— Возможно, — кивнул я.

— Во всяком случае, — улыбнулся командующий, — стоит предложить им не делать подобных заявлений, пока у них не появится некоторый опыт, в том предмете, о котором они говорят, грубо говоря, пока они не поносят ошейник на своих собственных шеях.

— И всё же, — заметил я, — рабство — довольно суровое наказание.

— Это так, — поддержал меня Амилиан.

Гореанское рабство — бескомпромиссно и абсолютно. Рабыня — имущество, домашнее животное. У неё нет права на то, чтобы как-то поднять, изменить или повлиять на свой статус. Она принадлежит рабовладельцу, и должна ему всё. Она может быть куплена и продана. Она должна служить с совершенством.

Амилиан окинул Леди Клодию взглядом и спросил:

— Ты понимаешь смысл нашей беседы, тебе ясно, о чём мы говорим?

— Да, — ответила женщина.

— Это хорошо, — кивнул он, и торжественно проговорил: — Клодия, Леди Форпоста Ара, свободная женщина.

Та, выпрямившись перед ним на колени, замерла и даже задержала дыхание, выжидающе глядя на него.

— Преклони голову к палубе, — потребовал командующий.

Мужчины тоже задержали дыхание, увидев, как свободная женщина совершает подобное действие. Уверен, многие из них в этот момент с трудом сдержались, чтобы не схватить её.

— Подними голову, — приказал Амилиан, и когда она сделала это, объявил: — Ты была признана виновной в измене и приговорена к смертной казни через сажание на кол. Властью, вверенной мне, я сделал это. Той же самой властью я теперь отменяю смертный приговор.

— Командующий! — воскликнула Леди Клодия, заливаясь слезами.

— Ты ожидаешь избегнуть наказания? — осведомился мужчина, и она тут же опустила голову, задрожав всем телом. — Ты знаешь что за цепи на тебе надеты?

— Это рабские цепи, — ответила женщина.

— И надо признать они хорошо смотрятся на тебе, — усмехнулся он.

Леди Клодия покраснела и молча опустила голову. Но в следующее мгновение она, внезапно, в панике, похоже, неспособная контролировать себя, она вцепилась в те цепи, что были на её руках, сначала отчаянно попытавшись стянуть браслеты с запястий, затем дергая их в стороны. Но сталь надёжно держала свою пленницу.

— Ясно ли Ты понимаешь, — спросил он, — что теперь предполагается сделать с тобой?

— Да, — испуганно ответила женщина.

— Я намериваюсь, приговорить тебя к рабству, — предупредил командующий. — Ты понимаешь то, что это означает?

— Думаю да, — сказала Леди Клодия, — любая свободная женщина может понять, что это означает.

— У тебя есть что сказать, прежде чем я вынесу тебе такой приговор?

— Нет, — выдохнула она.

— Я приговариваю тебя к рабству, — произнёс Амилиан окончательный приговор.

Приговоренная задрожала.

— Теперь остается только, привести приговор в исполнение, — сказал командующий. — Если Ты желаешь, чтобы я исполнил его лично в зале суда, то я сделаю это. Но, с другой стороны, Ты можешь привести такой приговор в исполнение и самостоятельно.

— Я? — удивлённо, переспросила женщина.

— Конечно, — кивнул он.

— Вы хотите, чтобы я сама объявила себя рабыней? — спросила Клодия.

— Или это сделаю я, — пожал он плечам. — В конце концов это не имеет никакого значения.

— В сердце, — вздохнула женщина, — в течение многих лет, я сама знала, что была рабыней. Значит, мне будет подобающе, как мне кажется, если именно я произнесу эти слова.

Амилиан пристально посмотрел на неё.

— Я — рабыня, — набрав побольше воздуха в грудь, произнесла бывшая Леди Клодия.

Мужчины выкрикнули, с удовольствием приветствуя её слова, и ударили себя по левым плечам в гореанских аплодисментах, оценивающе глядя на новообращённую рабыню, стоящую на коленях перед Амилианом и испуганно озирающуюся вокруг себя.

— Тащите сюда и другую рабыню тоже, — велел Амилиан, указывая в сторону прежней Леди Публии.

Через мгновение обе рабыни, голые, закованные в сирики, стояли перед ним. Мужчины довольно грубо, пинками, подправили позы рабынь, чтобы они стояли на коленях как полагается по их статусу, выпрямив спины, сидя на пятках и расставив колени в стороны.

— Каллидор, друг мой, — позвал Амилиан, — посмотри-ка на этих двух рабынь.

— Да я уже давно смотрю, — усмехнулся капитан.

— Ты доволен их видом? — полюбопытствовал командующий.

— Вполне, — кивнул Каллидор. — Для меня очевидно, что обе родились для ошейника.

