустить свой шанс. А возможно, не меньше они хотели увидеть, смогли бы они своим согласием на интимную близость со мной, или обещанием такого согласия, в общем искушением или обманом, вынудить меня заплатить выкуп. От меня не укрылось, что женщина, стоявшая третьей, судя по её поведению и подходу, считала себя самой красивой из всех пятерых, и расценивала свои шансы на успех в таком соревновании, как наиболее высокие. Так что, я, не давая ей времени на то, чтобы настроиться, просто сдавил её в своих руках и, не обращая никакого внимания на её вялые попытки противостоять моему напору, почти насильно и быстро, сокрушил её губы своими. На этот раз я разорвал поцелуй почти сразу, оттолкнув женщину к стене. Она поражённо и недоверчиво уставилась на меня. Похоже, ей пока ещё было невдомёк, что для того, чтобы нравиться мужчинам, мало быть блондинкой. Многому ей ещё предстоит научиться.

Отступив на шаг, я окинул оценивающим взглядом этих трёх женщин.

— Вы же ещё не испытали меня, — напомнила вторая женщина, похоже испугавшись, что я могу остановить свой выбор на тех кого только что испытал.

Пришлось поцеловать и её. Должен признать, что женщины, закованные в кандалы, могут неплохо целоваться, даже несмотря на то, что это свободные женщины. Некоторое время она смотрела на меня затуманенными глазами, но наконец, опомнилась и заявила:

— Хотя я принадлежу к высшей касте, я разрешила вам поцеловать меня, причём, не просто в руку, прикрытую рукавом и перчаткой, а в губы, и даже не через вуаль, а прямо в мои открытые голые губы, почти как если бы я могла быть рабыней! Поэтому, в ответ на такой неоценимый подарок, я рассчитываю, что теперь Вы должны выкупить меня.

— Ты — женщина, — напомнил я ей, — а, следовательно, предназначена для таких поцелуев мужчин.

— Но я же из высшей касты! — возмутилась она.

— В данный момент, возможно, — кивнул я.

Рабыни, конечно, ни к каким кастам не относятся, как и любые другие домашние животные. Рабство устраняет все искусственные различия и барьеры, возведённые между женщинами. В этом смысле можно считать, что в среде рабынь торжествует истинное равноправие. Они все становятся одинаково равными, независимо от прежних различий, обусловленных положением или богатством. Оказавшись в неволе, они все вынуждены начать с одной и той же ступени, голые заклеймённые женщины, в простых ошейниках, соперничающие друг с дружкой за внимание мужчин. Выигрывает та из них, кто сможет стать самой приятной для рабовладельца.

Возмущение во взгляде женщины сменилось яростью.

— Очень жаль, — покачал я головой, — что у меня нет с собой рабской плети.

— Вы избили бы меня? — удивлённо спросила она.

— Можешь не сомневаться, — заверил её я.

Женщина отпрянула и прижалась спиной к стене. Окинув её взглядом, я решил, что с такой фигурой она будет хорошо смотреться, пресмыкаясь у ног мужчин, униженная до статуса рабыни и вынужденная не скрывать своей женственности.

Потом я оценил внешность всех четырёх женщин, губы которых я опробовал. Каждая из них, несмотря на свой высокий статус свободной женщины, предложила себя мне, чтобы таким образом повлиять на меня и вынудить спасти её от очевидного тяжелого положения. Каждая была готова отдать мне своё тело за возможность расплатиться с её долгами. Все они, на мой взгляд, были женщинами, которые взяли за правило жить за счёт великодушия и благородства мужчин, или, по крайней мере, некоторых их мужчин, ища лёгкого пути в жизни, ради чего прибегая к чисто женским уловкам, регулярно эксплуатируя и, в некотором смысле, делая из мужчин простофиль. Несомненно, по крайней мере, до сих пор, к них был повод поздравлять себя с успехом в таких вопросах. Однако теперь все они оказались прикованными цепью к бревенчатой стене главного корпуса постоялого двора. Конечно, теперь они были напуганы настолько, что, даже притом, что пока считались свободными, были готовы развить свои женские хитрости до следующего уровня. Вероятно, в более спокойные времена, даже будучи полностью одетыми и скрытыми под своими вуалями, они скорее всего нашли бы нетерпеливых товарищей готовых оплатить их счета, возможно по первому признаку затруднения, просто за слезинку в глазу. Вот только со временами они серьёзно просчитались. Тяжёлые сейчас наступили времена. Я, задумчиво переводя взгляд с одной на другую, рассматривал этих четырёх женщин. Они сами попросили испытать их, как если бы были рабынями. Одна из них даже недвусмысленно попросила, чтобы её опробовали, хотя и кичилась своей принадлежностью к высшей касте. Это позабавило меня. Только женщина, стоявшая первой, не повела себя столь вызывающе. Похоже, она, единственная из всех, отличалась в лучшую сторону. Я услышал тихий звон цепей её кандалов.