— Вот эту, — указал Амилиан на прежнюю Леди Публию, — мы будем звать Публией, по крайней мере, в течение некоторого времени.

— Кто Ты? — спросил Каллидор, обращаясь к Публии.

— Публия! — отозвалась та.

— А эта, — продолжил Амилиан, тыкая пальцем в бывшую Леди Клодию, — пусть на первое время будет Клодией.

— Твоё имя? — поинтересовался Каллидор у прежней Леди Клодии.

— Клодия! — быстро ответила женщина.

— Хочу попросить, если это тебя не слишком затруднит, дружище, — сказал Амилиан повернувшись к Каллидору, — взять обеих рабынь в Порт-Кос и там должным образом заклеймить и заковать в ошейники.

Я улыбнулся. У меня не было никаких сомнений относительно будущего статуса Публии, как впрочем, и Клодии тоже. Уверен, что обе будут превосходно выглядеть в одеждах рабынь, если, конечно, им разрешат одеваться вообще.

— А затем, — продолжил Амилиан, — если Ты не против, раз уж одна из этих женщин была готова сдаться косианцам, а другая продала им свой город, проследить, чтобы они оказались в собственности косианцев.

— Это будет несложно устроить, — заверил его Каллидор. — У нас в Порт-Косе много косианцев, посланников, торговцев и прочих.

Женщины украдкой обменялись взглядами. Их судьбы отныне решались мужчинами, и лично я не считал, что это несправедливо.

— У вас на борту найдутся условия для содержания рабынь? — поинтересовался командующий.

— В трюме, — ответил Каллидор, — есть несколько рабских клеток.

— Превосходно, — кивнул Амилиан, и повернувшись к рабыням насмешливо бросил: — Дамы, вы можете исполнить почтение перед владельцами.

Обе невольницы согнулись в поклоне, положив ладони рук на палубу и дотронувшись лбами досок.

Амилиан легонько кивнул Каллидору, намекая на то, что у него, по крайней мере, в данный момент больше нет никакого интереса к этим двум женщинам.

— Уведи их в трюм, — приказал Каллидор одному из своих матросов. — В клетки их.

Парень, встав между этими двумя рабынями, схватил их за руки, Клодию за правую, а Публию левую, и, вздёрнув обеих на ноги, повернул и подталкивая впереди себя, не отпуская их рук, повёл женщин к открытому люку ведущему на нижнюю палубу.

— Честно говоря, те клетки довольно мелкие, — как бы извиняясь, сообщил Каллидор. — В действительности, это клетки скорее для наказания, чем для содержания.

— Это неважно, — отмахнулся Амилиан.

— Ну да, конечно, — понимающе кивнул Каллидор, — вероятно, для них будет лучше сразу начать осознавать, что они — рабыни.

— Разумеется, — согласился Амилиан.

— Подозреваю, что утром они будут жаждать и стремиться покинуть клетки любой ценой, — заметил Каллидор.

— Так это же превосходно, — улыбнулся Амилиан.

— Однако я бы рекомендовал, чуть позже этим вечером забрать из клетки ту, которую Ты назвал Публией, и, привязав к мачте, хорошенько выпороть её плетью, — предложил Каллидор

— Непременно, дружище, — усмехнулся Амилиан.

Это было бы весьма кстати, подумал я, чтобы она, в конце концов, была наказана и хорошенько. Она попыталась использовать в своих интересах тот факт, что пока не была заклеймена и помещена в ошейник. Она попыталась выдать себя за свободную женщину. Во многих городах подобная попытка — преступление, караемое смертной казнью. Однако в данном случае, ей очень сильно повезло, хотя она, вероятно, поймёт это только спустя несколько дней, и её свежеобращённую молодую рабыню, виновную в этом, притом, что это было её первым проступком, всего лишь выпорют плетью. Однако даже в этом случае, не думаю, что она скоро забудет свою первую мимолётную встречу с упругой кожей произошедшую этим вечером. Найдётся немного рабынь, что могут забыть своё первое наказание. Ничто лучше этого не внушит ей, что теперь она рабыня и её владельцы не будут задуматься надо ли её наказывать или нет, если она вызовет их недовольство. Это первое, что следует изучить девушке. Я также уверен, что это её первое наказание может воспрепятствовать ей в ближайшем будущем, если такая возможность снова возникнет, попытаться повторить свой обман относительно своего статуса. Конечно, позже, когда она начнёт понимать то, чем должна была быть рабыня, когда она усвоит кое-что о характере её статуса, и его бескомпромиссности, она сама будет в ужасе торопливо гнать от себя такие мысли. Она больше не посмеет пустить их в свою голову. Она будет дрожать от страха, если хотя бы крошечный намёк не такую мысль случайно мелькнёт в её уме.